Ионел Теодоряну - Меделень
— А почему бы и да?
— Не знаю! Я так привыкла.
— Очень плохо!
— Почему, Ольгуца?
— Потому что только старики ходят через ворота. А я нет!
— Ты перелезешь через изгородь?
— Конечно… Но только не сегодня, я боюсь порвать платье.
— Тогда как же быть?
— Я знаю как.
Дед Георге нахмурился.
— Ээ!.. Здесь не пройти!! — воскликнула Ольгуца.
— Почему?
— Заделали ее.
—..?
— Дырку в заборе.
— Аа!.. Видишь, Ольгуца! Лучше бы мы пошли по дороге!
— Да! Конечно! Чтобы совсем запылиться!.. Но почему он ее заделал?
— Не знаю, Ольгуца!
— А я знаю!
— Так почему?
— …Бедный дед Георге! К нему в сад повадились ходить свиньи! Ну, конечно! Вот ему и пришлось заделать дыру.
— Ах ты, голубка! И не рассердилась на дедушку, — тихо прошептал дед Георге.
— Что же нам теперь делать?
— Пойдем туда.
— К воротам, — улыбнулась Моника.
— Ээ! К воротам… Где сумеем, там и войдем!
— Как хорошо, дед Георге, что ты заделал дыру! Я показала Монике, где ходят свиньи!
Дед Георге поджидал их, стоя у завалинки и тяжело дыша.
— Ничего, дедушка опять сделает так, как было!.. Пожалуйте в дом, отдохните в холодке.
Красное платье вошло в дом следом за синим, как и положено в гостях.
— Видишь, Моника, это варенье из грецких орехов…
— Я вижу!
— Видишь! Сначала попробуй, вот тогда и увидишь!.. Дай, дед Георге, я подержу поднос.
— Как можно, барышня! Кушайте и запивайте холодной водицей…
— А ты, дед Георге?
— Благодарю покорно, барышня! Я уже старый… Мне ничего не нужно!
— Ты хочешь меня обидеть, дед Георге?
— Ну, уж возьму!
— Видела, какое варенье? — строго посмотрела Ольгуца на Монику.
— Очень вкусное! Спасибо, дед Георге!
— Такого варенья больше нигде не найдешь! — решительно произнесла Ольгуца, по-прежнему глядя на Монику.
— И tante Алис варит очень хорошее варенье!
— Да что ты понимаешь! Такого варенья никто не варит! Это точно!
Дед Георге провел ладонью по усам… Та же кухарка варила и ему варенье.
— А теперь садись, — пригласила Ольгуца Монику… — Это лавка. Верно, дед Георге?
— Верно! Все-то знает наша барышня!
— Видишь, Моника!
— Ольгуца, как хорошо пахнет!
— Еще бы! Пахнет очень хорошо… Ага!.. Где же они, дед Георге?
— Что, барышня?!
— Будто я не знаю!
— Что?!
— От Оцэлянки?
— Оцэлянка?!
— Конечно, от Оцэлянки!
Вскарабкавшись, по заведенному обычаю, на плечи к деду Георге, Ольгуца сняла миску с балки.
— Конечно! Только у деда Георге и бывают такие груши.
— У деда Георге?
— Ну да!
— А ты говорила, что они от Оцэлянки.
— Какое это имеет значение! — рассердилась Ольгуца… — У Оцэлянки они только вызревают!
— Дедушка даст вам полотенце… чтобы не запачкались… уж очень они сочные!
— И сладкие! — добавила Моника, откусывая кусочек груши и держа носовой платок наготове.
— И спелые! — расхваливала Ольгуца, с гордостью поглядывая на капли сока, упавшие на полотенце.
— Дедушка сам выбирал!.. Жалко, что от Оцэлянки, — тихо вздохнул дед Георге.
— Дед Георге, покажи книги!.. Моника их не видела!.. Посмотри, что есть у деда Георге!
— Всякое старье, барышня, — улыбнулся старик, с благоговением снимая со столика под иконой старинную книгу.
— Ольгуца, а это от меня! — обрадовалась Моника, увидев шелковую закладку между открытыми страницами.
— Да… Деду Георге нужна была закладка для книги!
— И у бабушки была точно такая!
— Конечно… как и у деда Георге.
Ольгуца и Моника тесно придвинулись друг к другу на лавке. Старая Библия своей закопченной обложкой расположилась на красном и синем платье… Дед Георге сел на круглую скамеечку у ног девочек. Ольгуца осторожно перевернула страницу. В самом начале следующей страницы на черном фоне пылала красная буква, словно гвоздика в окошечке монастыря…
— Видишь, Моника?! Читай, если можешь.
— А ты можешь?
— Ээ!.. Только дед Георге может.
— Ты правда умеешь, дед Георге?
— Умеет дедушка, умеет. Это — кирилловская грамота.
— Даа?
— Конечно. Это очень трудно, — покачала головой Ольгуца.
Они разговаривали приглушенно, как у печной дверцы.
— Дед Георге, мне хочется послушать, как ты читаешь! — попросила Моника, перекидывая на спину косы.
— Конечно. Почитай, дед Георге!
— Только очки надену.
— И у бабушки тоже были очки.
— Конечно, как и у деда Георге!
— Ольгуца, как хорошо у деда Георге!
— Конечно, очень хорошо.
Дед Георге откашлялся, вздохнул и, держа Библию на растопыренных ладонях, торжественно откинул назад голову.
— Правда, дед Георге красивый?
— Да, Ольгуца, — шепотом ответила Моника… — Будем слушать!
«Каждый год родители Его ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. И когда Он был двенадцати лет, пришли они также по обычаю в Иерусалим на праздник. Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и матерь Его…»
Скрестив руки на коленях, девочки слушали деда Георге…
«И, не нашедши Его, возвратились в Иерусалим, ища Его. Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их. Все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его».
— Дитятко! — вздохнул дед Георге, глядя на Ольгуцу.
— Дед Георге, а у мудрецов были длинные бороды?
— И белые, барышня.
— И они его спрашивали?
— Спрашивали.
— И он всем отвечал?
— Отвечал и сам тоже спрашивал.
— Конечно, дед Георге… И ставил их всех в тупик.
— Ставил, барышня, еще бы!
— А он не дергал их за бороду?
— Не дергал, барышня, — улыбнулся дед Георге.
— Потому они его и убили.
— Да, убили, — помрачнел старик.
— Дед Георге, читай дальше, — прошептала Моника.
«И, увидев Его, удивились; и матерь Его сказала Ему: Чадо! что Ты сделал с нами? вот, отец Твой и я с великою скорбию искали Тебя. Он сказал им: зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему? Но они не поняли сказанных Им слов…»
— Конечно… Дед Георге, а они его не наказали?
— Нет, барышня. Сына Божьего? — испугался дед Георге, осеняя себя крестом.
— Но ведь они не знали, дед Георге.
— Но Господь знал!
«Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков».
Дед Георге поднял глаза от Библии и посмотрел на девочек. Счастье переполняло его душу. В домике деда, у него на глазах, трое детей росли в любви у Бога, но в стороне от людей… И только один из них должен был умереть на кресте: сын Божий.
* * *— Дед Георге, а ты нам феску не показал!
— А вот она, — турецкая феска.
— Видишь, Моника, это называется феской, — пояснила Ольгуца.
— Я знаю, Ольгуца! Как же!.. И у бабушки тоже была феска от дедушки.
— Неужели!
— Правда, Ольгуца! Она была точно такая же: красная, с черной кисточкой.
— Ээ! Она была куплена в Констанце. И у меня была такая же. А феска деда Георге — от самих турок.
— От турок?
— Ну да! После битвы.
— Правда, дед Георге?
— Правда, барышня. После Плевны она у меня.
— Ты был в Плевне, дед Георге?
— Конечно, был. Это я тебе точно говорю! У деда Георге и ордена есть.
— Правда?
— Правда, есть!
— Хорошо на войне, дед Георге?
— Эх!.. Чтоб ей пусто было!.. Гибнут бедные лошади, — горе горькое, и люди… Чтоб ей пусто было!
— А ты не погиб, дед Георге?
— Конечно, не погиб, — возмутилась Ольгуца. — Ты что, хочешь, чтобы я рассердилась?
— Вот я, живой… Не серчайте, барышня… Пой-дем-ка лучше в сад.
— Дед Георге, если бы я была твоей дочкой и плохо вела себя, ты бы меня побил?
— Боже упаси!
— Вот видишь, Моника!.. А почему ты не куришь трубку, дед Георге?
— Запах плохой от курева.
— Неправда! Мне нравится… и Монике тоже.
— Ничего, и так хорошо. А сейчас дедушка вам что-то покажет в саду.
— Пошли, Моника… Что ты собираешься делать, дед Георге? — встревожилась Ольгуца, видя, что он протягивает руку к ее шляпе.
— Хочу дать вам шляпу, барышня.
— Не трогай мою шляпу, дед Георге!
— Хорошо, не буду!.. А что там в шляпе, огонь?
— Огонь, дед Георге, огонь! — плутовски поглядела на него Ольгуца.
— Пойдем, Ольгуца?
Дед Георге украдкой взглянул на замок сундука…
— Заперт, дед Георге, не бойся. А когда ты мне покажешь, что внутри?
— Да недолго уже осталось, барышня, — улыбнулся загадочно дед Георге.
