Джей Рейнер - Доизвинялся
Внезапно я снова очутился на улице, все еще пытаясь понять, что же, собственно говоря, произошло.
Глава одиннадцатая
Три дня спустя меня пригласил к себе Хантер. Он сидел, облокотившись на край письменного стола, вытянув ноги и уперев каблуки в ковер, словно единственно так может проводить встречу человек, от природы властный. Он махнул мне садиться на стул перед ним и закончил округлое движение, хлопнув тыльной стороной ладони по трем страницам, которые держал в другой руке.
– Только что перечитал вашу колонку.
– И?…
– Замечательно. Бьет в цель. Подстегивает дебаты.
– Спасибо.
– Заставит о нас говорить.
– А этого нам и нужно.
– В точности.
– Хорошо. Я рад, потому что она для меня многое значит. Думаю, подчеркивать позитивное – важный шаг…
– Гм… – Он пошелестел страницами.
– Надо бы и остальным нашим критикам сказать, чтобы писали в том же духе. Зачем отягощать людей ерундой, когда есть столько полезного?
– Да. Конечно. До определенного предела. – Он посмотрел мне за плечо, через стеклянную стену кабинета оглядел редакцию одела новостей, выискивая малейшие признаки праздности.
– Что значит «до определенного предела»? Разве вам не кажется, что пора перестать грубить ради одной только грубости. Я думал, колонка вам понравилась. Вы сами только что сказали…
Он пригвоздил меня пугающе внезапной улыбкой.
– Колонка прелесть. Колонку я обожаю. Она будет просто сенсацией, а вы – ужасно знаменитым. Дело в том, что, на мой взгляд, возможно, удастся убить двух зайцев разом.
– И как же?
– Скажем, чуточку рецидива?
– Прошу прощения?
– Великий Марк Бассет рассказывает читателям обо всем, что ему понравилось, а потом, через несколько недель (когда будете готовы – спешить тут некуда), идет в ресторан, от которого просто с души воротит. В рассадник гастрита.
– Тогда я не могу о нем писать.
– Нет-нет. В том-то и соль. Вы о нем напишете. Внезапно страницу озаряет вспышка былого гнева. Вы хотели быть позитивным, но истина в том, что скверного слишком много, чтобы на все закрывать глаза. Ваш долг – вытащить его на свет божий… и так далее.
– Подождите-ка. От ваших слов у меня кружится голова. Вы хотите напечатать сегодняшнюю колонку, чтобы через несколько недель я отказался от своих слов и снова взялся за ругань?
– Именно так завоевывают читателя.
– Именно так читателей отпугивают.
– Марк, старина, вы потрясающий автор. Чертовски смешной. Все мои девчонки от вас без ума. Но вам нужны свет и тени, сладкое и острое. Слишком много того или другого – и вы становитесь пресным.
– Я только что написал заметку, где провозгласил смерть негативу…
– Значит, у нас будет Второе пришествие. Аллилуйя! – В притворном прославлении он помахал над головой страницами. – Читатели хотят, чтобы критики критиковали. Вот чего они ждут.
– Извините. Не выйдет. Я не могу лгать читателям.
– Никто не просит вас лгать.
– Я не могу вводить их в заблуждение. Как только мы опубликуем сегодняшнюю колонку, долг обязывает меня держаться ее духа. Если вы настаиваете, чтобы я поступал иначе, я просто… я просто… мне просто придется уволиться.
– Какая жалость, ведь вы делали такую хорошую работу.
Встав, он обошел стол и за него сел. Страницы он небрежно бросил на край, точно ком использованных носовых платков, и вперился в экран своего компьютера.
– Я хочу и дальше делать хорошую работу.
– И будете, мой милый, и будете. Но, возможно, в другом месте.
Вернувшись за свой стол, я позвонил с мобильного Линн.
– Кажется, я только что уволился.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну, формально можно утверждать, что Хантер меня вышвырнул. У нас было конструктивное прощание.
– Это все твоя чертова заметка!
– Не кричи на меня.
– А что именно сказал Хантер?
– Он хочет и дальше печатать колонку, но чтобы я отказался от своих слов и через пару недель стал снова ругаться.
Из угла помещения, где столпились у компьютерного экрана мои коллеги, послышались радостные возгласы и улюлюканье. Чтобы заглушить гам, я заткнул свободное ухо пальцем.
– И ты отказался?
– Извини. Повтори, пожалуйста. Тут немного шумно.
Я поглядел на толкучку. Одна женщина обернулась. Это была Софи из пиар-отдела. Едва увидев меня, она попыталась, прикусив глянцевую нижнюю губу, стереть с лица широкую ухмылку. Я одними губами спросил у нее «В чем дело?», но она помотала головой и зашепталась с остальными. Тогда все повернулись на меня посмотреть. Один или два, казалось, смутились, но остальные явно считали, что это самое смешное из произошедшего за все утро. Встав, я направился к ним, все еще прижимая к уху сотовый.
– Я спросила, ты отказался делать то, что просил Хантер? Марк? Ты меня слушаешь?
– Да, я…
Когда я подошел, столпившиеся один за другим отодвинулись от компьютера, будто каждый вдруг придумал себе занятие поважнее, пока я не увидел ясно экран. А там было пиксельное видео: мужчина говорил прямо в камеру, лицо у него было розовым и покрытым пятнами. Еще через пару шагов я увидел, что по щекам у него текут слезы. Звук был слишком тихим, и я не мог разобрать слов, но мне незачем было узнавать голос, так как я уже узнал лицо. В этой видеозаписи я извинялся перед Дженни.
Я сказал в телефон:
– Я тебе перезвоню, – и нажал отбой прежде, чем Линн успела запротестовать.
У компьютера осталась одна Софи. Она глуповато переводила взгляд с изображения на экране на меня и обратно.
– Если хотите знать мое мнение, дорогой, это очень милое извинение.
Разинув от удивления рот, я уставился на щурящегося в объектив самого себя.
– Как запись попала в?…
– Она у всех есть, – поспешила сказать Софи, будто это улучшало дело. – Ее прислали по электронной почте кому-то в отделе маркетинга, и этот кто-то послал его сюда, а теперь…
Я оглядел редакцию и, поворачиваясь, заметил, как сотрудники пригибаются за мониторами, чтобы не встречаться со мной взглядом. Проходя мимо, кто-то рявкнул:
– Отличный спектакль, Марк. Тянет на «Оскара».
Я открыл рот, чтобы ответить, но этот кто-то уже затопал дальше по проходу. Я указал на экран:
– Все в редакции это видели?
– Судя по разговорам, все. Вы превращаетесь в культовую фигуру. Да, впрочем, вы всегда ею были.
В голове у меня возникла картинка: десять, сто, тысяча компьютерных экранов, и на всех крутится слезливый ролик, эдакое малое чудо показных эмоций и мультимедиа. Как запись попала в рассылку по электронной почте? И сколько человек в Великобритании ее теперь посмотрели? А в Америке? А во всем мире? Мне внезапно показалось, что я преследую себя со всех до единого гудящих компьютеров на этаже, и этажом ниже, и этажом выше.
Наклонившись к компьютеру, я услышал, как говорю: «Прости, Дженни. Я очень, очень виноват перед тобой. Прости меня за все». Марк Бассет на экране несколько раз моргнул, потом изображение погасло.
Я перезвонил Линн.
– Ты пока в Интернете ничего про меня не видела, а?
– Что?
– Тебе никто по почте ничего не присылал?
– Марк, не уходи от темы. Ты отказался делать то, что велел Хантер?
Значит, еще не видела. Пока.
– У меня не было выбора. Тут дело принципа. Нет смысла нападать на людей, если…
– Только не произноси этого слова, Марк.
– Если потом я все равно перед ними извинюсь.
– Тогда перестань, черт побери, извиняться. Вернись в кабинет Хантера. Скажи ему, что он прав. Скажи, что хочешь переписать колонку. Верни себе работу. Живи своей жизнью, чтобы мы могли жить нашей.
– Это единственное, что для тебя важно? Чтобы я зарабатывал денежки и мы веселились до упаду?
– Нет. Для меня важно, чтобы ты перестал валять дурака и снова стал Марком Бассетом, которого я знаю.
– Или тебе просто не нравится Марк Бассет, которым я становлюсь? В этом все дело? Ты хочешь, чтобы я остался прежним, ведь тогда ты знаешь, что тебе делать.
– Думай, что говоришь, Марк. Погляди, что с тобой происходит. Ты потерял работу. Ты ведешь себя так, будто потерял рассудок. И знаешь что еще? Если так и дальше все пойдет, ты и меня потеряешь.
– Подожди. Мне кто-то звонит.
– Что?
– Секундочку.
– Черт бы все побрал, Марк! Ты что, думаешь, что я…
Я перевел ее звонок в режим ожидания и нажал на кнопку приема другого. Меньше чем через минуту я к ней вернулся.
– Извини.
– Кто это был? – Дженни Сэмпсон.
– Что ей нужно?
– Сказала, что ей нужно срочно со мной встретиться.
– И ты поедешь?
– Правду сказать, мне тоже нужно поговорить с ней кое о чем важном.
– Более важном, чем твоя работа?
– Послушай, любимая, давай поговорим попозже. Ладно?
– Не давай обещаний, которых не можешь сдержать, Марк Бассет. Кто знает, как надолго ты понадобишься Дженни Сэмпсон.
Дженни вела меня по огромному гулкому коридору в недра здания. Я тащился следом и твердил:
