Дмитрий Григорьев - Господин Ветер
Этот мотив заполнил голову Криса, не оставив внутри ни одной мысли. Дорога — закат, дорога — сумерки, дорога — тьма, лишь искры редких ночных насекомых в свете фар.
Водитель высадил Криса и Галку в предместьях Акмолы, они пошли гулять по городу в поисках места для ночлега, миновали новостройки, и вскоре оказались на окраине, растянувшей вдоль дороги светящиеся ларьками берега, где торговая жизнь, и круглосуточное пиво и круглосуточная хавка, а чуть в сторону — уже темно-темно, лишь редкие окошки одноэтажных домов да потявкивание собак. На тротуаре под фонарями вовсю торговали хлебом, печеньем и прочей снедью.
«Смотри Крис, какие прикольные тени: вот одна вырастает, затем умаляется, тускнеет, а другая за спиной уже набирает силу, и чем тень меньше, тем она резче, в этом есть некий смысл, некая аллегория. Под кислотой может и врубишься, и пройдешь глубже в этот танец теней, а сейчас не стоит заморачиваться, просто в кайф идти и наблюдать, как тени меняются, тянутся к торговкам, словно любопытные покупатели, но мы сами ничего не покупаем…»
«Нам много ль надо? Краюху хлеба да каплю молока» — ты прав, Велимир, Гуль-Мулла, подметающий клешами пыль Ирана и Туркменистана. Таким Крис его представлял. «А вот воды бы не помешало — пить хочется да и фляжку надо заправить.
— Должна быть колонка, — сказала Галка.
— Или колодец.
— Акмола большой город. — Крис зевнул. — Здесь обязательно будет кран.
— Хорошо бы. Я из колодцев не пью. А вскипятить негде.
На перекрестке стояли люди с ведрами. Полуотвернувшиеся в разные стороны местные жители и… возле крана с водой, совершенно нетипичная для востока сцена: голая девица на корточках и рядом с ней — парень в темных джинсах и футболке. Парень поливал ее из канистры, а она, подставив голову под струю, энергично ворошила соломенные короткие волосы.
— Пиплы! — увидев Криса и Галку, девица подпрыгнула: капли воды рассыпались вокруг нее искрящимся дождем. — Идите к нам!
— А мы к вам и идем.
— Надо же! С трассы? — продолжала радостно вопить девица.
Кристофер подошел ближе.
— С трассы, однако. Не холодно?
— Не холодно. Мы почти сибиряки, — вяло произнес парень. Короткая стрижка ежиком, Ботинки, кожаный ремешок на шее, он походил на питерского Свина образца начала девяностых, лидера группы АУ, российкого первопанка, героя множества прикольных историй и анекдотов, которые давно уже существуют отдельно от него.
Отступление седьмое: Одна из самых популярных историй о СвинеОднажды Свин поспорил с друзьями, что нагадит у дверей квартиры небезызвестного лидера группы «Аквариум» Бориса Гребенщикова. И это ему с успехом удалось. А Гребенщиков тогда еще на Софье Перовской в коммуналке жил. На самом верхнем этаже. Ну, сделал дело, гуляй смело. Да не тут-то было. Оказывается, соседи БГ успели вызвать милицию, которая не заставила себя долго ждать. Так что не успел Свин до второго этажа спуститься, как увидел ментов. Он и ухом не повел, поднялся вновь на пятый, взял свою кучу в руки и пошел навстречу ментам. Представители закона зенки вылупили, а брать панка как-то застеснялись. Так и вышли из парадной: впереди Свин свежие экскременты словно Данко сердце несет, за ним — доблестная милиция, за милицией — любопытные… На Невском менты отстали: дескать, что с больного возьмешь.
Сам Свин утверждает, что эта история полностью выдумана. Но пересказывали ему ее неоднократно. Даже на допросах в тогда еще существовавшем КГБ.
«Панки отмывают грязь, — подумал Крис. — Звучит почти абсурдно».
— Свищ, полотенце, блин, — закричала девица, — тащи полотенце!
— У Клеща в бэге.
— Блин.
Крис вспомнил, как Свин рассказывал ему о наличии молодых пионеров-двойников: «Есть второй я, второй Вилли, второй Скандалист. Тусуются где-то возле Московского. И прикид копируют и волосы».
«Свищ звучит почти как Свин, — подумал Кристофер, — и выглядит похоже».
Вскоре подошел и Клещ — маленький крепкий человечек лет семнадцати с ирокезом на голове и большим рюкзаком за спиной.
— О, пиплы! — Клещ был рад случайной встрече не меньше остальных. — Пиво пьете?
— Пьем. — Крис улыбнулся.
Панки никуда не спешили. Они работали в лавке какого-то акмолинского бабая по имени папа Чуло грузчиками-уборщиками, курили анашу, пили пиво и каждый день собирались стронуться с места. Так продолжалось уже вторую неделю. Жили они в сарае неподалеку от дома самого Чуло. И, судя по всему, пользовались покровительством этого человека — никто из местной гопоты панков не обижал.
Пиво пить начали уже по дороге к панк-резиденции, а продолжили во дворе, под старым бесплодным деревом — то ли яблоней, то-ли грушей. Панки петь не умели, и раскрутили Криса на маленький сольный концерт — некоторые блюзы вполне вписывались в их традицию и после пива были приняты на ура.
Сам же Кристофер после песен и пива «сильно устал», лег на землю и вскоре уже не говорил, а только слушал.
— Ну вот, пришел я к Юрику Тимошкину, — рассказывал Свищ, — помнишь, его еще Химиком звали, а он такой забавный чувак был, сам себе полигон, блин. Все на себе проверял, все, чем мазался.
Кристофер лежал с открытыми глазами, но разговор казался ему происходящим где-то в другом измерении, в другом пространстве, отгороженном временем и расстоянием. Как радиопередача или магнитофонная запись. На Рэйнбоу такие посторонние застенные разговоры так и называли — радио.
— Хе. Кхе-кхе. — Свищ прокашлялся, и это напоминало помехи, ворвавшиеся в передачу о некоем Химике.
— А почему был, — спросила стриженая девушка, прозвище которой было сросшимся из двух слов — Внатуре, — он умер?
— Не знаю. Я его год не видел. Говорят, в дурку попал. Крепко. Ну вот, пришел к Юрке, а тот сидит с какой то банкой. Машина на столе, блин, и все такое.
— Хе-хе.
— Вот, говорит, сварил, но ты подожди, сначала я себя, а если приход будет, то и тебя. И, значит, вмазывает. А потом, вот так сидел. — Свищ выпрямил спину и широко раскрыл глаза. — Плюх на пол. Ну я, блин, к нему, глаза, блин, мертвые, не двигаются. А я и забыл что делать. Скорую вызвать, так тут эта банка, препараты, машина. Да дырки у него повсюду. Вообщем, пересрался…
Кристофер вдруг вспомнил, как этой весной он ехал на собаках с Федей-флейтой и в первой же электричке пошел по вагонам в поисках своих: вместе ехать веселее и контролеры менее опасны. Электричка оказалась почти пустой, он обнаружил лишь одного растамана по имени Остин. Одет тот был, вопреки обыкновению, цивильно — в серый костюм и черный берет, лишь дрэды, темными гусеницами выползающие из-под шапочки на воротник, выдавали истинную природу Остина. На коленях замаскировавшегося воина Джа стоял внушительных размеров саквояж.
— Привет.
Остин привстал с деревянной скамейки, пожал руку Крису, затем Федору, и указал на пустые места напротив.
— Нарта Остина большой такой. Вместе поедем.
— Чего ты такой цивильный? — спросил Крис. — Просто не узнать.
— Остину опасно на собаках нецивильно ехать. Остин дазе билет берет.
Вскоре выяснилось, что саквояж Остина был полон травы.
— Однако, Остин едет жена возвращать, — пояснил Остин, полностью переходя на язык посвященных шаманов из Саарема. — Геолог Жан хитрый, мой жена увез.
— А как же ты ее вернешь?
— Остин тозе хитрый. Остин геолог трава везет. Геолог ганджа покурит, жена вернет. Остин ему скажет, возьми геолог много-много трава, а жена мне верни. Чужой жена увозить нехорошо.
Отступление восьмое: Немного о геологах и жителях СааремаПонятие «геолог», т.е. «не шаман», (весьма условное, ибо в определенной ситуации геологом может стать любой член колхоза Саарема, любой шаман или гость), появилось еще в то время, когда Саарема находилось в Токсово. Однажды Крис приехал туда в гости к Волосу, Гарику и Махмуду и застал первого за изготовлением барабана, а двух других — за чашками чая. Между ними происходил следующий разговор.
— Знаесь, однако, я в тундра ходил, геолог нашел. Два года живет, олешка пасет. — Махмуд улыбнулся, — Видись, зарос как.
— У нас в Саарема нетту геолок. — Гарик откинулся назад распрямил спину и сделал серьезное сосредоточенное лицо. — Только кит.
— Ымкой, однако, назвал. Эй, Ымка!
Волос продолжал натягивать барабан.
— Видись, Ымка тундра много ходил, совсем худой стал. Ымка!
— Ну. — Не отрываясь от барабана откликнулся Волос.
— Однако, видись, слусает. Раньше совсем дикий был.
— О! Тиккий геолок плохо, — серьезным тоном продолжал Гарик, и Крис отметил, что если бы они веселилась, игра была бы не столь натуральной. Он вспомнил давнишнюю телепередачу, где Курехин, тогда еще живой, с помощью каких-то совершенно абсурдных псевдонаучных сцен доказывал, что Ленин является грибом, но в один из моментов великий шоумен не выдержал и начал смеяться. И это немного испортило игру. Телегам желательно быть абсолютно серьезными. — Лес рупит, земля копает.
