Наталья Иванова - Новый Белкин (сборник)
– Не знал, значит не был.
– А если был?
– Хорошо, хорошо, Ёничка, завтра договорим, – старик еле дотащил до сарая тяжелого Иону.
В сарае оказалось жарко. Давила крыша, стенки. Ионе спьяну показалось, что горит в танке. Еле привел себя в чувство.
До отъезда оставалась пара дней. Собрал кое-какую еду и отправился на самый дальний край берега. Днем уходил в тень, а к вечеру, когда садилось солнце, снова к морю. На берегу и ночевал. Очень жалел, что две недели валял дурака, не отдохнул.
В Москве все гудело. Наступил Всемирный фестиваль молодежи и студентов.
Помимо всех прочих приехали аж две делегации из Израиля. Одна прогрессивная. А другая не очень.
Негров полным-полно. Разные народы ходили с цветами прямо по улицам. Выстроятся в ряд человек по десять, возьмутся под руки – и идут по Горького, поют «Подмосковные вечера». И наша молодежь, само собой, среди них.
Иона наблюдал от дверей «Националя», любовался.
Пичхадзе спрашивает:
– Ты, Иона, израильтян видел? У нас в гостинице живет делегация.
– Не видел.
– А я видел, – Иона и Пичхадзе стояли на улице – время совсем раннее, посетителей ни одного. Вот и позволили себе такую свободу – подышать воздухом. – Я даже, можно признаться, подарок получил от одного. Посмотри.
Пичхадзе протянул Ионе маленький значок – флаг Израиля, белый с синей шестиконечной звездой.
– Красиво. Но у нас лучше. Красный все-таки, что ни говори, нарядней, – Пичхадзе согласно кивнул на замечание Ионы. – И как он, Израиль? Что говорит? – Иона из вежливости спросил, а не из интереса.
– Да так. Разное. Сам понимаешь.
– Ну и что, что Израиль? Люди как люди, – Иона так сказал, чтобы Пичхадзе поставить на место, а то он вроде от этой встречи стал больше о себе воображать. – Везде живут, и там живут. Мы вот с вами, Григорий Михайлович, тут живем, и ничего.
– Ничего-ничего, – быстро согласился Пичхадзе. – Я просто к тому, что если тебе интересно, я тебя приглашаю в субботу к себе в гости. Там будут разные. А то ты совсем один. Чахнешь. – Пичхадзе улыбнулся со значением.
Ну, так.
У Григория Михайловича на улице Расковой собралось человек десять. И, между прочим, Софочка с родителями. Вели они себя тактично – Иона то, Иона се. Софочка села рядышком и улыбалась по-дружески.
Пришел и фестивальный еврей, не тот который подарил Пичхадзе значок, а другой – родом из польского Томашова. Оказалось, он еще из Израиля разыскал отца Софочки, по дальней родственной линии, и теперь выступал в роли заморского гостя с рассказами. А у Пичхадзе собрались, чтобы не раздражать соседей Кременецких – у Кременецких хоть и две комнаты в коммуналке, но хорошо бы подальше от любопытных.
Спрашивали – как? что? почему? Еврей из Томашова отвечал длинно, мешал всякие языки, но Кременецкий и Пичхадзе хорошо понимали и толковали остальным.
Выходило, что все в Израиле лучше некуда. Только временная арабская опасность, которая не страшна, потому что у Израиля своя армия, вооружение и поддержка ого-го.
Иона не слишком следил за беседой, сказывалась близость Софочки. Но когда зашел разговор про специальных евреев, которые там только то и делают, что молятся и учат Тору на разные лады, Иона поинтересовался:
– А они, извините, кушают? И дети у них есть, и детям кушать надо. Молитвой много не заработаешь.
Еврей объяснил:
– Им платят из государственного кармана налогоплательщиков, чтобы была соль земли.
– Тогда понятно. За соль платят, – рассудил Иона и тайком погладил Софочкину руку повыше локтя.
Израильский товарищ послушал перевод – запаса слов у него оказалось все-таки мало – и закивал:
– В Мертвом море много соли. Но для Израиля это не главное, – и перешел на развивающуюся промышленность и сельское хозяйство.
После встречи у Пичхадзе Софочка несколько раз забегала к Ионе, но дело не пошло. Иона на нее смотрит и видит маленького ребенка. Даже спросил, как сложилась судьба младенца. Софа с готовностью ответила, что хорошо, его взяли честные работящие люди, русские.
– И хорошо, что он теперь в надежных руках. У него будущее. А со мной бы он только мыкался. Ну, пускай не материально. Но в остальном – нечего ему в нашей семье делать, особенно в настоящий период.
– Почему? – поинтересовался Иона.
– Потому что мой папа совсем с ума тронулся на еврейской почве. Он тайно учит иврит с теми, кто изъявляет желание. Спрашивается, зачем? Это прямо-таки шпионский язык. Чтобы никто во всей стране его не разбирал, что ли? Другого объяснения я не понимаю. Ну, идиш, еще ладно. Со стариками беседовать, у кого они живые. Я принципиально из дому ухожу, когда начинаются уроки. Или к соседям, вроде чаю попить. У них дочка в школе в восьмом классе – с ней решаю задачки. У меня с математикой всегда было очень нормально. Они хорошие люди, а что с мамой и папой не мирят, так я их понимаю. Характеры. Но, конечно, про иврит и прочее – секрет и тайна.
Иона не возражал на этот счет, но вернулся к разговору о ребенке – что они бы его вытащили из пут старика Кременецкого, и все такое.
Но Софа замахала руками и уронила слезу: мол, дело сделано раз и навсегда, и нечего возвращаться, нервы мотать.
Видя отношение Ионы к себе, что он ее не хочет, Софочка резких шагов не делала, а беседовала на разные темы. Но Ионе и это было досадно. Он как-то прямо спросил:
– Софа, зачем ты ко мне опять ходишь? У нас с тобой все разбито. Мы не можем оставаться друзьями, чтобы в кино ходить. Я не могу. Неужели ты не понимаешь?
Софа выразила недоумение, но не обиделась, а заключила:
– Хорошо. Я знаю, ты обиделся на меня из-за ребенка. Но, сам посуди, я могла бы тебе и не говорить ничего, а я честно сказала. Теперь ты обижаешься. Вот твоя сущность, ты правду не любишь. Ты страшный человек. Тебе все равнодушно.
И ушла.
На работе у Ионы начались неприятности. Из-за ухудшения здоровья он теперь вообще больше сидел на своей табуреточке в глубине гардероба. К клиентам подходил без желания. Айрапетов интересуется, в чем дело, другие тоже проявляют участие. А Иона отмалчивается или грубо отвечает не по существу.
Вдруг пригласили Иону в отдел кадров и спросили про Пичхадзе. Стороной, но вполне откровенно намекнули, что тот, по сведениям, ведет себя непатриотично. Во время фестиваля молодежи и студентов часто говорил с израильтянами не только на рабочем месте. А что по этому поводу думает Иона?
Иона ответил, что никаких разговоров с Пичхадзе не ведет, только на сугубо личную тему. Что видел значок с израильским флагом из рук Пичхадзе, а больше ничего. Зачем-то брякнул от растерянности:
– А при чем Пичхадзе к Израилю? Он же грузин, у него в паспорте записано.
