Артур Шницлер - Тереза
Обзор книги Артур Шницлер - Тереза
Артур Шницлер
Тереза. История жизни одной женщины
К тому времени, когда подполковник Губерт Фабиани после выхода в отставку переехал на жительство из Вены, последнего места его службы, — не в Грац, как большинство его сослуживцев, — а в Зальцбург, Терезе исполнилось шестнадцать лет. Произошло это весной, окна дома, в котором поселилось семейство, смотрели поверх крыш городка на Баварские Альпы. И день за днем, уже за завтраком, подполковник расхваливал жене и детям, как особое везенье, тот факт, что ему удалось, еще не дожив до старости, в свои неполные шестьдесят лет, освободившись от служебных обязанностей и избавившись от пыли и суеты большого города, получить возможность посвятить себя с юности любезному его душе наслаждению природой. Терезу, а иногда и сына Карла, старше ее на три года, он охотно брал с собой на небольшие пешие прогулки. Мать оставалась дома, больше прежнего погружаясь в чтение романов, и мало заботилась о хозяйстве, что и при их жизни в Коморне, Лемберге и Вене служило поводом к некоторому недовольству мужа, а вскоре — неизвестно, каким образом это ей удавалось, — опять стала собирать у себя два-три раза в неделю на чашку кофе компанию общительных дам, жен или вдов офицеров и чиновников, приносивших к ней в дом местные слухи и сплетни. Подполковник же, если случайно оказывался в это время дома, всегда удалялся в свою комнату, а за ужином позволял себе отпустить несколько язвительных замечаний в адрес компании своей супруги, которая обычно отвечала ему ехидными намеками на некие веселые дружеские вечеринки мужа, имевшие место в прежние времена. После этого подполковник частенько молча поднимался из-за стола и уходил из дому, чтобы вернуться поздно ночью, грохоча сапогами по ступенькам лестницы. После его ухода мать обычно принималась в туманных выражениях говорить детям о тех разочарованиях, от которых никто не застрахован в жизни, и об особо тяжком жребии, требующем большого терпения, который выпадает женщинам. А заодно рассказывала истории, только что почерпнутые ею из книжек. Но рассказывала так сбивчиво, что казалось, будто она путает содержание разных романов. Тереза иногда не удерживалась и как бы в шутку высказывала такое предположение. Тогда мать обзывала ее дерзкой девчонкой, обиженно отворачивалась к сыну и гладила его по волосам и щеке, словно в награду за терпение и доверие к ее словам, не замечая, что он украдкой подмигивает впавшей в немилость сестренке. Тереза же вновь принималась за свое рукоделие или садилась за вечно расстроенное пианино, чтобы поупражняться в экзерсисах, которые она начала в Лемберге и продолжила в Вене, беря дешевые уроки музыки.
Прогулки с отцом еще до наступления осени прекратились, причем таким образом, какой совсем неожиданным никак не назовешь. Уже довольно долгое время Тереза подмечала, что отец продолжал эти прогулки, в сущности, лишь в оправдание себе и своей тоске. Все трое вышагивали по намеченному маршруту почти молча, во всяком случае, без восхищенных восклицаний, произносить которые раньше вменялось детям в обязанность. И лишь дома, перед лицом супруги, подполковник путем вопросов и ответов, как в известной игре, пытался напомнить детям некоторые моменты только что закончившейся прогулки и задним числом вызвать у них восхищение природой. Но и это вскоре закончилось. Туристический костюм, который подполковник каждый день носил со времени своей отставки, был повешен в шкаф и заменен темным уличным.
Как-то утром Фабиани неожиданно вновь явился к завтраку в мундире, причем с таким строгим и отсутствующим видом, что даже мать предпочла удержаться от каких-либо замечаний по поводу этого внезапного преображения. Несколько дней спустя на имя подполковника прибыла из Вены посылка с книгами, за ней — еще одна, уже из Лейпцига, некий букинист из Зальцбурга также прислал большой сверток. С тех пор пожилой офицер проводил много часов в день за письменным столом, поначалу не посвящая никого в суть своей работы. Но однажды он с таинственным видом пригласил Терезу в свою комнату и начал монотонным и четким командирским голосом зачитывать ей аккуратно исписанные прямо-таки каллиграфическим почерком страницы рукописи, излагающей сравнительный стратегический анализ самых знаменитых сражений нового времени. Терезе стоило больших усилий внимательно — или хотя бы с пониманием — следить за утомительным чтением сухого текста, но, поскольку отец с некоторых пор вызывал у нее постоянно возраставшую жалость, она постаралась придать своим сонным глазам хотя бы слабую видимость интереса. И когда отец закончил наконец чтение отрывка, она поцеловала его в лоб как бы в знак растроганности и восхищения. За первым вечером последовали еще три в том же роде, прежде чем подполковник покончил с чтением рукописи и отнес сей манускрипт на почту. С этого дня он проводил все свое время в различных пивных и кофейнях. Он завязал знакомства в городе, по большей части с мужчинами, переставшими трудиться и поставившими крест на своей карьере. То были вышедшие на пенсию чиновники, бывшие адвокаты, а также актер, всю жизнь игравший в городском театре, а ныне дававший уроки декламации, когда удавалось найти ученика. Обычно довольно замкнутый, подполковник Фабиани в эти недели превратился в разговорчивого, даже громкоголосого собутыльника, который вел такие речи о политических и социальных событиях своего времени, какие могли показаться весьма странными в устах бывшего офицера. Но поскольку он под конец застолья обычно заявлял, что все это было сказано не всерьез, а в шутку, так что даже высокий полицейский чин, изредка участвовавший в беседе, с удовольствием смеялся вместе со всеми, то ему никто не возражал.
2В рождественский вечер под елкой, среди других, впрочем, весьма скромных подарков, которыми обменялись друг с другом члены семьи, лежала предназначенная как бы в дар подполковнику тщательно упакованная почтовая посылка. В ней оказалась его рукопись вместе с отрицательным отзывом редакции военного журнала, куда автор послал ее несколько недель назад. Фабиани, от злости залившись краской до корней волос, обвинил супругу в том, что она нарочно именно в такой день, не иначе как желая посмеяться над ним, положила среди рождественских подарков посылку, пришедшую, очевидно, несколько дней назад, швырнул ей под ноги подаренную ею коробку с сигарами, в сердцах хлопнул дверью и провел ночь, как выяснилось позднее, в какой-то развалюшке поблизости от кладбища Святого Петера у одной из тех особ, что продавали там свое увядшее тело старикам и мальчишкам.
Вернувшись домой, подполковник, не сказав никому ни слова, заперся в своем кабинете на несколько дней; однажды, ближе к вечеру, он внезапно явился в парадном мундире в комнату своей поначалу перепуганной супруги, у которой как раз собралась ее дамская компания на чашку кофе. Однако подполковник неожиданно осыпал присутствующих дам любезностями, поразил их остроумными репликами и мог бы произвести впечатление совершенно светского льва, каким был в свои лучшие годы, если бы при прощании в полутемной прихожей не позволил себе некоторой фамильярности по отношению к нескольким дамам.
С этого дня он стал еще больше времени проводить вне дома, но тем не менее с семьей был общителен и добродушен. Домочадцы уже готовы были облегченно вздохнуть, заметив столь приятную метаморфозу в его манере держаться, когда он однажды вечером поразил их вопросом, как они отнесутся к его плану вновь переехать из скучного городишки в Вену, причем обиняками дал понять, что вскорости ожидает блестящего поворота в их жизненных обстоятельствах. У Терезы сердце забилось с такой силой, что она только тут поняла, как сильно тосковала по городу, где прожила последние три года, хотя ей почти не перепадали те радости, которые достаются в большом городе лишь его состоятельным жителям. И она представила себе, как было бы хорошо вновь бесцельно побродить по улицам и, может быть, даже заблудиться, что с ней два-три раза случалось в Вене, всякий раз заставляя испытать острое, но такое приятное волнение. Ее глаза еще сияли при воспоминании об этом, когда она заметила осуждающий взгляд, который бросил на нее исподтишка братец. Таким же взглядом он встретил ее несколько дней назад, когда она вошла в его комнату, в то время как он делал домашнее задание по математике со своим одноклассником Альфредом Нюлльхаймом. И она поняла, что он всегда осуждающе смотрел на нее, если она чему-то радовалась и ее глаза сияли от счастья, как это и было на этот раз. Сердце ее сжалось. Раньше, когда они были детьми, даже всего год назад, они так прекрасно ладили друг с другом, вместе шутили и смеялись. Почему все так изменилось? Что же такого случилось, отчего и мать, с которой они, правда, никогда не были особенно близки, теперь все более недовольно, почти враждебно отворачивалась от нее? Тереза невольно посмотрела на мать, и ее испугало злобное выражение, с которым та уставилась на супруга, громогласно заявившего, что дни довольства недалеки и что в ближайшем будущем его ожидает необычайный успех. Терезе показалось, что взгляд матери сегодня был еще более злым и исполненным ненависти, чем обычно, словно та все еще не могла простить супругу его преждевременной отставки и не могла забыть, как она, маленькая баронесса, много лет назад скакала на резвом пони по заросшему парку родительского поместья в Хорватии.
