Канта Ибрагимов - Дом проблем
— Такие цветы лишь на могилу. А два цветка — траур.
Он бежал. Бежал на до сих пор спасающий футбол, но и там не смог найти успокоения. До полуночи бродил он по городу, боясь войти во двор, думая, что там его поджидают культурные обитатели «Образцового дома». Но во дворе, как обычно, тихо, только мать беспокоилась, что он задержался.
Наутро во дворе тоже ничего революционного, так что он, более-менее успокоившись, двинулся в другой дом, политпросвещения, а тут Кныш:
— Хе-хе, что это ты там учудил на концерте?
— Откуда вы знаете? — Мастаев так удивлен, что даже не заикается.
— Хе-хе, я все знаю, работа такая. А ты в принципе правильно поступил, есть в тебе рабочий инстинкт, сразу же «захоронить» эти буржуазно-заморские веяния. Тоже мне классика: Бах, Шопен да Чайковский. Есть «Интернационал», есть наш Гимн — и баста! — он закурил очередную папиросу. — Весь мир против нас. Выборы на носу, а этим барышням все побренчать неймется… Ты, Мастаев, молодец, сорвал это безобразие!
Кныш, обычно говоривший лозунгами, всегда твердил: «Болтун — находка для врага». А тут разошелся, во всех подробностях смакуя, рассказал, как эта пианистка не смогла продолжать концерт, словно голос у нее сорвался, как публика стала возмущаться.
— А вы разве были там? — не сдержался Мастаев.
— Считай, что был, — доволен Кныш. — Если бы не дождь, был бы прилично-организованный скандал.
— А-а разве вчера был дождь?
— Что? — Кныш словно очнулся. — Вот черт! Действительно, разве вчера был дождь? — он полез в стол и, не доставая, чтобы Мастаев не видел, что-то там листал. — Вот дрянь, опять, видать, пил. Дождь в отчете надумал. Ну, я ему дам на сей раз, — он поднял трубку. — Срочно метеослужбу. Дайте справку о погоде за вчерашний вечер. А ты иди, работай, — это грубо Мастаеву. — И не болтай!
Как таковой работы по выборам не было. Все за годы советской власти отработано, налажено. Тем не менее Мастаев по природе был дотошным, и в учебных заведениях отмечали, что он звезд с неба не хватает, но упертый, настырный, порой прямолинейный, и в жизни, особенно в футболе, идет напролом, борется до конца, даже, казалось бы, в безнадежной ситуации. И если в жизни он еще ничего не достиг, зато в футболе он нападающий, не такой, как многие, увертливый, ловкий, быстрый, и несмотря на свои вроде бы незавидные габариты, он таран, частенько прошибает оборону.
И за выборы Мастаев взялся бы основательно. А тут он хочет забыть свой первый концерт; может, оттого еще с большим рвением взялся за дело, поручение. Даже Кныш удивлен, приезжала комиссия — никаких нареканий, и молодого Мастаева ставят всем в пример.
— Смотри, — за день перед выборами предупреждает Кныш, — у тебя будет голосовать все руководство республики, в том числе и первый! Будь начеку: «Образцовый дом» — образцовые выборы — всем как один голосовать! И «итоговый протокол» готов?!
— А зачем тогда голосовать, зачем выборы?
— Но-но-но, Мастаев! Выборы — это свобода граждан СССР!
День выборов — настоящий праздник. Все нарядные, все прибрано и украшено. Звучит патриотическая и народная музыка, все в цветах и в шариках. В продаже много сладостей, и все дешево. Мастаев очень волновался, но ничего особенного, как его предупредили — к девяти утра придет сам первый секретарь с супругой и дочкой. К этому моменту несколько камер и вся элита у избирательных урн. Никакой охраны, никакой толкучки; все торжественно, спокойно, организованно. До обеда почти все проголосовали за единственно достойного кандидата, то есть первого секретаря обкома и единственную партию — КПСС. И тут проблемы с новоселами. Время, отведенное для голосования, уже подходит к концу, а старших Дибирова и Якубова нет. Сам Мастаев очень волнуется, ведь явка на его участке должна быть стопроцентной. И это по инструкции вроде не запрещено, но и не желательно в день выборов, однако Мастаев имеет право в исключительных случаях, и он хочет оказать хоть какую-то услугу — позвонил Дибировым. Не узнать мелодичный голос Марии нельзя, да вот он от волнения и слова сказать не может, а она засмеялась, трубку положила. А он по важному делу звонит, поэтому вновь перезвонил, кое-как смог что-то сказать. Тотчас же прибежала мать Марии, она понимала, что может произойти, если партийный функционер не проголосует.
Виктория Оттовна пояснила несколько иначе, да позже Мастаев узнал: оказывается, Юша Дибиров накануне загулял на пригородной даче и сегодня не может прийти в себя:
— Вот его паспорт, — за полчаса до закрытия избирательного участка говорит Виктория Оттовна.
— Голосует не паспорт, а личность, — как можно корректнее пытается отвечать Мастаев.
— Пожалуйста, помогите, — это уже сама Мария прибежала на участок минут за пять до закрытия.
И тогда Ваха неумолим. Ровно в восемь вечера он закрывает участок, а еще через пять минут рвется запыхавшийся Якубов, твердит, что был на похоронах, хочет проголосовать — дверь закрыта.
Быстро Мастаев подвел итоги голосования. Все до смешного просто, в его элитарном списке ровно 100 человек, голосовавших — 98 процентов, из проголосовавших «за» — 100 процентов, «против» — нет.
В полночь Ваха перед сном курил на лестнице перед своим чуланчиком, когда в соседний подъезд прошли Якубов и глава правительства Бааев. В окне Кныша, что прямо над Мастаевым, загорелся свет, и вскоре в чуланчике зазвонил телефон.
— Ваха Ганаевич, — настойчив голос Кныша, — необходимо позволить проголосовать товарищу Якубову.
— Не положено, — сух голос Мастаева, — все опечатано, итог подведен.
— Мастаев! — этот крик слышали даже во дворе. Мастаев положил трубку.
Через пару дней печатный орган Чечено-Ингушского обкома КПСС газета «Грозненский рабочий» опубликовала итоги голосования, где на избирательном участке № 1 значилось: явка — 100 процентов, «за» — 100 процентов, «против» — 0. Правда, была еще одна заметка на первой полосе: состоялось внеочередное заседание бюро обкома по поводу предстоящей уборочной страды; был и вопрос «о разном», где коммунисты Дибиров Ю. и Якубов А. получили по партвзысканию и временно отстранены от занимаемых должностей.
Все это Мастаева уже мало интересовало. Он вновь с утра — в очереди за продуктами, потом весь день над городом — Грозный строит, зато вечером жизнь: он играет в футбол, а потом, когда уже стемнеет, много раз проходит под окнами Дибировых, и, может, не так часто, как раньше, а порою льется музыка: такая страсть, что внутри у Вахи все замирает. И как бы он хотел, чтобы, как и он, и о нем вспоминали. А о нем, и не только в квартире Дибировых, но и у Якубовых частенько вспоминают, будто во всех их бедах виноват Мастаев. Ведь Мастаеву неведомо, что значит «отстранены от должности», от высокой должности; он ведь просто рабочий, и на его место никто не зарится, наоборот, всюду висят объявления: «требуются рабочие». И что же люди на работу не идут, вроде в республике избыток рабочей силы, безработица. Да Мастаев не экономист, не понимает, что безработица — не оттого, что работы нет, а оттого, что за тяжелую работу платят мало, семью не прокормить.
