Джессика Броди - 52 причины моей ненависти к отцу (ЛП)
— Я знаю, что собаки не в твоем контракте, — сладко отвечаю я. — Вот почему я это таааак ценю!
Он качает головой и продолжает идти.
— Разве ты не рад, что заставлял меня смотреть все эти испанские мыльные оперы с тобой, когда я росла? — кричу я ему вслед, но он не отвечает.
После очередного окрестности-сотрясающего сигнала от Люка я вздыхаю, хватаю сумку и направляюсь к лестнице.
— Доброе утро, Люк, — вежливо говорю я, спускаясь по дорожке от дома. — Как дела сегодня?
— Спасибо, что так быстро вышла, — бормочет он.
Я весело улыбаюсь, скользя на пассажирское сиденье.
— Всегда пожалуйста.
Его глаза скользят по моей одежде, на мгновение задерживаясь на парике, прежде чем перейти на ноги. Он качает головой.
— Возможно, для назначения этой недели тебе захочется более удобную обувь.
Я смотрю вниз на мои пальцы и не могу удержаться от улыбки, видя милые маленькие ромашки, нарисованные моей маникюршей на ногтях.
— О чем ты? Это эспадрильи от Пуччи.
Он смотрит на меня пустым взглядом.
— Эспадрильи известны своим удобством.
— Как хочешь, — бормочет Люк. — Это твои ноги.
Я застегиваю ремень безопасности и продолжаю восхищаться своим маникюром. Он прав. Это мои ноги. И, спасибо моей новой блестящей стратегии, я не планирую сегодня их слишком утруждать.
Я чувствую, как Люк со скукой переводит на меня глаза, и разворачиваюсь, чтобы подозрительно взглянуть на него.
— Что?
Его глаза сужаются.
— Что с тобой?
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю. Что с тобой?
— Ты... — он ищет верное слово, — милая.
Я хихикаю на его озадаченное выражение лица.
— Я всегда милая.
Я вижу его бушующую внутреннюю битву. Он борется с каким-то оскорбительным замечанием — задумывается между возможностью оскорбить меня и поддержать мое неожиданное поведение.
Честно, мне все равно, что он делает. Ему не повлиять на мое настроение. Не сегодня. Нет ничего, что он может сделать, чтобы испортить хороший день, что мне придется провести в магазине.
Даже не тогда, тогда он начинает свою мучительную длительную предполетную процедуру, повторяющуюся каждый раз, когда он куда-либо собирается. Обычно она выводит меня. То, как он должен проверить каждое зеркало по три раза, убедиться, что кондиционер выдувает воздух идеальной температуры, что дворники находятся в исправном состоянии — дважды — прежде чем он заводит машину. Но сегодня я терпеливо сижу на своем месте, тихонько напевая в ожидании, когда мы поедем.
Мне даже не приходится бороться с желанием сказать ему, что шансы, что стеклоочистители перестали работать или зеркала загадочным образом сдвинулись между его домом и моим, около пяти миллиардов к одному. Как в любой другой день.
Нет. Сегодня все хорошо.
— Так в чем причина твоего хорошего настроения? — спрашивает Люк, когда мы выезжаем на шоссе, направляясь в долину. — Луи Виттон выпускает новую переоцененную, потом и кровью сделанную на мануфактуре модель сумочки?
Я ухмыляюсь.
— Нет, насколько я слышала. Но если они выпустят, то я прикуплю одну для тебя.
— В эти выходные открывается новый клуб? — снова пытается он угадать.
— Неа.
— Так ты собираешься сказать, или мне так и придется продолжать угадывать?
Я разворачиваюсь к нему лицом.
— Я не могу быть в хорошем настроении просто так?
Уголком глаза он смотрит на меня.
— Нет. Ты — нет. Кто угодно еще — да. Но не ты.
Скрещиваю на груди руки в притворном оскорблении.
— И почему не я?
— Потому что ты Лексингтон Ларраби. Лексингтон Ларраби просто не просыпается в хорошем настроении. Этому должна быть причина. На это должны поработать внешние силы.
Мое притворное оскорбление быстро превращается в настоящее оскорбление.
— Это не правда!
— Конечно правда, — со знанием начинает он, словно он профессор колледжа и собирается начать свою ежедневную лекцию аудитории, полной ждущих с нетерпением студентов. — Тебе нужны внешние мотиваторы. Что-то снаружи, чтобы хорошо чувствовать себя внутри. Некая мотивационная зависимость.
Я морщу на это нос.
— Ну спасибо, доктор Карвер. Я не догадывалась, что ты еще и мозгоправ.
— Двойная степень по психологии, — информирует он меня. — Я подумал, это было бы неплохим дополнением к моей специальности. Если в один прекрасный день ты собираешься работать в крупных корпорациях, то должен быть в состоянии проникнуть внутрь голов своих сотрудников.
Я хмыкаю.
— И откуда она? Из Гарварда?
Внезапно он выглядит несчастным, и высокомерие исчезает из его голоса.
— Нет. Гарвард не дал бы мне стипендию. Университет Южной Калифорнии предложил мне полную стипендию. Плюс шанс совмещать учебу и работу в компании твоего отца в этом году. Так что туда я и поступил. Хотя Гарвард и был моим первым выбором.
— Ну конечно был, — бормочу я. — Но все равно, ты ошибаешься насчет меня. Мне не нужны внешние кто-то там, чтобы чувствовать себя хорошо. Я всегда чувствую себя хорошо.
Он бросает на меня скептический взгляд.
— Конечно.
— Всегда! — воплю я в ответ. — А почему бы и нет? Я Лексингтон Ларраби! На случай, если ты еще не слышал, у меня состояние в двадцать пять миллионов долларов!
— Ну, пока нет, во всяком случае, — уточняет Люк, возвращается его раздражающее самодовольство.
— Ладно. Но будет.
— А что, если бы ты не была? — осведомляется он.
— Что, если я бы не была кем?
— Что, если бы ты не была Лексингтон Ларраби? Что, если бы у тебя не было состояния в двадцать пять миллионов долларов? Чувствовала бы ты себя хорошо?
— Да, — поспешно говорю я, мою грудь сжимает уже такой знакомый гнев. — Хотя это не твое дело, что заставляет меня чувствовать себя хорошо.
Автомобиль заполняет неловкая тишина, пока я тихо закипаю на пассажирском сиденье. Тогда Люк смотрит на меня, и на его губах возникает подленькая улыбка.
— О-оу.
— Что? — рычу я, мое лицо вспыхивает.
— Похоже, я испортил тебе настроение.
Глава 18
Лекси Капоне
Люк Карвер — дьявол. Нет. Подождите. Он ученик дьявола. Что гораздо хуже. Потому что ученик дьявола знает, каким дьявольским бывает дьявол — он слышал слухи о его безнравственности, бездушии и жестокости, — и все же он подписывается делать то же самое, работая на него. Он выбирает быть похожим на него. Одеваться как он. Говорить как он. Следовать по его бессердечным стопам. И это делает его более дьявольским, еще более отвратительным, чем сам дьявол.
Пока мы едем, я говорю себе вдыхать глубоко. Я напоминаю себе о своем гениальном плане, и мой гнев медленно утихает. Только мысли об обыгрывании Брюса, моего отца и его протеже с двойной степенью по психологии достаточно, чтобы притушить пылающий в груди огонь и вернуть беспечную улыбку на мое лицо.
Двадцать минут спустя мы приезжаем в отдаленную окраину Санта-Клариты.
— Что мы здесь будем делать? — хмуро спрашиваю я.
— Твой отец специально выбрал удаленные места, чтобы свести к минимуму риск быть узнанной. Он не хочет, чтобы пресса лезла в это дело.
Я инстинктивно коснулась своего парика.
— Ну, хоть что-то у нас общее, — замечаю я, фыркнув.
— Исследования показали, что люди не часто признают вещи, когда те вне контекста, — объясняет Люк, возвращаясь к своему раздражающе-претенциозному тону.
Я думаю о той дерзкой маленькой девчонке в доме на прошлой неделе с ее грязной обувью и журналом «Tattle» с моей фотографией на обложке. Я была прямо перед ее лицом и все равно что невидима.
— Я заметила, — бормочу я.
Люк движется через широкую обсаженную деревьями улице, пока наконец не въезжает на огромную объединенную парковку супермаркета, сети итальянских ресторанов, салона, предлагающего стрижку за двадцать долларов, и одного из тех магазинов одежды, что имеет совесть называть Лиз Клайборн своим лейблом.
— Так, — беззаботно говорю я, — при каком из этих чудесных учреждений я проведу свою неделю?
Люк кивает на основной магазин — огромный супермаркет сети «Альбертсонс».
— Дай угадаю. Фасовщик товаров?
Люк лезет на заднее сиденье, вытягивает файл, обозначенный «Работа №2», из портфеля и раскрывает его.
— На самом деле ты будешь делать всего понемногу.
Я с энтузиазмом улыбаюсь ему и показываю большие пальцы.
— Еще лучше.
— Твоя задача на этой неделе, — продолжает он, — успешно завершить работу в каждом отделе магазина. Выпечка, гастрономия, мясной, морепродукты, овощи-фрукты и бакалея.
