Егор Молданов - Трудный возраст (Зона вечной мерзлоты)
— Это еще бабушка надвое сказала, — и хотя голос у меня от волнения был хриплый и неуверенный, но он остановил глумливый гогот щукинской толпы.
— Этот кривой не только на ноги, но и на голову, нам угрожает, — завелся, как машина, Щука. Ехидная улыбка с его коноплиной физиономии испарилась, глаза не по-хорошему сузились, и он угрожающе взглянул на нас. — Глаз на жопу натяну, — заревел Щука, и его лицо пошло багровыми пятнами, — и заставлю дышать!
Никита слегка ухмыльнулся. Непонятно было: поддерживает он Щуку или нет. Он вообще держался как-то обособленно от всей толпы, но при этом был ее частью.
— Не смеши мои конечности, — расхохотался Комар, чем ввел в полный аут Щуку и его компанию. — Заставит он меня дышать, — не унимался Валерка. — Сам не задохнись от выхлопных газов. Без тебя пуганые.
Наша светская беседа была прервана появлением мента. Рядом с ним, как полная противоположность, нарисовалась угрюмая квадратная фигура Гиббона.
— Ну что, орлы, — мент счастливо посмотрел на нас с Комаром. — Уверен, вам здесь понравится.
Щука на шаг отошел, давая дорогу летехе, и, посмотрев на нас, негромко прошипел:
— Встретимся, придурки!
Я сделал вид, что его слова не меня касаются.
Как обычно, сначала нас с Комаром в сопровождении дежурного воспитателя привели в медкабинет. Я успел прочитать на стенке нацарапанное чьей-то торопливой рукой погоняло немолодой медички — Спирохета. Кличка удивила. Я не знал, что обозначает Спирохета, позже пацаны просветили. Назвали так медичку потому, что она любила всякий раз, осматривая воспитанника, грустно вздыхать и сочувствующим тоном восклицать:
— Господи, типичная бледная спирохета!
У обитателей глаза округлялись по пять копеек.
— Что такое спирохета? — с испугом спрашивали они.
— Это неизлечимо и на всю жизнь, — обреченным голосом отвечала медичка.
Старшаки срочно навели справки у Медузы, учительницы биологии, та с ужасом взглянула на них, но честно ответила:
— Спирохета Паллада — возбудитель сифилиса.
С тех пор медичку на Клюшке стали называть Спирохетой. Она проверила нас с Комаром на вшивость.
— Головы чистые, — с умным видом сообщила Спирохета и приказала раздеться. Мы нехотя выполнили ее команду. Увидев меня в трусняках, она восторженно воскликнула:
— Какой восхитительный скелет, вас в детприемнике не кормили?
— Кормили, — с готовностью ответил учтиво Валерка, — но с диетическим уклоном.
Лицо Спирохеты выразило полное недоумение, но после вдруг просветлело.
— Случай клинический, — прокомментировала она и принялась осматривать Комара.
Она долго его слушала, щупала, измеряла давление, смотрела в горло и в конечном итоге выдавила окончательный диагноз:
— Мальчик полностью здоров.
И, счастливо улыбнувшись, добавила:
— Правда, ножки совершенно кривые.
Мы посмотрели на Спирохету как на женщину с явным приветом.
— Интересно, здесь все такие или она одна? — тихо поинтересовался у меня Валерка.
Я пожал плечами:
— Боюсь, она здесь такая не одна.
— Я тоже так думаю, — глубокомысленно согласился Комар. — Она со странностями и не усложнит нашу жизнь в этом замечательном клоповнике.
Валерка оказался прав — Спирохета была безобидной и неопасной.
После знакомства со Спирохетой дежурный воспитатель повел нас по бесконечным коридорам, и, в конечном итоге, мы остановились перед белой дверью с табличкой: “Старший воспитатель Белоусова Маргарита Николаевна”.
— Железная Марго, — негромко хмыкнул со знающим видом Комар.
Нам сказали ждать, за дверьми шло какое-то совещание. Мимо проходили мелкие обитатели, с интересом рассматривая нас, это особенно злило Валерку.
— Чо вылупился? — сорвался он на пацане, который слишком долго нас изучал.
Пацан убежал, но пришел через некоторое время с другим, постарше, по их внешнему сходству я сообразил, что пацан притащил старшего брата. Тот сразу полез в бутылку.
— Бурый?! — крикнул он, но все же из осторожности держался от нас на расстоянии вытянутой руки.
— Конституцией не запрещено, — такого нахального лица я у Комара сроду никогда не видел. — Плыви отсюда, пока не накостылял, — невозмутимо продолжал Валерка.
— Посмотрим, что ты закукарекаешь ночью у Щуки, — произнес старший брат, и его лицо разлилось в ехидной ухмылке.
Тут отворилась дверь, педагогический народ счастливо повалил из кабинета, и к нам в коридор вышла невысокого роста, приятной внешности женщина лет сорока—сорока пяти. Она посмотрела на нас и все сразу поняла.
— Пополнение, — произнесла она задумчиво. — Заходите, — она показала на дверь кабинета, — и сразу знакомьтесь с воспитателем.
Мы с Комаром соскочили с подоконника и собрались вместе войти, как она остановила нас рукой.
— Нет, нет, по одному, — она сама сделала выбор. — Заходи первым ты, — и указала на меня. — Твой друг подождет с дежурным воспитателем.
Я несмело зашел в кабинет. Он как бы был продолжением коридора, такой же узкий и продолговатый. Из мебели — письменный стол, два книжных шкафа, забитых плотно папками, шкаф для одежды, большой железный сейф и стулья в ряд, штук десять. Вот и весь кабинет.
И здесь первый раз я увидел Большого Лелика и натурально очумел. Он был небольшого роста и, казалось, состоял из одного шарообразного живота, над которым возвышалась маленькая голова, обрамленная седеющими волосами. Громадный живот, напоминавший глобус, затянутый в черную футболку и застегнутый на пуговицы пиджака, занимал половину пространства узкого кабинета. В Лелике минимум было 150—170 кг живого веса. Он важно, как олимпийский Зевс, восседал на двух стульях. Повидавший жизнь потертый пиджак настолько плотно был натянут на большое тело Лелика, как шкура на барабан, так что проглядывали белые швы по бокам, а пуговицы, казалось, готовы были оторваться с мясом.
Лелик с интересом повернулся ко мне и с минуту пристально, как под микроскопом, изучал меня. Его голова, похожая на маленький кочан капусты, была словно насажена на зобную шею, тройной подбородок складывался в подобие жабо, а дальше шло грушевидное туловище.
Зазвонил телефон, Железная Марго взяла его и с минуту внимательно слушала трубку.
— Леолид Михайлович, я на минуту вас оставлю, — Марго выходила из-за стола. — У вас как раз будет время познакомиться с воспитанником, — она глазами указала на меня. — Он ваш, — и Марго оставила нас одних в кабинете.
Я стоял, не зная, что мне делать, Лелик шевельнулся, под ним тяжело заскрипели стулья.
— Нуте, и как величают отрока, — весело спросил меня толстяк, источая радостное возбуждение.
— Аристарх!
Некоторое время стояла тишина, мы словно принюхивались друг к другу. Первым тишину нарушил Большой Лелик.
— Итак, Аристарх, как доехал, мой мальчик?!
— Какой я вам мальчик?! — возмутился не на шутку я.
— Это у меня такая паразитная привычка обращаться к ученикам, — оправдывался Большой Лелик.
— Не надо ко мне так обращаться, — огрызнулся я.
— Хорошо, — Большой Лелик слегка улыбнулся. — Можно я буду вас называть отроком?!
— Мы с вами не в восемнадцатом веке, — отрезал я.
— Отрок соображает в истории, — лицо Большого Лелика изобразило искреннее удивление. — Весьма похвально, — его трехэтажное жабо всколыхнулось. — С умными обитателями на Клюшке жуткий напряг, ну, тогда, май либен…
— Это еще что такое?
— В переводе — мой дорогой.
— Я вам не дорогой, — взорвался не на шутку я.
— Да, — сокрушенно покачал головой Большой Лелик. — У Аристарха с чувством юмора определенные трудности. Я не обижаюсь, что меня все на Клюшке называют Большим Леликом, напротив, мне даже лестно, что именно так называют: не толстяком или еще каким непотребным словом, а именно Большим Леликом.
— А почему Леликом?
— Мои родители, как и твои, наверное, решили меня как-то выделить среди других детей и дали мне поистине уникально-редкостное имя — Леолид. — Большой живот Лелика все время весело подпрыгивал, когда он смеялся.
— Я никогда такого не слышал.
— Признаюсь тебе, мой юный друг, что и я больше не встречал в своей жизни Леолидов, — Большой Лелик добродушно улыбнулся и тем самым окончательно снял мое напряжение. Он, продолжая посмеиваться, вперевалку направился к шкафу, достал оттуда шарф, накинул себе на шею и снова вернулся на свое место. — Ну, так вот, подсократив его до ласково-уменьшительного, — продолжил он, как ни в чем не бывало, — получилось Лелик, и меня так уже зовут все мои тридцать два года. Итак, май либен, — со значением произнес Большой Лелик, — можно сказать, что мы познакомились. Я твой воспитатель, зовут меня Леолид Михайлович. За глаза разрешаю называть, как все, — Большим Леликом, но перед глазами я Леолид Михайлович, я понятно объясняюсь?
