Эмиль Брагинский - Московские каникулы
– Есть паспорт, нет паспорта, ты ведь все равно уедешь… – Это не был вопрос, так, невеселые мысли вслух.
– Уеду!
– И больше не приедешь! – Тоже не вопрос, тоже мысль вслух.
– Не надо, прошу! – взмолилась Лучана и, чтобы переменить тему, сказала и испугалась того, что сказала, вдруг спросит – откуда она про это знает: – Ты сам сочиняешь песни?
Он, слава Богу, не спросил, и, следовательно, она не выдала бывшую жену.
– Бывает, сам, но это не моя песня, это Андрей Макаревич, слыхала о нем?
– Только что, да, услышала.
Гриша думал все о том же, не мог о другом:
– Зачем ты свалилась с неба мне на голову?
– А ты зачем подставил голову?
– Но раз ты с неба, – задумчиво произнес Гриша, – может, это предначертано?
– Я тоже так думаю… – Лучана положила Грише обе руки на плечи, они снова принялись целоваться, а потом…
Потом собака застенчиво отвернулась, а Гриша признался:
– Только сейчас я понял, как я тебя люблю!
– А мне кажется, – тихонько сказала Лучана, – что я люблю тебя давно-давно…
День за окном потихоньку клонился к вечеру, и тени на улицах становились длиннее.
Собака напомнила о своем существовании, подошла к подоконнику, встала на задние лапы, передними уперлась в подоконник и жалобно тявкнула.
Лучана вздохнула:
– Единственное, что мне не нравится в собаках, так то, что их надо выводить!
– Намек понял, хотя мне совсем не хочется вставать, но надо!
Гриша выбрался из-под одеяла.
Пес тотчас подскочил к нему и в преддверии уличных радостей весело запрыгал.
Гриша поспешно одевался. Не удержался и хитро сверкнул глазами:
– По-моему, тебе, женщина, больше всего на свете хочется составить нам компанию?
– А по-моему, этого хочется тебе! – Лучана тоже покинула постель. – Я пойду так!
Одежды на ней… не было на ней одежды.
Гриша кивнул:
– Так лучше всего. Но нас опять заберут в милицию. Вспомни начальника и пожалей его: его хватит Кондратий!
– Кто такой Кондратий? – не поняла Лучана.
– Он живет в сумасшедшем доме.
– Ладно, – Лучана была милостива, – пожалею начальника! – И тоже стала одеваться, а Гриша взял Сюрприза на поводок.
Они вышли и побрели куда глаза глядят. Глаза вели по улицам Замоскворечья, а больше по переулкам, где весело и хвастливо красовались недавно восстановленные, отреставрированные купеческие особняки. Они смотрелись как новенькие, хотя некоторым из них уже было лет, пожалуй, больше чем сто или даже сто пятьдесят.
Лучана вдруг остановилась:
– Ты должен приехать в Рим!
– Очнись! Выйди из сказки! – отозвался Гриша.
– Да, это сказка, но я не хочу из нее выходить!
А Гриша продолжал жестко:
– Все кончится, как началось, в Москве. Мы с тобой разного поля ягоды. Можно сказать, Принц и Нищий! Принц – это ты!
– Дурак ты, а не Нищий! – Лучана подняла руки и пальцами мягко провела по волосам. Это был притягательный жест. Сейчас Лучана стала невыносимо хороша. – Я останусь в Москве до тех пор, пока ты не согласишься приехать ко мне в Италию.
– Великолепно! – искренне воскликнул Гриша. – Ты остаешься у меня в коммуналке насовсем. Решено!
Пошел дождик, приличный, осязаемый дождик. Гриша поежился первым. Зато Лучана беззаботно сказала:
– Лично мне дождь не помеха! Терпеть не могу зонтов! Я их потеряла столько – хватило бы на всю Москву!
Гриша не пожелал оставаться в долгу:
– А я вообще непромокаемый! – Гриша теснее прижался к Лучане, и они продолжали идти, не имея конкретной цели, что, как известно, самое приятное, и шлепали по лужам, как непослушные дети.
Больше всех страдал от дождя Сюрприз. Он отряхивался, фыркал и поднимал обиженный взгляд на хозяев. Вроде всемогущие, а дождь остановить не хотят!
Дождь прогнал уличных музыкантов. Они собрали свои музыкальные пожитки и ушли, оставив лежать на тротуаре жестяную крышку от коробки со сдобным датским печеньем. Эта одинокая, брошенная крышка навела Гришу на озорную мысль:
– Давай попробуем!
Лучана согласилась, не колеблясь:
– Согласна. Только что мы будем пробовать?
– Будем петь! Принцесса и нищий. Посмотрим, на сколько мы напоем! Наш главный шанс в собаке. Всегда больше подают, когда с собакой!
И Гриша затянул жалобную песенку о бедных сиротках и бедной собачке, которая так любит витаминизированные корма, на которые у хозяев нет денег. Заметив, что Лучана вот-вот рассмеется, Гриша строго предупредил:
– Не смей смеяться! Артист не должен смеяться, даже если его реплики смешные!
– Никогда! – пообещала Лучана. И даже попробовала подпевать.
Гриша одобрительно похлопал ее по плечу.
Но… никто не подавал. То ли дождь подгонял прохожих, и им не хотелось задерживаться, то ли не нравилась песенка.
– Лучше спой про снег, про перелетных птиц… – посоветовала Лучана.
– В дождь про снег – это удачная мысль! – поддержал менестрель и стал напевать ту самую песню, что уже звучала у него в комнате:
Если в городе твоем снег,
Если меркнет за окном свет…
Он отважился на сокращенный вариант и сразу перешел на припев:
За облаками поверх границ
Ветер прильнет к трубе
И понесет перелетных птиц
Вдаль от меня к тебе…
Произошло чудо. Остановилась женщина. Затем молодая пара – парень и девушка, парень держал над головой развернутый пластиковый пакет.
И подали. Кинули в крышку разноцветные бумажки.
Лучана быстро нагнулась и схватила деньги:
– А то они намокнут!
Парень с девушкой улыбнулись и ушли. Лучана пересчитала добычу, полторы тысячи рублей, и поинтересовалась, что на них можно купить.
Выяснилось – полбуханки черного хлеба. Лучана обрадовалась и дала слово, что повезет эти полбуханки в Рим, как доказательство того, что она просила милостыню в столице России.
Купили полбуханки, вернулись домой. Лучана аккуратно обернула хлеб бумагой и спрятала в чемодан.
Весь вечер они провалялись в постели, что-то жевали, о чем-то болтали, смотрели телевизор.
В последних известиях диктор объявил, что в Москве находится итальянская торговая делегация во главе с господином Маурицио Каппаттини. Самого Каппаттини, маленького, толстенького, но при этом элегантного, тотчас продемонстрировали телезрителям.
Лучана всплеснула руками:
– Так это же Маурицио, мой друг! Он учился в школе вместе с моим мужем. Теперь он Министр!
– Пошел он к дьяволу, твой Министр, вместе с твоим мужем, которого на самом деле нет! – резко высказался Гриша и переключил телевизор на другую программу, благо держал в руке «римоут контрол» – дистанционное управление.
– Нету мужа, нет! – подтвердила Лучана и теснее прижалась к любовнику.
И тут погас экран телевизора, потому что вообще отключили свет.
– Это бывает, – равнодушно заметил Гриша.
– В Риме это тоже бывает. Тебе нужен свет? – Лучана спросила с легкой иронией.
Ответ последовал без слов.
В темноте комната наполнилась звуками, которые прежде будто прятались. Что-то скрипнуло, что-то тихонько щелкало, что-то шелестело. Откуда-то издалека доносился тонкий девичий голосок и смех. Звякнул трамвай, хотя по улице, на которой жил Гриша, трамвай не ходил. Просто в полной темноте звуки распространялись в полной свободе, им ничто не мешало.
– Лучана, – сказал вдруг Гриша, – надо купить календарь и обвести в нем кружком сегодняшний день, когда я в тебя влюбился!
– Не влюбился, а полюбил! – поправила Лучана.
– Это одно и то же!
– Нет, разница гигантская!
– Хорошо, значит, полюбил!
– И ты говоришь неправду, что сегодня. Ты полюбил меня давно, вчера, нет, даже позавчера, когда поливал меня из ковшика!
– Я этот ковшик повешу на стену, на самое видное место!
– Правильно! – закончила умный разговор Лучана.
Вся улица была погружена во мрак, и только фары машин прорезали его слепящими лучами. Внезапно, в одно мгновение, свет снова появился, где-то на линии исправили повреждение. Окна в Гришином доме вспыхнули прямоугольниками, желтыми, оранжевыми, даже зелеными, где виднелся зеленый абажур. И только одно окно, Гришино окно, оставалось темным. Лучана была права. В этой комнате свет был не нужен.
Утром, когда Гриша проснулся, то с удивлением обнаружил, что Лучана встала раньше него и натягивает парадное черное платье.
– Ты собралась на бал?
– Нет, в посольство. Мне нужно застать Маурицио, пока он еще никуда не исчез.
С Гриши сон как рукой сняло. Он сел на постели, лицо его стало жестким:
– Так… значит, отпад-отказ! Я тебя не знаю, я тебя не видел! Да здравствует синьор Министр!
Лучана застегивала на шее алую гранатовую нитку.
– Мне очень нравятся гранаты. А к Маурицио ты не ревнуй, для него на свете существует только одна женщина – политика! Он поможет мне решить проблему с паспортом и билетами!
– А я тебя, иностранка, не держу! – с нарочитой грубостью произнес Гриша. – Иди, спеши!
