Ханс-Петер де Лорент - Негласная карьера
У менеджеров помоложе, а здесь в основном были такие, то есть у своих ровесников, Поммеренке заметил и другое – он почти не мог угадать их возраста. Рюдигер привык наблюдать за людьми по службе и вне службы, приглядываться к ним, к их характерным особенностям, приметам. В «Интерсити» было сложнее всего определить возраст. «Динамичным» молодым людям, которые сидели напротив, листая «Франкфуртер альгемайне цайтунг», могло быть двадцать семь лет, а могло – и тридцать семь.
У Поммеренке испортилось настроение, едва он вспомнил о Ходмайере, толстяке из Баден-Вюртемберга. Тот любил напускать на себя важность и разглагольствовать, не жалея чужого времени. Ходмайер – психопат, с ним невозможно ни спорить, ни тем более работать.
Рюдигеру не хотелось думать о предстоящем совещании. Он вышел из купе и направился в вагон-ресторан, где пока еще свободно. Но в ближайший час пассажиры пойдут обедать. Поммеренке и здесь постарался выбрать такое место, откуда видно весь вагон.
Больше всего Рюдигеру нравились боковые одноместные столики. Тут тебя не втянут в разговор, можно спокойно пообедать, выпить кофе, посидеть, разглядывая людей.
Поммеренке не понимал, как это другие так беззастенчиво разговаривают в общественном месте о своих интимных проблемах, причем громко. А ведь каждый знает, что все его слышат. В пивной Хайнци Рюдигеру это не мешало. Правда, там секретов особых не было. В разговорах, собственно, и участвовали все. Особенно в разговорах у стойки. Когда же Рюдигер шел в ресторан с Барбарой, он вообще не мог говорить, если оказывался за одним столом с чужими людьми. Он незаметно прислушивался к разговорам за соседними столиками. Рюдигер немел от одной мысли, что могут подслушать и его самого.
Рюдигер заказал себе кофе и уставился в окно. Внезапно ему вспомнилось, как несколько лет назад он ехал на поезде с Феликсом. Впрочем, об этом вспоминалось едва ли не каждый раз по дороге в Кёльн.
Они ехали на спецпоезде, чтобы принять участие в одной из тогдашних многочисленных демонстраций, на которую собирались со всей страны. Такие демонстрации или марши протеста устраивались раз в полгода и даже чаще. Студенческие союзы арендовали автобусы и поезда, соответственно проезд был дешевле.
Поммеренке случайно попал в тот самый вагон, где ехало студенческое руководство, в том числе Бастиан. Когда Рюдигер проходил мимо их купе, то, к его удивлению, Феликс пригласил к себе на одно из двух свободных мест. Рюдигер не особенно задумывался над этим, но считал вполне естественным, что Бастиана, который как-никак бы председателем Всеобщего студенческого союза, должны постоянно окружать руководители рангом пониже и прочие активисты. И вдруг такое начальство приглашает в свое купе простого студента!
Поездка получилась интересной. Говорили не только о политике, много шутили. К дорожному провианту отыскалась небольшая фляжка коньяка, еще больше приподнявшего настроение.
А потом произошло то, что для Поммеренке до сих пор осталось главным доказательством тенденциозности Бастиана. Феликс не мог обойтись без агитации, даже когда просто ехал в поезде и смотрел в окошко.
Это началось с Дортмунда.
– Глядите-ка! – неожиданно воскликнул Феликс. – В ФРГ даже из окна вагона можно сразу почувствовать могущество капитала. Монополии главенствуют в облике городов. Они сразу дают понять, кто тут хозяин.
И впрямь, куда ни глянь – «Хёш». В Бохуме – здание концерна «Крупп-Шталь», а неподалеку – «Мерседес-Бенц».
– PI так повсюду, – резюмировал Феликс, который заметил зто наверняка не впервые.
Действительно, в Эссене доминировали «Сименс», АЕГ, «Тиссен». Перед Дуйсбургом – «Маннесман». А в Дуйсбурге неподалеку от вокзала опять красовались огромные надписи – «Тиссен» и «Клёкнер». Под Дюссельдорфом снова – «Тиссен».
– Следующие занятия по политэкономии лучше всего провести прямо в поезде. Здесь на каждом километре столько наглядных пособий, что любого убедишь, – предложил один из товарищей Бастиана, отвечающий за политпросвет.
Тогда Рюдигер еще не насторожился, но месяц спустя, летом 1974 года, он понял, насколько не случайны были те дорожные разговоры Бастиана. Тот все видел через призму своих коммунистических идей.
В ту пору как раз шел чемпионат мира по футболу. ФРГ играла в одной группе с ГДР. Студенческий комитет поставил телевизоры в большой аудитории для совместного просмотра этого сенсационного матча двух немецких команд. Собралось человек двести, которые расселись у шести телевизоров.
– Германия против ГДР, – возвестил телекомментатор.
– Играем против «зоны», – подхватил кто-то из студентов.
Раздались аплодисменты. Поммеренке подумал: разве дело в словах? Хотя ясно, что речь идет не только о футболе. Соперничают две системы. И пресса подогревала ажиотаж. Но зачем делать из этого черт знает что? Вот для Рюдигера главное – все-таки сам футбол. И, конечно, Рюдигер болел за свою команду, то есть за Германию. Естественно, хотелось, чтобы футболистам ГДР задали перцу. Но хотелось по чисто спортивным причинам. Пусть техничная, изобретательная игра докажет свое превосходство над скучной прямолинейностью восточноевропейских клубов. Политика тут ни при чем.
Но высокооплачиваемым профессионалам приходилось туго. Поммеренке видел это. Комментатор действовал ему на нервы не меньше, чем реплики в зале. Когда «десятка» команды ГДР Шпарвассер обыграл Бекенбауера и ГДР повела 1:0, Рюдигер был потрясен. Во-первых, из-за столь неожиданного поворота игры. Но больше из-за реакции в аудитории. Ребята скакали от радости и распевали те самые песенки, которые обычно считали пошлятиной. Они праздновали победу команды ГДР.
На следующий день в некоторых газетных статьях говорилось, что такой урок не повредит заевшимся профессионалам. В конце концов, выигрыш чемпионата мира всех успокоил; команда ГДР заняла неважное место, чем Рюдигер был весьма доволен. Но когда Поммеренке, подавленный, увидел счастливого Феликса среди танцующих, то возненавидел его. Рюдигер был уверен, что раскусил Бастиана.
Поммеренке допил кофе. Вагон-ресторан постепенно заполнялся народом. Рюдигер взял сумку и положил на противоположное место. Может, она отпугнет докучливого соседа? После ссоры с Барбарой Рюдигер плохо спал ночью, почти ничего не ел за завтраком и теперь чувствовал себя скверно. Он заказал обед и расположился повольготнее в надежде, что так ему удастся подольше просидеть за столиком одному.
Работая в «конторе», Поммеренке часто вспоминал Бастиана. Например, при стажировке в разных отделах он постоянно сталкивался с новыми терминами, которые приходилось даже зубрить, вроде иностранных слов в школе.
Феликс был очень чуток к языку. Рюдигер давно заметил эту черту, но прежде считал ее лишь причудой. В магазине Бастиан мог обратить внимание на обычный вопрос обычной домохозяйки, которая, указав на какую-то вещь продавцу, поинтересовалась:
– Почем?
– Слышал? Лучше бы она спросила: почему? Жаль, что люди не задумываются, почему цены все время растут.
Поммеренке вспомнил, как он шел за Феликсом и удивлялся. Ему такое и в голову не приходило. В двенадцать лет человека занимает совсем другое.
Футбол, например. Но Феликс и тут был парень не промах. Играл он здорово, хотя никогда не тренировался в каком-нибудь клубе.
Они вместе зачитывались отчетами об играх высшей лиги. Запоминали составы команд. Рюдигер с Феликсом удивляли ребят своеобразной викториной. Один спрашивал, другой отвечал.
– Левый защитник в «Кёльне»?
– Штолленвер.
Ответ выстреливался, как из пистолета. Потом они менялись ролями. Спрашивали и отвечали по очереди. И очень редко бывало, что какой-то вопрос оставался без ответа. Правда, даже тут Феликс ухитрялся гнуть свое. Например, ему не нравились прозвища, и он называл игроков только по имени и фамилии. Рюдигеру этого до сих пор не понять.
Скажем, за клуб «Боруссия-Дортмунд» левым полузащитником играл Куррат. Маленький, хитрый, цепкий в отборе мяча. Футболисты прозвали его Таксой, а журналисты – Попрыгунчиком. И для Рюдигера он был Попрыгунчик, а для Феликса – только Куррат. И вратаря местной команды Пола все звали Мопсик. Бастиан всегда называл его по фамилии – Пола. Он говорил, что болельщикам стараются привить запанибратское отношение к спортсменам. Ерунда, отмахивался Рюдигер.
– Да пойми ты, – убеждал Феликс. – Нам хотят внушить, что все мы одна семья. Поэтому спортсменам и придумывают клички.
Феликс, твердил о том, что профессиональный футбол – это большая коммерция, она дает огромные барыши. Кстати, он со все меньшим энтузиазмом участвовал в их импровизированных состязаниях-викторинах.
И уж совсем непонятными казались тогда Рюдигеру застрявшие в памяти слова Феликса:
– С политиками еще хуже. Их тоже все зовут просто по именам. «При Адольфе было по-другому…» Это ж глупо! Люди делают вид, будто знаются с воротилами на короткой ноге. А те ведь дурачат народ.
