Кэрол Дринкуотер - Оливковая ферма
— Что-то я не встречала кабанов у нас в саду, — хихикаю я.
— Mais si, si[76], на дальней стороне вашего холма, — кивает он. — Они там бродят целыми семьями.
Жан-Клод не похож на шутника, хотя мне по-прежнему не ясно, на что именно он похож. Я вглядываюсь в его лицо и не нахожу на нем ни тени насмешки.
— Вы шутите? — с надеждой спрашиваю я.
— Конечно, он шутит, chérie, — спешит успокоить меня Мишель.
— Да нет же. А еще змеи и скорпионы, — настаивает Жан-Клод, а я залпом выпиваю полстакана портвейна.
Пока Одиль по очереди беседует с Парижем, Лионом и наконец с Женевой, ее муж загоняет нас всех к роялю и силой усаживает за него Марселя. Юнец колотит по клавишам, а мы, с трудом преодолевая неловкость, поем хором. Позже к нам присоединяется и сияющая Одиль. Она сообщает, что обожает музыку (музыку!), наливает себе новую порцию виски и открывает новую пачку сигарет.
— Le boulot est fini! — Работа на сегодня закончена!
Обе собаки тем временем забрались на стулья и с наслаждением пожирают паштет и булку. На стол падают слюни и крошки, но никто, похоже, нисколько не возражает (и эти люди еще жаловались на нашу бедную, деликатную, хоть и прожорливую Памелу!). Мы с Мишелем уже совершенно пьяны, и я попеременно вижу то трех, то шестерых Жан-Клодов, причем все они завывают и топают ногами, как раненые слоны. Наконец песня допета, и хозяин с радостным ржанием захлопывает рояль. Вся огромная комната дрожит и трясется от его буйной энергии.
Разумеется, уйти нам не удается.
Уже в полной темноте мы, то и дело спотыкаясь, возвращаемся домой. Над нами темно-синее небо со звездами, такими крупными и яркими, словно ребенок нарезал их из золотой бумаги. Есть уже поздно, да и готовить мы не в состоянии, а потому не спешим в дом. Чтобы немного протрезветь, мы долго плещемся в бассейне, а потом без сил валимся в шезлонги и ждем, пока ночное небо перестанет крутиться у нас перед глазами.
— О чем вы так долго беседовали с Одиль? О нашем счете за воду? — спрашиваю я, не поворачивая головы, потому что даже от этого простого движения мир опять начинает раскачиваться.
— Нет, никто из них ни слова не сказал о счете. Она рассказывала мне о своей работе.
— И что у нее за работа?
— Она ясновидящая. Клиенты звонят ей со всей Европы, платят кредитными картами, и она по полчаса рассказывает им об их будущем. Забавно.
Я довольна:
— Так, значит, я не зря решила, что Жан-Клод — волшебник!
— Жан-Клод? Нет, Жан-Клод агент по недвижимости.
* * *Рано утром страдающий от жестокого похмелья Мишель улетает в Париж, а у меня в душе поселяется странная пустота. В воздухе уже чувствуются первые дуновения осени. Ласточки летают совсем низко и собираются в стайки, готовясь к путешествию в Африку. В окружающей дом зелени появляются желтые и ржавые тона. Нашему счастливому лету, как и всему на свете, приходит конец. Я всегда тяжело переживаю такие потери, и сейчас мне приходится напомнить себе, что жизнь на этом не кончается, что нам еще только предстоит окончательно купить «Аппассионату» и что Мишель вернется в пятницу. Настроение быстро поднимается.
Чтобы окончательно развеять уныние, я начинаю обдирать обои в своем кабинете. Шуршание в коробочках над окнами все продолжается, а иногда оттуда доносится какой-то странный писк. Может, там рождается новое таинственное существо? Я вспоминаю голливудские фильмы ужасов, в которых маленькие пластиковые уродцы потихоньку поселяются на чердаках в домах ничего не подозревающих американцев. В начале фильма они забавные и милые, но потом быстро растут и к середине уже претендуют на мировое господство. Можно, конечно, отодрать коробочку от стены и проверить, что там, но я не решаюсь. Пусть себе шуршат. Скорее всего там прячется геккончик, встревоженный нашим вселением. Эти ребята сами всего боятся и предпочитают темные углы и тишину.
* * *В воздухе уже чувствуется влага, и по утрам выпадает обильная роса, но дни еще стоят жаркие, а поэтому поливать свою недавно посаженную герань я предпочитаю по вечерам.
Закат. Мой первый вечер в одиночестве. Высоко в небе прямо надо мной кружат два ястреба. Я задираю голову (все еще не слишком ясную после вчерашнего портвейна) и наблюдаю за ними. Интересно, какую жертву они наметили? Одна из птиц хрипло кричит, и в полной тишине этот звук эхом отражается от склонов холмов. И вдруг до меня доносится другой звук: чьи-то тяжелые шаги у меня за спиной и чужое шумное дыхание. Я в ужасе застываю. Разве смогу я в одиночку справиться с грабителем?! В руках у меня только садовый шланг. Можно облить незваного гостя холодной водой и, пока он будет приходить в себя, убежать. Я делаю глубокий вдох и медленно поворачиваюсь. На уступе, всего в нескольких шагах от меня стоит огромный кабан.
Это явно самка, а они, как известно, наиболее свирепы. Наверное, она пришла разведать, нет ли тут еды для ее выводка. Мне приходилось слышать, как опасны бывают рассерженные кабаны. Если я напугаю ее, она может не убежать, а броситься на меня. И задавить одним только своим весом. Я стою не шевелясь и уже очень сильно жалею о том, что это оказался не грабитель. С ним можно было бы договориться, а с этой серой волосатой тварью вряд ли. Двинуться с места я не решаюсь, но и оставаться здесь мне тоже совсем не хочется. Очень медленно я поворачиваю насадку шланга, выключая воду; присев на корточки, опускаю его на землю, так же медленно выпрямляюсь и делаю осторожный шаг в сторону дома.
Огромная хрюшка пристально наблюдает за мной. Интересно, о чем она думает? Я оглядываю окружающие дом сосны, полагая, что там может пастись ее супруг или отпрыски. Никого не видно. Значит, бояться надо одной этой дамы. Двумя прыжками я подлетаю к двери дома, захлопываю за собой, закрываю на задвижку и прислоняюсь к ней, дожидаясь, пока успокоится неистово колотящееся сердце. Даже мирная Памела, будь она здесь, смогла бы прогнать этого дикого зверя. Должна признать, что я скучаю по нашей толстухе. Наверное, надо завести собственную собаку. Она будет меня охранять, а заодно и скрасит мое одиночество.
* * *Возвращается Мишель. Первым делом мы едем в собачий приют и там выбираем себе живого, энергичного зверя по имени Анри. Он похож на сеттера-переростка, только вот шерсть у него угольно-черная. Просто удивительно, что такое великолепное животное оказалось на улице. Пес кажется очень ухоженным, и бока у него блестят, точно недавно вымытый лимузин. В справке от ветеринара говорится, что ему три года и он абсолютно здоров. Я расспрашиваю заведующую приютом, и наконец она неохотно признается, что у пса проблемы с дисциплиной. Какие же? Он убегает. Постоянно.
Ах вот оно что…
— Но у вас так много земли, — спешит успокоить нас она. — Ему будет где потратить излишек энергии. Он вам идеально подходит, а вы — ему.
Мишеля это явно не убеждает.
— Надо все обдумать, chérie, — уговаривает меня он. — У нас ведь даже ограды пока нет.
Но Анри смотрит на нас с такой надеждой и мольбой, так тяжело и часто дышит, что у меня просто не хватает духу отправить несчастного обратно в тесную клетку.
— Можно мы несколько минут погуляем с ним? — прошу я. — Просто чтобы окончательно убедиться.
Заведующая отрицательно качает головой. К сожалению, это запрещается правилами. Если вы потом откажетесь, у животного будет тяжелая психологическая травма.
— У вас есть испытательный месяц, — убеждает меня женщина. — Если ничего не получится, вы его вернете, а мы примем. Но я уверена, что этого не случится. Он у вас приживется.
Анри крутит хвостом в знак своего полного согласия.
Мы платим деньги, подписываем документы, покупаем ошейник и ведем пса к машине. Вернее, это он нас ведет, даже тащит. Я с трудом удерживаю в руке поводок. Анри силен как медведь.
В первый вечер Мишель настаивает на том, что собаку следует привязать на длинном поводке к стволу магнолии. Он будет с нами, пока мы готовим и едим обед, и постепенно привыкнет все время находиться поблизости от хозяев. Надо приучать его к дисциплине, объясняет Мишель. Анри ложится, кладет голову на лапы и обиженно замолкает.
В такой позе он проводит всю субботу.
— По-моему, он очень страдает, — жалуюсь я.
— Он привыкнет.
Черные глаза Анри смотрят на меня с обидой и упреком. «Вы освободили меня только для того, чтобы посадить на цепь», — написано в них. Я мучаюсь угрызениями совести и подолгу сижу рядом, разговаривая с ним и гладя. Но пес никак не реагирует и отказывается от еды. Как же он не похож на Памелу!
К обеду мы ждем гостей. Итальянского художника и его жену-датчанку. Trés chic[77]. Модная пара, вращающаяся в мире богатых и знаменитых. Он маленький и толстый, однако при этом не пропускает ни одной юбки, и пару раз после одной или двух распитых бутылок приставал и ко мне. Но я-то знаю, что внутри этого Казановы скрывается славный и щедрый человек с добрым сердцем.
