Жоржи Амаду - Тереза Батиста, уставшая воевать
Лулу Сантоса забавляет негодование старухи и ещё больше — неотступное желание получить обещанные Венерандой комиссионные. Выходит, старая Адриана, женщина с убеждениями и сдержанная, превращается в сводню, находящуюся на службе всем известной содержательницы дома свиданий в Аракажу? И откуда у неё подобная профессиональная гордость?
— Лулу, времена трудные, а деньги ведь не пахнут.
Адриана, милая Адриана, оставь девушку в покое. Тереза цену деньгам знает, не обманывайся, но знает и цену жизни и любви. Думаешь, только сенатор преследует Терезу, держа в одной руке бумажник, а в другой свою палку (простите, повторил выражение Венеранды)? Ещё есть поэт, сочиняющий стихи, каждая строка которых стоит миллионов промышленника. И если Тереза не принадлежала поэту, почему она должна принадлежать хозяину текстильной фабрики? Да и меня она не любит, хотя я — сладенькое для женщин Аракажу, но любит того, кто мил её сердцу. Оставь Терезу в покое на короткое время любви и радости и приготовься к тому, чтобы приласкать её, согреть дружбой, когда завтра или чуть позже, через несколько дней, моряк уедет и для Терезы начнётся время такого горького ожидания, что она станет грызть край ночного горшка (простите это грубое выражение нашей утончённой Венеранды).
Обещать Адриана обещала — она будет сестрой и матерью для Терезы, осушит её слёзы (Тереза плачет редко, моя милая старушка), хотя девчонка, ветреная голова, во всём сама виновата; предложила ей плечо и сердце. Но всё же есть маленькая надежда: а что, если Тереза, оставшись одна, холодно рассудит и решит принять предложенные сенатором, отцом города, большие деньги? Адриана и грошу будет рада.
13— Об отъезде ты мне скажешь накануне, — попросила Тереза, — не хочу знать заранее, когда это случится.
Между тем они всё так же вместе, точно решили не расставаться ни в ближайшем, ни в отдалённом будущем, точно «Вентания» навсегда бросила якорь в порту Аракажу. На пляже, в роще кокосовых пальм, на укрывшемся в кустах островке, в комнате Терезы, на борту баркаса все эти дни у них праздник любви. Воздух Сержипе полнится их любовными вздохами.
Жануарио не оставляет Терезу, неотступно следуя за ней по пятам: вот он на репетиции учит её приёмам капоэйры, играм гибкого тела, придающим ещё робкой самбе Терезы дерзость, красоту и грацию под барабанную дробь самбы, самбы Анголы, которую ей показывает капитан баркаса, мастер капоэйры, участник афоше.
С большим интересом следит за малейшими успехами Жоаны дас Фольяс, весело смеётся, когда наконец овладевшая своей рукой, хорошо держащей карандаш и ручку, Жоана снова рвёт бумагу, разбрызгивает чернила, но выписанные буквы остаются чёткими. На вечернем уроке все трое: Тереза, Жануарио и Жоана дас Фольяс — обязательно над чем-нибудь посмеются.
Они целуются в автобусе, гуляют в порту, взявшись за руки, присаживаются поболтать на Императорском мосту и на корме «Вентании». Однажды вечером Жануарио привёл Терезу на борт и вышел в море; бросив вёсла и не обращая внимания на раскачивающие лодку волны, они, обрызгиваемые водой и смеющиеся от счастья, отдались друг другу, а лодка, легко скользя, спустилась вниз по реке. Потом, привязав лодку к берегу на острове Кокосовых пальм, они сошли на берег, чтобы найти укромное местечко. В эту ночь в Аталайе они любовались взошедшей луной, потом, сбросив одежду, вошли в море, и Тереза в морской солёной пене забылась в руках любимого.
— Теперь ты не Янсан, Янсан ты была в драке. Ты — Жанаина, Царица вод, — сказал ей Жануарио, бывший запанибрата с ориша.
Терезе хотелось расспросить его о паруснике «Цветок вод», о его плаваниях, о реке Парагуас, об острове Итапарика, о портах, в которых он бывал не раз, о жизни там, в Баии. Но с той первой ночи в Аталайе, когда он рассказал о своей жене, они больше не говорили ни о парусниках, ни о реке Парагуас, ни о Магоражипе, Санто-Амаро и Кашоэйре, как и о бухте Всех Святых — Баии и её пляжах и островах. А только об Аракажу: о судебном процессе Жоаны дас Фольяс и уже назначенной дате, о «Весёлом Париже», о репетициях её танцевальных номеров, её дебюте, что вот-вот состоится, и золотом зубе, над которым трудился Жамил Нажар — то ли дантист, то ли скульптор. Художник зубных протезов, и этот протез — его главное произведение. Разговаривали, точно не собирались разлучаться, точно их жизнь замерла в дивный час любви.
В воскресенье, как было условлено, они вместе с Лулу Сантосом и капитаном Гунзой пришли на фейжоаду в дом шофёра Тиана. Много приглашённых, среди них шофёры такси, музыканты-любители с гитарой, флейтой и кавакиньо, соседки, шумные приятельницы жены Тиана. Кашаса и пиво, газированная вода для женщин. Ели, пили, пели, потом стали танцевать под радиолу. Все считали Жануарио и Терезу мужем и женой.
— Эта красотка — жена того великана!
— Человек моря, сразу видно.
— А она лакомый кусочек!
— Изюминка, Кавалканти, только не вздумай приставать к ней, у неё вон какой защитник!
Жена моряка — кто же не знает, что это такое! Очень скоро становится вдовой, если муж гибнет в море и уходит к Жанаине. Любовь моряка — что морской прилив. Не потому ли, что она как морской прилив, Тереза и боится её быстрого отлива…
Расплата тяжела — траур до гроба, и всё же она рада приходу утра любви, пусть очень дорогой ценой, всё равно это дёшево!
14По знаку нотариуса все присутствовавшие в зале суда встали — наступил торжественный момент оглашения приговора. Поднявшийся вместе со всеми, судья стрельнул глазом в Лулу Сантоса. Лицо народного защитника сумрачно, но хорошо скрываемое удовольствие оттого, что дан отпор обману, надувательству, подделке, грабежу, наконец, преступлению, не ускользает от почётнейшего доктора Бенито Кардозо, судьи с блестящей карьерой, имеющего печатные труды, статьи и публикуемые в журнале «Суд в Сан-Пауло» приговоры. Вот как отозвался о докторе Бенито Кардозо известный юрист, профессор Руй Антунес, который был вызван из Пернамбуко в Сержипе по случаю сложнейшего уголовного процесса: «Доктор Кардозо, кроме глубокого знания уголовного права, владеет удивительным знанием людей».
В глазах народного защитника — искорки хитрости, ведь всё судебное заседание было не чем иным, как комедией обмана, но, если разоблачение вора требует лжи и обмана, благословенны будьте, ложь и обман. Наконец-то Лулу Сантос, этот хитрый лис, презрев все предрассудки и букву закона, схватил-таки за руку самого отвратительного биржевого спекулянта города, настойчиво добивавшегося от суда признания своей правоты в абсолютно обманном деле. Сколько же раз доктор Кардозо был вынужден его оправдывать за отсутствием доказательств, хотя знал, что виновник он? Четыре раза — это он помнил. Прекрасные показания Лулу и свидетельниц не потребовали ничего больше, чтобы вынести приговор. Когда всё было закончено, судья только из праздного любопытства желал узнать то единственное, что его интересовало.
