Евгения Дебрянская - Учитесь плавать (сборник)
Еще ему хотелось Лидочку защищать, такая она была маленькая и нервная. После рабочего дня он зашел за ней. «Папа», — девочка вертляво бросилась навстречу и повисла на локте. Они устроились в тенистой беседке убогого, умирающего в городской копоти, сада. Толик воровато огляделся и посадил Лидочку на колени. Тонюсенькой попкой она крутилась на взволнованном члене и поедала мармелад из его рук, что небесная птичка. «Мне неудобно!» — закапризничала она и соскочила с колен. Увидев проступающий под брюками член, засмеялась, схватила ветку с земли и начала озорно хлестать его к выходу, как застоявшуюся скотину. Уговаривая быть с ним поласковей, Толик замирал под легкими ударами… Лидочка вдруг приблизила к нему взрослое некрасивое лицо.
— Не слушается, не порядок это…я вот проучу его!
Наказания каждый раз, как две капли воды, походили одно на другое. Лидочка, грызя ноготь, строго смотрела в одну точку минуту другую, а потом, освободив одежду, силком выпихивала член наружу.
— Ничего не получишь сегодня, н-и-ч-е-г-о.
Толик пуще всего пугался этого, представляя «н-и-ч-е-г-о», как тотальное умерщвление и полное ничто.
— Как ты смеешь? — шептал он.
— Что? — хохотала Лидочка, — я тебя породила, я тебя и убью, бороться с твоими выкрутасами некогда…
Толик сдавался, умолял о пощаде, клялся, что в следующий раз этого не повторится.
— Так-то лучше, — Лиданька засасывала член в глотку и по-жабьи пучила глаза. Толик же томился ожиданием чего-то сущего, чему и названия на человеческом языке не было.
«Все прах, все прах:» — кружилось в голове.
Наконец, не в силах справиться с наваждением, он бросился просить помощи у известного мага. Найти его было не трудно.
Большая, в два окна комната, с низу до верху была наполнена книгами. Они стояли на полках, валялись на полу, диване, столе, везде. Толик просмотрел корешки — все не по-русски. Машинально прихватил в ожидании хозяина одну со стола, наконец-то: «…речь двуобразна — правдива и лжива..».
— Э-э-э, милый друг, — перед ним стоял в одних трусах хозяин квартиры, Михаил Котов, — положи-ка, где взял.
Толик бросил книгу на место.
— Здравствуйте, я к вам.
— К кому же еще? Никого больше нет, — Котова потрясывало, — ну-с, с чем на этот раз?
Толик удивился.
— Другого раза не было, я тут, извините, впервые.
— Понятно, с правилами не знаком, но я тебя насквозь вижу, пустой, значит, заявился…но это поправимо, поправимо, — Котов неизвестно чему обрадовался, натянул на голое тело пиджак и тренировочные брюки, — деньги при себе есть?
— Конечно.
— По дороге объясню, — толкнулся к выходу. Под мелким, моросящим дождем Котов съежился и, подняв воротник пиджака, посмотрел на небо.
— Погодка что надо, все демоны спустились на землю.
Они пересекли дорогу и вошли в продуктовый магазин.
— Ниночка, — Котов, видимо, был с продавцом накоротке, — одну беленькую.
Дебелая провинциальная тетка мутно посмотрела перед собой и потянулась к бутылке.
— Начинается, едрена мать, в кредит не дам, не проси.
— Какой кредит, душечка, денежный дождь на дворе, — кивнул на Толика.
У выхода из магазина Котов рванул зубами серебряную пробку и опрокинул бутылку в рот. Отпив грамм сто, вздохнул легко.
— Ну, как говорится, с утра начал…, так с чем пришел?
— Работать будешь или пьянствовать? — взбесился Толик, — я к тебе, как к человеку, — вырвал бутылку и тоже отпил порядочно.
— Ничего не скажу. Не приходи больше, — обиделся Котов.
Толик сдержался.
В комнате Котов расчистил на столе место и принес стаканы.
— Давай знакомиться. Михаил.
— Анатолий, — Толик уже почти не верил, что Котов поможет. Тот гоношился рядом — худой, среднего роста мужчина лет 45. Вертикальные морщины бороздили впавшие небритые щеки, редкие кучерявые волосики висели грязными сосульками, и во всем его облике наметилась какая-то неприятная торопливость, словно он бежал от собеседника со всех ног. Толик же, напротив, не спешил уйти: две вещи в Котове останавливали его. Это руки, что колдовали поверх стаканов. «Руки музыканта», — определил он, разглядывая красивые, длинные, с крупными венами кисти. И глаза. Слишком горячие, чтобы пройти мимо.
— Рассказывай, — Котов, потирая ладони, смотрел перед собой.
Толик поведал все, начиная с той злополучной ночи, когда мать впервые появилась. Заканчивая рассказ, он переживал необыкновенное внутреннее напряжение, словно перед схваткой с могучим, бурлящим потоком. Не утаивая ни одной из тех мельчайших подробностей, что сотрясали его при одном лишь воспоминании, Толик вновь неминуемо приближался к оргазму. Так и случилось бы, если бы Котов вовремя не остановил его.
— Интересный случай. Только я не понял, что тебе, собственно, не нравится?
Толик обалдел.
— Как что? Смеешься, мать все-таки.
— Ну и что, тебе хорошо с ней?
— Хорошо, от этого и плохо.
— Не бывает так, — Котов холодно, как постороннему, протянул стакан, — все просто, как в аптеке: если хорошо, то хорошо, а если что-то мучает, то уже не хорошо. Может, тебе позу сменить?
— Издеваешься? А член, который она себе захапала? — завопил Толик.
— Это обычное дело, — жестко заговорил Котов, — успокаивать не буду, не в детском садике сидим. А что касается члена — зачем он тебе, что ты так трясешься о нем?
— Зачем, — Толик задумался.
Котов продолжал.
— Не привык видеть себя без члена? Привыкнешь, «ко всему-то, подлец человек, привыкает!» И заметь, это всего лишь сон, в жизни-то он на месте?
Толик потрогал под столом член и остался доволен.
— На месте.
— Ну вот и славно, — Котов привстал, давая понять, что разговор закончен.
Толик испугался.
— Ты же мне ничего не сказал. Хочешь, еще сбегаю?
— Вот это уже деловой разговор, беги.
Нинка, увидев его, хмыкнула.
— На третьей разговоришь, раньше и не пытайся.
Толик послушался и вернулся с двумя бутылками водки. Котов, выставляя нехитрую закуску, пробурчал.
— До ночи собрался тут сидеть? Будто у меня других клиентов нет?!
— Говори, что знаешь! — потребовал Толик.
— Разве можно серьезно говорить с тобой, ты же дитя малое? Отвечай: зачем тебе член? Ребятишек рожать? Вот, девичья игрушка! Или бабам свою силу показывать? Да, по сравнению с любой из них, ты сморчок и показывать ничего не надо. Так зачем он тебе? А у матери и вправду надежней сохранится, — Котов быстро тяжелел от выпитого.
Папиросный дым стелился по столу к окну. С улицы доносился шум машин и глухие голоса. Сумрачно стало на душе у Толика. Но как ни крутился он мыслями о члене, а выколотить из себя толком ничего не мог.
— Это правда, мужская мощь в корне, — подытоживая невысказанное, сказал Котов, — большего пока не требуй, не спрашивай. Ответишь сам себе на вопрос «Зачем?» тогда приходи, что напрасно воду в ступе толочь. Разве я помощник тебе или кто другой? Ну скажи я тебе сейчас, разве ты сделаешь правильно? То-то.
И, уплывая в царство Морфея, напоследок поинтересовался.
— А до этого что снилось?
— Так, дерьмо всякое, ничего существенного.
Котов усмехнулся.
— Дерьмо! Оно тоже существенное, ничего-то ты не понимаешь, — и, помыкавшись лицом по книге, уснул.
Толик сидел злой и абсолютно трезвый, водка его не брала. «Поговорили, — подумал с тоской, — о чем? Издевается надо мной..». Он решил никуда не уходить, а дождаться утра, «или когда он там глаза продерет» и до конца выпытать положенное за три бутылки.
Побродив с часок по огромной, пустой квартире, Толик прилег на диван отдохнуть. Закрыл глаза и тут же уснул.
Перед ним колыхалось безбрежное море. Волны, смешанные с солнцем, катились к берегу. Плюхались в песок и скакали брюшками кверху серебряные рыбки…. Ни души кругом. Дикая первобытная радость природы! Первый вселенский день! Толика распирало от гордости, он ощутил себя одинокой перелетной птицей на вершине скалы. Вдруг взгляд остановился на женщине, спускавшейся по крутому холму. Широкая ложбина, основанием выходящая к морю, разделяла их. В одежде, в повадках легко угадывалась современная горожанка. Немолодая — каждый шаг давался ей с трудом. Толик недовольно провожал ее взглядом: она омрачала пейзаж, словно бородавка на гладком лице. Неожиданно она скинула одежду. И, Бог мой, что предстало его взору! Безобразные складки опоясали ее, все клокотало под тоннами перекатывающегося жира. Неслыханных размеров груди колыхались вместе с животом, дрожали колени, и вся эта чудовищная масса уплывала вниз, к растоптанным под ее весом ступням. Ничего подобного в своей жизни Толик не видел. В ужасе он хотел отвернуться, но вдруг заметил, что тело женщины распадается. С каждым шагом огромные куски мяса оставались на траве. Она, казалось, ничего этого не замечала, и, тупо глядя под ноги, продолжала спуск. Но поступь ее становилась легче, и вся фигура преображалась. Фантастическая мысль, что это Ева, заточенная миллиарды лет в безобразное женское тело, кристаллизуется и рвется наружу, пронзила его. Не в силах более оторвать глаз, расправил крылья и слетел к берегу. Блистательная вакханка бегом устремилась к морю, прыгнула и поплыла на волнах вверх лицом. Она была отличной пловчихой, и Толик едва поспевал. Монументальность исторической фигуры только ускорила развязку. Блестящими крыльями птица чиркнула по груди и сжала девушку в объятиях. Совокупление было мгновенным и ослепительным. Но в тот самый миг, когда он готов был воспарить и крикнуть хвалу Небу, она жестоко схватила его за горло и разорвала в клочья крылья. Среди волнующегося моря раздался ее вполне человеческий хрипловатый голос: «Мой. Никому не отдам, слышишь!» Толик узнал его и затрепыхался, словно в охотничьих силках, закричал в отчаянии: «Убью, сука!» Но воды сомкнулись над их головами, и крик потонул в глубине.
