Виктор Притчетт - Птички в клетках (сборник рассказов)
Миссис Корк взмахнула флейтой, рассекая воздух.
— Ударили! — вскричала миссис Корк неожиданно прорезавшимся густым голосом. — Еще как ударили. Я в него этой штукой пульнула.
Сказав это, она опустила руку и воззрилась на Беренис, слегка покачиваясь на толстых ногах. — Где он?
— Кто? — в страхе спросила Беренис.
— Мой муж! — заорала миссис Корк. — Хватит, милая, мне мозги полоскать. В оркестре, говоришь, играл? Что он еще тебе наплел? Я знаю, чем вы тут занимаетесь. Он к тебе ходит каждый четверг. Он и сегодня тут с половины третьего. Я знаю. Вас выследили.
Она повернулась к закрытой двери, за которой была спальня Беренис.
— Что у вас там? — крикнула она и сделала шаг к двери.
— Миссис Корк, — проговорила Беренис как можно спокойнее, — пожалуйста, не кричите. Я ничего не знаю о вашем муже. Все это мне совершенно непонятно. — Она решительно встала перед закрытой дверью. — И пожалуйста, не кричите. Это комната моего отца. — Распаленная от только что выслушанных обвинений, она добавила: — Он старый, ему нездоровится. Он только что уснул.
— Там?
— Да, там.
— А что в других комнатах? Наверху кто живет?
— Других комнат нет, — сказала Беренис. — Мы живем вдвоем с папой. Наверху? Там другая семья, недавно въехали.
Собственные слова поразили Беренис; она привыкла говорить правду, и такая лихая ложь ее удивила и раззадорила. Сорвавшиеся с уст бойкие фразы словно искрились, порхая по комнате.
Миссис Корк поумерила свой пыл. Она плюхнулась на стул — тот самый, через который Беренис перекинула платье.
— Разрешите, — сказала Беренис, забирая платье.
— Ну, если не здесь, — произнесла притихшая миссис Корк, и в глазах у нее блеснули слезы, — значит, где-нибудь еще. Уж место-то вы найдете.
— Повторяю, я ничего не знаю о вашем муже. Мы просто вместе работаем. Я ничего о нем не знаю. Давайте флейту, я вам ее заверну, и уходите, пожалуйста.
— Меня не проведешь. Я все знаю. Думаешь, раз ты молодая, тебе все можно, — забормотала миссис Корк и принялась рыться в своей сумочке.
Для Беренис особая прелесть встреч с Уильямом заключалась в их нерегулярности. Их отношения напоминали игру: больше всего она любила неожиданности. Когда наступали перерывы, игра продолжалась. Она любила рисовать в воображении семью Уильяма — они виделись ей всегда все вместе, как на банальной и вечной семейной фотографии. Вот они сидят в своем садике или, быть может, облепили свой автомобиль — всегда на солнце, но сам Уильям, замкнутый и отрешенный, стоит отдельно, в тени.
— Твоя жена красивая? — спросила она однажды в постели.
Уильям, во всем неторопливый и обстоятельный, задумался, а потом сказал:
— Очень красивая.
От этого Беренис сама почувствовала себя изумительной красавицей. И очень захотела познакомиться с женой Уильяма, которая представилась ей темноокой, с черными как смоль волосами. Часто думая о ней, Беренис проникалась теплым чувством близости, какой-то приятной общности мыслей и настроений: как женщина одинокая, она свято верила в женскую солидарность. Минувшим летом, когда семья ездила на море, Беренис опять вообразила их всех вместе — а с ними и десятки других семей — в самолете, летящем на юг, и ей показалось, что самый гул, наполняющий лондонское небо день за днем, ночь за ночью, есть отголосок семейного благоденствия, вознесенного на высоту тридцати тысяч футов, и еще ей представились деревья, море, и песок, и быстрые детские ноги на песке, и Уильям, раскрасневшийся от забот, и его жена, подставившая спину солнцу. У Беренис было множество друзей, и почти все — супружеские пары. Ей нравилась усталая удовлетворенность, даже утомленные лица мужей, настороженный взгляд энергичных жен. Бывая у них, она чувствовала свою исключительность. Она наблюдала их нежности и пререкания, играла с их детьми, которые немедленно проникались к ней доверием. Чего она не выносила, так это ухаживаний молодых людей: эти, со своим пылким эгоизмом, говорили только о себе, назойливо посягая на ее исключительность. В семейных домах она чувствовала себя странной и необходимой — необходимой тайной. Когда Уильям сказал, что его жена красивая, она сама себе представилась такой прекрасной, что даже в глазах потемнело.
Однако теперь перед ней сидела, роясь в сумке, настоящая Флоренс — эта вспученная махина, которая сначала по-детски хлопала глазами, а потом разразилась обличительным криком, — и воображаемая Флоренс исчезла. Эта настоящая Флоренс казалась невыносимой и невозможной. Да и Уильям изменился. Он был красивым, а стал пошловатым, его серьезность обернулась уклончивостью, а доброта — расчетом. Он был ниже жены, и внезапно Беренис увидела на его лице выражение скулящего пса, который вяло и покорно следует за хозяйкой. Эта женщина заставила ее солгать, и, хотя ложь странным образом, как шампанское, ударила ей в голову, Беренис возненавидела непрошеную гостью. Теперь она чувствовала себя таким же уродом, как миссис Корк. Ну ясно, она урод, раз Флоренс, по его словам, "очень красивая". И не только урод, а жалкая размазня, тряпка.
Миссис Корк извлекла из сумки письмо.
— Тогда что это за ожерелье? — произнесла она, опять смелея и надувая щеки.
— Какое ожерелье?
— Вот, читай. Ты писала.
Беренис с удивлением улыбнулась: больше ей не надо оправдываться. Она гордилась своей щепетильностью и никогда в жизни не писала любовникам писем. Написать значило бы отдать в чужие руки что-то очень личное, это почти непристойно. А уж читать чужие письма и вовсе последнее дело, подумала она, когда миссис Корк сунула ей исписанную страничку. Взяв письмо двумя пальцами, Беренис скользнула по нему взглядом и перевернула, чтобы прочесть подпись.
— Это не мой почерк, — сказала она. Письмо было написано размашисто, а она писала мелкими, колючими буквами. — Кто такой Бузик? И кто это Роза?
Миссис Корк вырвала у нее письмо и прочла зычным голосом, который совсем не вязался со словами:
— "Ужасно хочется поскорее надеть ожерелье. Поторопи ее. Будет чудно, если принесешь в следующий раз. И еще, дорогой, не забудь флейту!!! Роза". Что значит "кто такой Бузик"? — возмутилась миссис Корк. — А то не знаешь! Бузик — это мой муж.
Беренис повернулась и показала на небольшой рекламный плакат, приколотый к стене. На нем была фотография ожерелья и трех брошей, которые она выставила в одном очень шикарном магазине, где продавали работы современных ювелиров. Внизу плаката изящными буквами было написано:
Автор — БЕРЕНИС
Она прочла имя вслух — с выражением, как название стихотворения.
— Меня зовут Беренис.
Говорить правду было даже как-то странно. Едва она произнесла эти слова, как ей показалось, будто Уильям и в самом деле никогда не бывал в ее квартире, и вовсе не был ее любовником, и никогда не играл здесь на своей дурацкой флейте. Да что там, во всем колледже не сыскать большего зануды, чем этот Уильям, а от заплывшей дамы, обезображенной ревностью, ее отделяет целая пропасть.
Миссис Корк все еще хорохорилась, но чем дольше она глядела на плакат, тем больше ее лицо складывалось в гримасу отчаяния. Наконец, беспомощно разведя руками, она проговорила:
— Я нашла письмо у него в кармане.
— Каждый из нас может ошибиться, миссис Корк, — холодно бросила Беренис со своего края пропасти. Но чтобы быть великодушной, как подобает победителю, она добавила: — Покажите-ка еще раз.
Миссис Корк протянула ей письмо. Беренис начала читать, но на слове "флейта" остановилась: в голове шевельнулось сомнение. У нее задрожала рука, и она резким жестом вернула письмо.
— Кто вам дал мой адрес? — сурово спросила Беренис. — У нас в колледже есть правило: никому не давать домашних адресов. И телефонов тоже.
— Там была девушка, — сказала миссис Корк, оправдываясь.
— Какая девушка? За справочным столом?
— Она кого-то позвала.
— Кого?
— Не знаю. Фамилия, кажется, на "У".
— Уилер? У нас есть мистер Уилер.
— Нет, не мужчина. Молодая женщина. На "У"… Глоуиц.
— Это на "Г", — сказала Беренис.
— Нет-нет, — замахала руками миссис Корк. Она вконец запуталась и теперь поглядывала на Беренис с испугом. — Именно Глоуиц.
— Глоуиц, — повторила Беренис, не желая верить, — Роза Глоуиц. Она не молода.
— Я не обратила внимания. А что, ее зовут Розой?
Беренис стало зябко, и закружилась голова. Пропасть между ней и миссис Корк сомкнулась.
— Да, — сказала Беренис и села на диван, отодвинув ворох писем и бумаг. Ее тошнило. — Вы ей письмо показали?
— Нет, — ответила миссис Корк. На мгновение к ней вернулась былая уверенность. — От нее я и узнала, что вы ремонтируете флейту.
Беренис хотела сказать: "Пожалуйста, уходите", но никак не могла собраться с духом. "Вас обманули. Вы пришли не по адресу. Я думала, вашего мужа зовут Уильямом. Он никогда не представлялся Бузиком. В колледже мы все его зовем Уильямом. Письмо написала Роза Глоуиц".
