Юрий Любопытнов - Мурманский сундук
Рыбалку он любил. И не только за сам процесс, когда сидишь и ждёшь — вот-вот клюнет, а за то, что он на ней, как нигде, становился самим собой. На него никто не давил, никто не мешал и он никому не мешал. Он уезжал на рыбалку и оставлял дома всё — мелкие и крупные переживания, неудачи на работе, придирки жены, непонимание дочери — всё оставлял. Ехал в край забвения.
Насквозь промороженный автобус, скрипя всеми швами и сочленениями, нёсся куда-то в темноту, как космический корабль в безвоздушном пространстве, и редкие смутные огоньки за прихваченными морозом окнами были похожи на далёкие звёзды. Эту несущуюся машину подкидывало на рытвинах и ухабах, трясло, как в лихорадке, и подпрыгивали, громыхая сваленные на пол ледобуры и пешни, фанерные самодельные ящики и немудрёная снасть.
А когда он сидел летом с удочкой на берегу реки, сколько разных картин рисовалось в его голове? Недвижно стоял поплавок на перламутровой воде, но если смотреть на него долго, он, казалось, плыл потому что плыли по небу отражённые рекой облака. И лесная тишина, и негромкие звуки от игры рыб, и неожиданный, причмокивающий плеск волны о берег или прилёт птиц на отмель, чтобы походить, выслеживая пищу в песке, а потом взлететь ввысь, упасть вниз, делая дугу над водой, чуть ли не касаясь её крыльями, и снова взмыть в небо и пропасть в синеве — это наводило успокоение на Вадима, и ему ничего не надо было, кроме того, чтобы смотреть на поплавок и загораться детской радостью, когда клевала какая-либо рыбёшка.
И сегодня, хотя ему не везло, — он сверлил лунки там и сям, но шла одна мелочь, — он был спокоен и не высказывал вслух своих обид на неудачный день. А рыбалка плохая, клёва почти нет. Рыболовы ругаются, проклинают погоду, клянут «дурью» рыбу, но терпеливо ждут — вдруг ещё будет удача, ещё повезёт, не зря же они тащились за десятки километров, чтобы уехать с пустыми руками.
Вадим оглядывал взбугрённый снежными жёсткими наносами горизонт, редкие деревья по другую сторону реки, извилистые овражки, стремящиеся с полей к реке, поглядывал на солнце — светлое размытое пятно — и улыбался: и морозной тишине, и холодному простору полей, и чудной рыбе, которая не хотела ловиться.
Ему захотелось покурить, и он полез в карман, но спичек не нашёл, подумал, что, наверное, обронил и пошёл к Сергею и Фимычу, лунки которых были рядом. Под валенками звучно заскрипел слежавшийся, не сметённый со льда ветром крупинистый снег.
Подойдя к приятелям, посмотрел на улов, сложенный рядом с лункой Сергея. Взял за хвост самого большого ерша, подкинул на ладони, засмеялся:
— Силён, бродяга, потянет на кило. Как? — Он снова засмеялся.
Сергей не ответил на шутку. Он внимательно впился глазами в сторожок, словно знал, что сейчас клюнет. Из-за такой плохой рыбалки он нервничал. Вадим видел, как ходили желваки на скулах.
— Ну и колотун сегодня, — сказал Вадим, бросая ерша снова на лёд.
— Ветер знобкий, — подтвердил Сергей и глубже завернулся в брезентовый плащ, надетый поверх тёплого ватника.
— На северный меняется, вот и метёт, — откликнулся Фимыч, сидевший шагах в пяти от Денисова. Он прятал лицо в меховой воротник полушубка. Видны были одни глаза.
Вадим присел перед Денисовым на корточки.
— Дай огонька, — попросил он и полез в нагрудный карман за сигаретой.
Сергей поднёс огонь зажигалки. Вадим прикурил, загораживая пламя рукой.
- Вроде и потеплело, — сказал он, выпуская струю дыма.
К ним подошёл Фимыч, тоже закурил.
— А по-настоящему погреться бы не помешало, — толкнул он Вадима в бок. — Рыбалки не будет. Можно сваливать. Вы как на это дело смотрите, старики?
Взятая из дома бутылка пшеничной уже была выпита
— Я непосредственно, — не раздумывая, ответил Вадим, подпрыгивая и поколачивая валенком об валенок. — Не послать ли нам гонца в магазин без продавца, — попытался пошутить он. Было видно, как он сильно замёрз. От холода лицо приобрело сизый оттенок, только глаза сохраняли живость. — Ветер злой, через вату достаёт.
— Годится, — ответил Сергей. — Только я не пойду…Давай тебя пошлём. Всё равно клёва у тебя нету.
— А у тебя есть, — хохотнул Вадим. — Можно подумать, что ждёшь хозяина.
«Хозяином» рыболовы зовут леща.
— А что, может, и поймаю. Должен же он клюнуть… Сходи ты? Магазин в трёх километрах.
— Могу и сходить. Я парень не гордый. Заодно, пока дойду, согреюсь. — Он сильно швырнул окурок и посмотрел вдоль реки. — Вон там, кажись, мужики тоже гоношатся, — сказал он и показал варежкой в сторону.
Вдали на белой взбугрённой равнине непонятное движение. Тёмные фигуры рыболовов шевелятся, двигаются. Вначале это движение кажется беспорядочным, но присмотревшись, Вадим заметил в нём систему — все стремились к одному центру, а центром этим являлся человек, который неторопливо шёл вдоль сидящих у лунок.
— Точно гоношатся, — пошевелил посиневшими губами Фимыч. — Видать, и гонец нашёлся. Его и попросим. Наша бутылка его не утянет.
— Посмотрим, — ответил Вадим. Он внимательно наблюдал за происходившим на льду. — Многие сбрасываются. Знакомый кто-то собирает…
Он щурит глаза, всматриваясь в человека, которому сдают деньги. Человек подходит всё ближе и ближе. Видна его щуплая фигура. За собой он тянет деревянные деревенские санки с круто загнутыми спереди полозьями.
— Кто такой? — спросил Сергей Вадима.
Вадим пожал плечами.
— Видел я его сегодня. Толкался среди приехавших.
Внешность собирающего неприметная. Брезентовая роба, ватные брюки, подшитые серые валенки, кроличья вытертая шапка. На ремне видавший виды фанерный ящик, под мышкой — ледобур. Рыболовы собираются в компании по три — четыре человека, греют дыханием негнущиеся руки, лезут в карманы, доставая рубли, трёшницы, отдают человеку с санками. На льду стало поживее. Слышится хохот, громкие возгласы:
— Давай, парень, порадей для обчества!..
— Жми на все железки! Одиннадцать давно было.
— Чего одиннадцать! Здесь и так дадут План выполнять надо…
Поплясывали возле лунок, тёрли лицо руками:
— Не выпьешь, прихватит.
— Ну и холодище…
— Славка, как — клюёт?
— Не-е…
— Вот и мы сообразим, — сказал повеселевший Вадим.
Подошёл человек с санками. Он тоже замёрз. Лицо будто обтянуто холодной плёнкой, голубые глаза подёрнуты стылым ледком. Небритый подбородок отливает в красноту. Карман потёртого, замусоленного ватного пальто отдулся.
Вадим окликнул его:
— Ты куда, парень, в магазин?
— А что? — ответил подошедший. — В магазин.
