Александр Бялко - Изнанка
Пройдя еще немного и отметив про себя доходные дома начала ХХ века, он вдруг обратил внимание на невзрачный одноэтажный особняк пушкинской поры. Паша давно знал, что этот особняк купил для своей фирмы олигарх Пересовский, но никогда не задумывался, что он расположен так близко от дома Веткина. Веткин жил, говоря языком экскурсовода, в образце строительства хрущевской эпохи. Хрущевки бывают не только пятиэтажные. Строили тогда и девяти-, и двенадцатиэтажные дома. С такими же узкими и неудобными лестницами и крошечными квартирами. В таком доме номер 39 по Кузнечной улице и жил Стас Веткин. Прикинув расстояние, Паша понял, что Веткин из окна мог видеть, что делается у Пересовского в офисе.
Паша вошел во двор. Ничего интересного дом собой не представлял. Таких домов тысячи. Если бы не погода, можно было бы посидеть под фонарем на лавочке у подъезда и погрустить, подумал Паша, глядя на простую дверь, куда в последний раз вошел Стас и откуда он ушел в последний путь. Еще немного погрустив, он решил, что теперь пойдет к ближайшему метро «Павелецкая», а оттуда – сразу домой. Никого вокруг не было. Он помнил этот подъезд, заваленный цветами три года назад. Сейчас ни одного человека, ни одной веточки цветов. Тишина такая, как будто три часа ночи, а не восемь вечера.
Паша побрел к метро. Только двое двигались навстречу ему из тумана. Шли они не спеша и не прогуливаясь, типичной московской деловой походкой, по которой отличишь коренного москвича в любой точке мира. Они очень спокойно разговаривали на ходу, и чем ближе походили к фонарю, тем отчетливее Паша понимал, что одного из них точно знает. Подойдя совсем вплотную, он окончательно убедился, что это Стас Веткин. Тот тоже узнал Пашу, слегка кивнул и прищурил глаза под толстыми стеклами очков. Природная интеллигентность Стаса проявила себя: он не мог не поздороваться со знакомым хотя бы глазами, пусть это и было смертельно опасно. Паша посмотрел на второго. Его он точно никогда не видел, профессиональная память не могла обмануть. Паша, ошалевший, застыл на месте, провожая пару взглядом, а те в прежнем темпе прошли к дому и скрылись в подъезде. Когда способность соображать вернулась, Паша быстрым шагом пошел по направлению к метро. Проходя мимо дома Пересовского, он размышлял о том, что никто и никогда не узнает правды, потому что он, Паша, будет молчать.
Дома он ни слова не сказал жене о сегодняшней встрече. Спросил, как отметили годовщину сотрудники телевидения, и, узнав, что никак, достал водку и выпил, не чокаясь, с женой. Обычно после этого Паша становился разговорчив, но сейчас он ушел в себя и надолго замолчал. Жена, зная его сентиментальность, подумала, что он переживает за Веткина. Она тоже помнила Стаса и не приставала с разговорами.
Второй день весны
Наутро Паша пришел в редакцию и сел за рабочий стол раньше всех, когда нормальные московские журналисты еще нежатся в постели. В комнате стояли еще два стола, за которыми работали женщины. Разбирая свой стол, заваленный бумагами, Паша нещадно выбросил все ненужное, подвинул поудобней компьютер и начал думать. Прежде всего надо собрать данные о самом убийстве. Что он знал о нем? Да ничего. Убили – и это главное. Как убили – неважно. Профессиональное любопытство заглушила настоящая скорбь. Это же он отметил в материалах коллег, писавших про убийство Веткина. Однако в море эмоций и шока он разыскал несколько подробных описаний. Это были не наши журналисты, и им было все равно, кто такой Веткин.
Первое, что бросалось в глаза, – стрелял непрофессионал. Какой же профессионал попадет в плечо, вернее, даже в предплечье первой пулей. Второе – Стас был кандидатом в олимпийскую сборную по бегу, это что-нибудь значит. И при таком преимуществе он не смог убежать по лестнице от преследующего его киллера. Получалось, что киллера надо искать в сборной страны по бегу. Пуля, по результатам баллистической экспертизы, попала в плечо сверху. Это было бы логично, если бы киллер ждал Стаса на лестнице, выше жертвы. Но зачем тогда Стасик бежал вверх, к квартире, а не выскочил на улицу, что было бы естественно? Бежать вверх он мог только через киллера. Что, киллер любезно пропустил его, а потом стал стрелять? Тогда бы пули были пущены снизу. Почему он не поехал, как обычно, на лифте? В-третьих, жена Стаса Меланья зачем-то вымыла лестницу в подъезде сразу после убийства и ушла в офис Пересовского через дорогу от дома.
Кроме того, вся страна ломала голову над загадкой, почему Стаса хоронили в очках. Тут тоже была существенная неувязка. Говорили, что это его любимые очки, но любимые очки разбились на лестнице, когда он падал раненный, и не могли быть в гробу.
И наконец, самое интересное: соседи не могли точно вспомнить, когда Веткин пришел домой. Одни говорили – в семь, другие – в девять. Веткин был настолько знаменит и заметен, что перепутать его с кем-то очень трудно. Следствие решило, что все-таки в девять, поскольку в это время он приехал на машине и в это же время его убили. Впрочем, ничто не мешало ему прийти раньше, без машины.
В кармане пиджака убитого лежала тысяча американских долларов. Странная сумма. Для мелких расходов многовато, а для серьезных дел – это почти ничего. Веткин был уже на таком уровне, что мелкие покупки для него делали помощники, а для крупных он пользовался счетами в банках и кредитными карточками.
У Паши возникли серьезные подозрения. Чтобы проверить их, требовалось время и возможность встретиться с кругом лиц, знавших Стаса и общавшихся с ним в последние дни.
По коридору мимо Пашиной комнаты, которая никогда не закрывалась, пробежал зам главного редактора. Не здороваясь и не удивившись, что сотрудник с утра уже на месте, он крикнул на бегу:
– Чернота, когда сдашь правку статьи?
Паша как хороший журналист занялся правкой, чтобы от него отстали, вспоминая по ходу, к кому можно сейчас пойти в «Останкино», чтобы начать собирать информацию.
Видимо, кто-то из предков Парамона был немцем, иначе не понять, почему он все свои дела осуществлял последовательно и настойчиво – не по-русски.
К часу дня редакция наполнилась народом. Пришли его соседки по комнате, тяжело дыша, как будто перед уходом домой, а не в начале рабочего дня. Паша довел статью до совершенства и отнес ее заму главного редактора. Взглянул на часы. Если в газеты сотрудники приходят к обеду, то на телевидение – после обеда. В третьем часу он не выдержал и позвонил в «Останкино». Там у него была хорошая знакомая, еще по факультету журналистики, – Ирина Сивкина.
– Алло! Здравствуй, Ира, это Паша.
Ушки соседок по редакции навострились. В комнате стало неожиданно тихо.
– Да, Паша, привет. Как дела?
– У меня есть задание от газеты, связанное с телевидением. Можно с тобой проконсультироваться?
У Паши давно висел материал, связанный с телевизионными делами, до которого он никак не мог добраться, да и начальство не торопило.
– Пожалуйста, я целый день на работе.
– Вот и прекрасно, а как сегодня?
– Что-то срочное?
– Не совсем, но все-таки.
Паша посмотрел на застывших женщин-коллег.
– Приходи после обеда. Мы сидим все там же, на одиннадцатом этаже, если не забыл еще.
– Не забыл. А с пропусками у вас все так же строго?
– Нет, уже не так строго. Но паспорт не забудь.
– Хорошо, буду через час. Пока.
– Пока.
Глядя, как торопливо собирается Паша, его старшая соседка не могла не спросить:
– К подружке?
– Да, но по делу. Зам главного давит. Надеюсь на помощь друзей.
– Давай-давай, – ехидно напутствовала она.
Уже через час Паша был у входа в телецентр. Все те же вращающие двери, все так же враждебно смотрит бюро пропусков, как будто никого чужого не хочет пускать в волшебный мир телевизора. Такие же хмурые милиционеры на входе проверяют документы, и такая же громкая толпа у лифтов. В «Останкино» традиция: в лифтах надо говорить много и громко, надо смеяться. Все постоянные сотрудники так и делают. Это чтобы пришлые люди видели, в каком веселом и беззаботном мире пребывают те счастливцы, которые попали на телевидение. Лифты – еще и источник информации, так сказать, канал связи между громадным количеством редакций и телеканалов, которые между собой практически не общаются.
– Ты слышал, такого-то снимают с должности?
– Нет, а ты откуда знаешь?
– Из его редакции в лифте говорили.
Когда кого-то назначают, увольняют или начинается новый проект, весть об этом разносится исключительно через останкинские лифты. Причем не только в своем мире телевидения, но и по всей стране.
– Видел, бригада новостей в Кремль поехала?
– Говорят, президент правительство в отставку отправил.
– Да что ты! С какой радости?
– Смотри за новостями.
Обо всем этом думал Паша, вталкиваясь в лифт и нажимая одиннадцатый этаж. Все те же веселые разговоры, шум, секретарши с бумагами к начальству, задумчивые журналисты, которых он отличал по глазам, и масса другого народа, о чем говорящего и чем занятого – непонятно.
