Кэтрин Мадженди - Над горой играет свет
Руки у него были большие и шершавые. Я представила, как он рубит дрова, а Хелен в это время готовит что-то вкусное. Я представила их за столом, в правой руке вилка, а левые сомкнуты вместе.
— И еще позвони их родителям.
Хелен привела нас на кухню и тихонько шикнула. Сразу звонить она не стала, слушала, что дальше расскажет тетя Руби, мне тоже было интересно.
В гостиной глухо клацнуло о стол бутылочное донце.
— Мертвый! Полез наверх и оттуда насмерть, мало у меня хлопот! Вылакал бутылку виски «Олд Кроу».
Что сказал в ответ Бойд, я не расслышала. Мика сквозь заднюю дверь все смотрел и смотрел на сарай. На дороге раздался вой сирен.
Тетя Руби продолжала:
— …Небось свалился со второго этажа, прямо на ржавый штырь. А на этот штырь, как назло, не было нанизано ни одной шины, иначе он не пропорол бы насквозь живот. Кишки наружу, Господи, спаси и помилуй! Глаза выпученные, изо рта, из ушей, из носу хлещет кровь! Что я скажу малышу Путеру, моему сыночку?
Сирены выли уже совсем близко. Полиции ничего не стоило найти этот самый неказистый дом, рядом с которым стояли облезлые, побитые машины.
Хелен обернулась:
— Мика, тебя ведь так зовут?
Сирены умолкли.
— Да, мэм.
— Ты знаешь свой телефон? И еще скажи, какая у тебя фамилия.
Мика все сказал, Хелен набрала номер. Я невольно затаила дыхание, даже немного закружилась голова. Трубку обязательно снимут, или папа или мама.
Кто-то постучал во входную дверь.
— Миссис Кэри? — спросила Хелен.
Я облегченно выдохнула.
Бойд вышел наружу. Мы с Микой сидели сложив руки на коленях, ждали, что будет дальше.
— Скорее приезжайте, — сказала Хелен. — С Арвиллом произошел несчастный случай, ужасный. — Она взглянула на нас. — Да, можно и так про это сказать. — Она повесила трубку.
Бойд разговаривал на крыльце с полицейскими, Мику снова затрясло, такого с ним не было даже в разгар самых неистовых ссор наших родителей. Хелен прижала его к себе.
— Золотые мои, я смотрю, вам тут доставалось.
Я кивнула. Мне захотелось обнять мою лошадку, мою Фионадалу.
Хелен вздохнула и крепче обняла Мику.
— Да все нормально, — пробурчал Мика, но не торопился высвободиться из рук Хелен.
Бойд вернулся на кухню.
— Боб и его ребята уже тут.
Хелен улыбнулась нам, я увидела, что у нее кривые зубы, но это была такая ерунда.
— Ну что ж, подогреем что-нибудь поесть.
Завыла еще одна сирена, потом умолкла. Тетя Руби разговаривала с собой, периодически рыгая. Бойд опять пошел на улицу, а я подбежала к задней двери, наблюдать сквозь защитную сетку. Полицейские и еще какие-то мужчины зашли в сарай, вышли.
— Деточка, помоги мне, — позвала Хелен.
— Я?
— Да-да.
Я схватила ложку и начала размешивать застывшее пюре, оно снова сделалось пышным, поставила на стол вишневый пирог. Мика сунул в него палец, но, посмотрев на багровый сгусток начинки, не стал слизывать, вытер палец о джинсы. Зеленая фасоль уже закипала, я добавила в нее масла, так делала тетя Руби. Я нарезала хлеб. Хелен говорила, у меня отлично получится, я точно не порежусь. Бойд вернулся за тетей Руби, велел ей идти за ним.
— Ничего говорить не буду, — заявила тетя. — Я устала. Хочу полежать.
— Женщина, а ну встать! — хрипло рявкнул Бойд.
Тетя пьяно отмахнулась.
— Иду, совсем не обязательно хамить.
Я поставила на стол блюдо с фасолью, отходя к плите, увидела, как из сарая выносят что-то огромное, в черном мешке. Хелен плотно закрыла дверь, хотя в кухне было жарко и душно.
— Давайте накрывать на стол.
Я расставляла тарелки, а снаружи доносились вопли тети Руби:
— Вы его уже совсем забираете? Вот так сразу?
Она завыла, как настоящая банши[10].
Пришел Бойд, помыв над раковиной руки, молча сел за стол. Верещанье сирен постепенно отдалялось. Вскоре в дом вернулась тетя Руби, какое-то время из коридора и гостиной доносились глухие стуки, потом все стихло.
Мы раскладывали вилки и ножи, что-то передвигали, что-то переставляли, с необыкновенной сосредоточенностью. Я надеялась, что тетя Руби не придет, что мы будем ужинать только с Хелен и Бойдом. Я очень надеялась. Есть не хотелось, но мы все же попытались себя пересилить. Мика зачарованно смотрел, как тающее масло просачивается в картофель. А я ни на что не смотрела, я отчаянно ждала, когда же приедут мама и папа. Они уже отдохнули, с проблемами разобрались, теперь все у нас будет хорошо.
Я была маленькой провинциальной девчушкой. Что я тогда понимала…
ГЛАВА 10. Я тебя подожду
Бойд и Хелен тоже их ждали. Приехал папа, один. И тут же ринулся в сторону гостиной, но тетя Руби не соизволила даже оглянуться, хотя папа не просто стоял в дверях, а громко перешептывался с подошедшими Хелен и Бойдом.
Папа наконец обернулся и посмотрел на нас. У него округлились глаза.
— Что тут, черт возьми, произошло?
— Вот и я о том же спрашиваю. — Бойд сунул руки в карманы. — Мы пойдем. Если что понадобится, милости просим.
Я вдруг поняла, что мне хочется уйти к Хелен и Бойду, навсегда. На прощание Хелен крепко нас обняла. Когда закрылась дверь, я услышала, как она сказала:
— Несчастные малыши…
Тетя Руби попыталась встать с дивана, но чуть не брякнулась на пол. Она решила больше не рисковать и грузно привалилась к спинке.
— У меня умер муж. Уж-ж-жасная смерть. Кровищи жуть. Во! Пятно на блузке. Кишки кругом.
Папа завис над ней.
— Что ты сделала с моими детьми?
— Мне щас не до них, не до козявок твоих. У м-меня что щас главное? По-хо-ро-ны.
Папа стиснул кулаки.
— Что ты с ними сделала, шлюха безголовая?
В ответ тетя Руби прорычала:
— Мужу моему пропороло брюхо, поэтому пошли вы все н-на-а-а фиг.
— Сука чертова! Посмотри на них! Посмотри на моих детей!
Папа тыкал пальцем в нашу сторону, мы стояли не двигаясь и будто воды в рот набрали, изо всех сил старались не смотреть на диван с распластавшейся на нем тетей.
— А не скажешь, какого черта ты и сестрица сбагрили мне своих невоспитанных сопляков? А теперь отста-а-ань. Мне надо звонить в страхкомпанию, пусть гонят денежки за гибель от несчастного случая.
Она уставилась на папу и протяжно рыгнула.
Мне хотелось, чтобы папа накричал на нее. Пусть бы даже избил эту сволочь, как кусачую собаку.
Но папа лишь резко выдохнул:
— Все. Прочь из этой клоаки. Вещи можете оставить тут.
— Да, лучше катитесь отсюда поскорее. А шмотки их сраные я потом выкину.
Тетя Руби, пошатываясь, потащилась в коридор.
Папа тут же развернулся и быстро вышел на улицу.
Я побежала собирать свои пожитки, мне совсем не хотелось, чтобы тетя Руби их выкинула. Меня нагнал Мика, прошипев:
— Ви! Брось ты все это!
Я не собиралась ничего бросать. Мика помогал мне. Потом мы собрали и его вещи. Было страшно: сейчас в коридоре раздастся топот, и тетя нас сцапает. Когда мы снова вернулись в гостиную, тетя рылась в записной книжке, приговаривая:
— Надо сообщить его папе и маме. А потом братцу.
Она посмотрела на нас:
— Вы еще здесь, засранцы?
Я сломя голову помчалась к двери, а Мика подскочил к тете и выбил книжку из ее рук. Пролетев по всей комнате, книжка шмякнулась об стену. Голос у брата вибрировал, как барабан под ударами:
— Гадский дядя Арвилл жарится в аду, и ты туда же попадешь, грязная шлюха.
Я не верила своим ушам. Тетя Руби тоже обалдела и только растерянно разевала рот, как огромная уродливая рыбина. А Мика гордо развернулся, совсем как папа, и решительно двинулся к крыльцу.
Я бежала за ним, а тетя Руби кричала вслед, что убьет обоих, если мы посмеем вернуться.
— Я никогда сюда не вернусь, никогда, — сказал Мика.
Я схватила его за руку, и мы уже вдвоем трусили по двору, с чемоданами.
Папа ждал, наполовину высунувшись из «рамблера».
— Быстро в машину. Оба. Сейчас же.
Мы юркнули внутрь. Папа катил по склону холма, сзади клубилась пыль.
Вот теперь можно было вздохнуть спокойно.
Папа крутил руль одной рукой. Вторая лежала на спинке сиденья, по которой он постукивал сначала только мизинцем, но постепенно к дроби подключились и остальные пальцы. В зеркале заднего обзора он то и дело ловил взгляд Мики, выжидая, когда тот заговорит.
Мика отмалчивался, тогда папа спросил:
— И что же там у вас творилось?
— Ничего.
— Хватит уже.
— Хватит что?
— Вилять, вот что. Все это очень серьезно. — Папа перевел взгляд на меня, я потрогала искромсанные волосы.
— Она психопатка, ваша тетя Руби, — сказал папа.
— Тогда почему вы с мамой нас к ней отправили?
Папа довольно долго молчал. А потом сказал, спокойно так:
— Не знаю, сынок. Я не знаю.
