Алексей Поляринов - Пейзаж с падением Икара
– Э-э-э…
– Я сейчас не в городе, Андрей Андреич. Но аванс – это не п-п-проблема. Запишите адрес: Дмитровское шоссе 74. Квартира 117. Там живет человек по имени Алексей. Покажите ему паспорт – и он выдаст вам аванс. Сумма достаточно б-б-большая, чтобы вы могли погасить часть своих долгов, включая долг за квартиру…
– Постойте, так вы в курсе моих денежных проблем? В таком случае я вынужден спросить: мое выселение – это ваших рук дело?
– Бро-осьте, Андрей Андреич! Я не н-н-настолько коварен.
– А насколько вы коварны?
– Скажем так: я не уб-бивал Кеннеди.
***
Новую квартиру я нашел довольно быстро: одно из объявлений в газете гласило: «Сдам 1-ком. кв. Неприлично дешево». И это «неприлично» сразу меня заинтриговало. Хозяйка оказалась женщиной приятной во всех отношениях: хорошо одетая, она вызывала доверие, даже несмотря на тяжелый запах валидола, зыбкий шлейф которого тянулся за ней. Разговаривала она как-то странно – напевая слова.
– Это ва-а-анна! А это к-у-о-ухня. Кхм-кхм! – откашлявшись, она пояснила: – Я распеваюсь перед вечерним концертом, вы не против?
– Пожалуйста.
– Спаси-и-и-ибо-о-о! – густым контральто протянула она и тут же простой прозой добавила: – Посуда вот здесь. Здесь все остальное. Спальня по коридору нале-е-ево сра-азу после ва-а-а-а-кхе-кхе… извините, тональность потеряла… ва-а-анной! – и тут же снова перешла на прозу, – Горячая вода идет только в том случае, если соседи сверху не моются.
Я открыл было рот, чтобы возмутиться, но хозяйка перебила меня, из контральто перескочив на сопрано:
– Не-е-е волну-у-уйтесь. Это очень ми-и-илые лю-у-у-уди. Вас что-то смущает?
Я хотел сказать, что «да, смущает», но эта женщина вела себя слишком обаятельно, неплохо пела (я сразу вспомнил ту огромную оперную певицу из детства, ее вечные репетиции и карамельки), да и цена аренды действительно оказалась «неприличной» – меньше фигового листочка.
– О-отли-и-ично-о, – словно зевая, протянула хозяйка и, достав из кармана связку ключей, отцепила один и протянула мне. – Тогда-а-а-а кварти-и-ира ваша-а-а!
– Спаси-и-и-ибо! – пропел я в ответ.
***
Испытываешь странное волнение, осознавая, что в твоем новом доме кто-то жил до тебя. И хотя рассудок напоминает, что арендная плата внесена, не оставляет ощущение, будто вторгся на чужую территорию. Иначе как объяснить эти зарубки на дверном косяке при входе на кухню? Первая – почти на уровне колен, затем – все выше и выше. Над каждой нацарапано: 5 лет, 6 лет… и так до 18, а дальше чисто – птенцы покинули гнездо.
Взгляд скользит по мебели и цепляется за магнитики на холодильнике в виде четырех черепах – мама, папа и детишки.
Коридор: похожие на жучков гвоздики, вбитые в стены на уровне глаз, и светлые прямоугольные следы на обоях – фантомы рамок с фотографиями. Далее – спальня: шкаф, распахнувший дверцы, обнажая пыльное нёбо, с неровным рядом пустых плечиков, похожих на желтые зубы. И лежащий на дне забытый каракулевый женский жакет. За него словно зацепился голос: «Дорогой, я забыла там, в шкафу…», и раздраженный ответ «сама говорила, что возвращаться – плохая примета». Кстати, о приметах: от моего внимания не ускользнуло и то обаятельное обстоятельство, что все зеркала в доме занавешены черными тряпками. Не будучи суеверным, я освободил свои отражения.
Вообще переезд в новую квартиру стал для меня приключением. Осматривая шифоньеры, я то и дело натыкался на забытые вещи – школьный альбом с фотографиями, коньки (порезался о лезвие), сигареты, спрятанные за батареей (в детской). Я чувствовал себя археологом.
***
В дверь постучали, когда я готовил ужин. На пороге стояла незнакомая женщина – большие карие глаза, мальчишеская стрижка. У нее был испуганный вид, и минуту мы молча смотрели друг на друга.
– Я, наверно, ошиблась дверью, – сказала она, – мне нужен Андрей Карский.
– Это я.
– Ой!
Повисла тишина.
– Я могу вам чем-то помочь? – спросил я.
– Извините, я не представилась – я Анна. Я привезла вам коробки.
– Э-э-э… ну, спасибо, конечно. А что за коробки, если не секрет?
– А разве папа вас не предупредил?
– Видимо, нет. А кто ваш папа?
– Дмитрий Михайлович. Марейский.
Я поперхнулся.
– Вы – его дочь?
– Ну да, а что вас удивляет?
– Ничего, просто… как вы узнали, где я живу? Я ведь только сегодня утром вещи перевез.
Анна улыбнулась, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках.
– В этом весь он. Знать – его кредо. Коробки в машине, идемте.
Через семь минут в коридоре стояли две коробки, набитые архивными документами, фотоальбомами – то есть тем самым барахлом, среди которого мне предстоит искать связь между мертвым художником и его предполагаемым внуком. Коробки были необычайно тяжелыми, и, затащив их в квартиру, мы долго не могли отдышаться.
– Сколько вам лет? – вдруг спросила Анна – видимо, чтобы прервать затянувшееся молчание.
– Искусствоведов, как и женщин, не принято об этом спрашивать, – ответил я.
– Понимаете, я ожидала увидеть седеющего профессора, а вы… вы…
– Вас смущает отсутствие у меня седины?
– Н-н-нет. Просто я читала вашу книгу.
– И?
– Мне не понравилось.
– О… даже так?
– Да. По-моему скукотища, – она заглянула в одну из коробок, достала серую, затертую папку и стала листать ее. – Скажите, вы правда думаете, что папа может быть внуком этого художника, Дмитрия Ликеева?
– Нет, – сказал я.
Она улыбнулась.
– Вы чересчур честны.
– Вы тоже.
– Но если вы не верите в его фантазии, зачем тогда согласились?
– Деньги.
– Неправда, – она покачала головой. – Людей, которых легко купить, он презирает. Если он заключил с вами сделку, значит, вы отвергли все его подачки и – завоевали уважение, – она внимательно разглядывала меня. – Он ведь предложил вам что-то большее, чем деньги, нашел вашу болевую точку, верно? А чем это пахнет?
– В смысле?
– Запах, – она потянула носом. – Что-то горит.
– Ч-ч-черт! – Я метнулся на кухню и открыл духовку, в лицо ударил горячий дым. Обмотав руку полотенцем, я вытащил противень и грохнул его на стол.
– Нужно открыть окно! – я дернул за ручку, но рама не поддалась. Еще раз! Еще! – заклинило.
– Дайте я! – она оттолкнула меня и одним рывком распахнула створки. Дым потянулся на улицу.
– Что это было?
– Это… курица. Была, – сказал я, глядя на обугленную корочку.
– Вы умеете готовить?
– Немного.
– Надеюсь, в живописи вы разбираетесь лучше, чем в кулинарии. – Интонация ее была отнюдь не похвальной.
– Что-то я не понимаю, – сказал я. – Вы пришли сюда поворчать? И книга вам моя не нравится, и кулинарные таланты раздражают.
Повисла тишина. За окном прокатилась сирена скорой помощи.
– Нет, извините, – смущенно, почти шепотом, сказала она. – Дело не в вас, это все отец. Я приехала сюда, чтобы посмотреть на вас. Я надеялась, что вы шарлатан, который под предлогом идиотского расследования пытается стрясти денег с моего отца. Но вы, я вижу, и сами не в восторге от всей этой чехарды.
Я ничего не ответил, лишь пожал плечом.
– Я зла на него, понимаете? Простите, что сказала плохо про вашу книгу. На самом деле она мне понравилась. Я почти ничего не поняла, но историю жизни Ликеева вы описали очень интересно.
– Ну, спасибо… наверное.
Она села за стол и долго смотрела на кремированную курицу. Я сел напротив.
– А что не так с вашим отцом?
– В последнее время – все. Он стал ужасно мнителен с тех пор, как отошел от дел. Ему почему-то кажется, что он скоро умрет. И еще эта навязчивая идея о восстановлении генеалогического древа. Он и раньше тратил много сил, пытаясь найти «связь поколений». Но это были короткие периоды. А потом он прочитал вашу книгу, и его увлечение превратилось в настоящую одержимость. Он боится умереть сиротой, понимаете? – она посмотрела мне в глаза и вдруг сказала. – Отвернитесь.
– Что?
– Я говорю: отвернитесь.
– Зачем?
– О господи! Вам что, сложно отвернуться на пару секунд или закрыть глаза?
Я устало вздохнул и закрыл лицо ладонями.
– Всё, открывайте.
Я раздвинул пальцы и увидел в самом центре круглого стола, рядом с обугленной курицей цилиндр – точнее, пачку денег, скрученную в цилиндр и перетянутую синей резиночкой.
– Это что?
– Ваша премия.
– За какие заслуги, если не секрет?
Она облизнула губы, набираясь смелости, потом заговорила очень быстро, проглатывая знаки препинания:
– Я хочу чтобы вы в самое ближайшее время нашли все нужные доказательства даже если их не существует придумайте их главное чтобы они были максимально достоверны чтобы папа вам поверил.
Повисла тишина.
– Позвольте, я уточню: вы просите меня фальсифицировать доказательства?
