Евгения Дебрянская - Учитесь плавать (сборник)
— Тогда бы ты точно никуда от меня не делся, — говорила она в запальчивости. Толик и не думал никуда деваться.
Ровно в шесть Мартина позвонила у двери, и они поехали к матери в Марьино. Та провела здесь всю свою жизнь, сначала в деревянном бараке, потом в коммуналке, а сейчас в двухкомнатной квартире, напротив нового торгового центра. Вокруг было неуютно, голо, сквозняки везде, не погуляешь.
— Хочу частно практиковать, — сообщила Мартина в метро, — тогда сможешь присутствовать, а то ходишь, как неприкаянный.
Толик обрадовался. Он давно хотел увидеть ее в работе.
Лиданька решила не говорить Толику о изменившихся планах. «Проболтается», — она боялась, как бы Наташка не проведала. «Пусть проводит до вокзала, на электричку посадит, выйду на следующей станции и вернусь, успею на свой поезд». Для отвода глаз Лиданька с утра позвонила Наташке и пожаловалась, что поехала вкалывать на огороде у матери, вот тебе и отпуск. Наташка ждала Бориса, наводила марафет и укладывала вещи. Лиданька улыбнулась, повесив трубку: «Жди у моря погоды!» Она надеялась на Гальку. «Эта не подведет, побоится и придержит Борьку у себя, пока не вернусь». Лиданька подстраховалась и разрешила Гальке ебаться с ним один на один. «Две недели — не срок. Вечно голодная, точно с цепи сорвалась».
В последнюю минуту пришли Толик с Мартиной, подхватили вещи и поехали. В метро Толик занервничал, поглядывая на мать. Опять пришел на ум сон. Воспоминания всплыли, словно трупные испарения. Безумным ужасом повеяло на него, едва она заговорила.
— Всю жизнь в одиночку, женишься и тебя потеряю.
— Отчего потеряете, Лидия Васильевна? — оживилась Мартина, — наоборот, еще и дочка будет.
— Не себя ли пророчишь? — Мартина не нравилась Лиданьке. «Мужиковатая и нахальная, разве тебе такую надо?» — ворчала она. Лиданька сама не знала, чего хотела, всякая была не та, в любой видела изъян.
— Какая вы, однако, Лидия Васильевна…
— Какая, ну-ка? — Лиданьке не терпелось напоследок полаяться, — вот, что я тебе скажу, не суйся, куда не спрашивают.
— Я и не суюсь, — заволновалась Мартина.
Толик обалдело глядел на двух сцепившихся женщин, думая, что мать, пожалуй, посильнее будет…
На перроне она всем своим коротеньким телом повисла на сыне и вдруг тихонько заплакала в рубашку. Толика до судорог пронзило ее прикосновение, и перед глазами замаячили тугие соски. Сдержавшись, ласково погладил поредевшие от химической завивки волосы, подул в лицо, осушая слезы и улыбнулся.
— Чего ты, словно на войну уезжаешь?
Она с удивлением почувствовала, как задрожал сын.
— Как ты без меня? Не женишься?
Толик жестоко боролся с собой.
— Хочешь в деревню приеду?
Лиданька моментально изменилась в лице.
— Нет, нет, что ты? С какой стати? Одна справлюсь. Делами занимайся, дел-то, небось, полно? — затараторила она, отстраняясь, и, чтобы скрыть волнение, заспешила в вагон. Проехав две станции, вышла, пересела в другую электричку и благополучно вернулась в город. Через три часа скорый поезд понес ее в сторону жгучего юга.
К утру в вагоне стало нечем дышать. «Мог бы и на купе раскошелиться, — обливаясь потом, чертыхалась Лиданька, — там хоть раздеться можно». Соседи за легкой перегородкой с самой Москвы пили, горланили песни и угомонились только час назад. Среди ночи Лиданька не выдержала и сходила за проводником, но тот сразу же подключился к компании и сейчас спал мертвым сном. Маленькая девочка, лет десяти, неприкаянно бродила с листочком бумаги в руках. Она тыкалась ко всем, легонько трясла за плечо, все бесполезно, никто не откликался. Взгляды ее и Лиданьки нечаянно встретились, и Лиданька поспешно отвернулась к окну. Но девочка подошла, и заговорила.
— Моя мама-писательница, вон она, — ткнула в всклокоченную рыжую голову, повисшую с лавки, — хотите почитаю?
Деваться было некуда.
— Это дневник, — девочка по-взрослому нахмурила бровки и тоненьким голоском с выражением начала:
По поводу мастурбации или любви
к натуральным продуктам
В нашей стране идиотов нет! От себя добавлю — и быть не может. Судите сами. Однажды, еще в пору моего детства я пошла со своей тетей на базар. Стоял жаркий летний день, и народу было много. Тетка таскала меня по базарным рядам часа два и, наконец, остановившись около какой-то бабы, принялась тщательно рассматривать фрукты, отбирать и складывать их в отдельную кучку. Вдруг она заметила длинный зеленый огурчик, обхватила его кольцом из среднего и большого пальцев, прищурилась на свет и поинтересовалась по чем? Баба разлепила глаза и заметно оживилась — для чего тебе? Тетя помялась и тихо призналась — для этого. Баба посмотрела с сочувствием — вчерашний день, милочка, этот почти задаром отдам. А что есть и другие? — тетя что есть силы налегла грудью на прилавок и заглянула через него. Я, естественно, во все глаза пялилась туда же. В тени, на аккуратной фанерке, в ряд были выложены свежие огурчики странной и диковинной формы, одни загнутые с одного конца, другие с обоих, иные заканчивались заметными уплотнениями, вроде шариков, а один был похож на корень мандрагоры с двумя параллельными стволиками, как вилочка. Тетя моя просто обалдела — ну что? Какой будем брать? — она вопросительно посмотрела на меня, но тут же спохватилась и обратилась к бабе — и как это у вас все получается? — Божьей милостью и смекалкой, — разухабилась баба, — он ведь как, огурец-то, растет. Если его равномерно поливать, то он и вырастет прямой и холеный. А кто сейчас на такое падок? Говорю вам — вчерашний день. Вот и кручусь. Какой хошь, такой и получишь. Важно знать, как поливать. С какой стороны и когда. Тот двойной видите? С ним мучилась несколько дней. Но получился на славу. Главное, никакой химии. А вот еще, слышали про Чкаловку? — баба взяла веточку черешни. Черешня была очень крупная и черная, — в пизду не пробовали? Я попробовала раз, так после этого своего мужика месяц к себе не подпускала. Ягодки катаются внутри, а я заливаюсь от смеха, немного щекотно, но приятно, а когда кончать стала заорала так, что соседка с улицы прибежала, думала убивают. — Послушай, — ввязалась торговка справа, — репка тебе тоже понравится, она вон какая крепенькая и круглая, с кулак, ей тоже удобно себя ебать. — Да где ж ты такую пизду-то видела? — возмутилась баба. — Каждый день вижу, когда в зеркало гляжусь, да к тому же я не всем и предлагаю, — огрызнулась торговка. Тетка при этих словах зарделась. — Ну, берете или нет? — Тетка сгребла все и рванула меня за руку. Всю дорогу она торопилась и нервничала — Ну же иди быстрее, слышала, что они говорили — куй железо, пока горячо. Когда мы пришли домой, она все помыла, уложила на блюдо и сказала, что обедать будет одна в своей комнате. Через несколько минут я тихонько заглянула в щелочку. Тетка как раз пристраивала между ног мой любимый огурчик, похожий на вилочку. Мне стало его очень жаль, и я заплакала.
Девочка закончила и глазами полными слез смотрела на Лиданьку. Та сидела с огненным взором, потрясенная. Небывалая дрожь охватила ее, подняла дыбом рыжие волосики на руках, пот, с которым не в силах была справиться еще несколько минут назад, обернулся сладостной росою, а на автора бессмертных строк Лиданька и взглянуть не смела. «Вот оно! Вот куда мне надо!» — рвалась и пела душа. Иной мир, абсурдный, резкий, непредсказуемый, открывал перед ней двери и с решимостью, которой могли бы позавидовать боги, Лиданька ринулась туда.
II
Зарядил дождь, на этот раз колкий и гадкий. «Что вверху, что снизу, одно и тоже», — печально думал Толик. Проводив мать, заперся в квартире один. Грандиозная ее фигура преследовала теперь неотступно. Днем, мечтая любой ценой освободиться, крыл ее последними словами, не зная покоя, выдумывал все новые и новые омерзительные истории. (Заметим в скобках, какой высокой славой покрылись бы сии фантазии, возьми он на себя труд записать их.) Но чем дальше Толик углублялся в лабиринты материнской жизни, тем сильнее засасывала его essentia mater, и все меньше надежд оставалось на избавление. Ночью Толик опять думал о матери, но уже по-другому. Вдруг видел ее совсем девочкой, плоской, как щепка, с веснушками по всему лицу. Она ходила в детский сад, лечила кукол, строила песочные крепости, играла в войну и выносила раненых с лужайки… Толик, сраженный неприятелем, шлепнулся в траву. Лидочка мигом вытянула его с поля боя за руку и начала медицинский осмотр. Открыла рубашку, припала крошечным ухом к груди, расстегнула короткие штанишки и, широко распахнув глазки, пытливо смотрела на худенького белого червячка между Толькиными ногами. «Резать!» — крикнула по-военному коротко, и, подняв червячка за шкирку, полоснула острым стеклышком. Толик не почувствовал боли, он слушал мелодичный, возвышенный стрекот кузнечиков.
