Александр Проханов - Надпись
Его тело по-прежнему было покрыто пылью степи, в волосах запутались песчинки каменной сопки, душу переполняла Мука. Он решил отправиться к озеру Жаланашколь, окунуться в вечерние бирюзовые воды.
За складом он не нашел еловых ящиков, зато, миновав ограждение, увидел ящики, сложенные недалеко от зеленоватой озерной воды. Тут же стоял оранжевый, с работающим мотором, бульдозер. Прорыл неглубокую, длинную, в ширину ножа, траншею, окруженную грудами каменистого грунта. Пяток солдат отдыхал, сидя на ящиках, покуривая сигареты. Тут же находился Квитко, измученный, запаленный, с понуро опущенными усиками.
- Через час здесь будет черт-те что. Летит вертолет из округа с четырьмя генералами. В Талды-Курган из Москвы прибыл самолет с журналистами, ваши собратья прибудут к ночи. Вы уж извините, к вам их подселим. Уже пошли нареканья, все не так! Почему потери? А как без потерь, если на пулеметы в атаку? Китайцев положили двадцать два человека. Один к одиннадцати. По всем учебникам - классическая победа. Разве сравнишь с Даманским? А почему? Потому что не было генералов! А то бы и здесь были одни потери!… - Он жаловался, негодовал, боялся и отстаивал победу своих пограничников. - Конечно, жаль Студеникина и Лаптия. Оба дембеля, через неделю домой собирались к мамам-папам. Завтра их мамы-папы сами сюда прилетят на сыновьи похороны…
На берег вырулил тяжелый фыркающий грузовик. Голый по пояс водитель выглянул из кабины:
- Товарищ капитан, здесь разгружаться?
- Давайте сюда, по одному ящики подносите. Заколачиваем и сразу относим… - Квитко согнал с ящиков куривших солдат, неохотно обступивших грузовик.
Двое стали раскрывать пыльные борта. Двое других подтащили белый струганый ящик, от которого исходило теплое, смоляное благоухание. Еще один подошел с молотком и колючей грудой гвоздей, проткнувших оберточную бумагу.
Борта отпали, и Коробейников увидел в кузове груду трупов. Они были навалены один на другой, в серо-зеленой, замызганной униформе, свалявшейся в тряпичную груду, из которой торчали скрюченные кисти рук, ноги, обутые в матерчатые синие кеды, выглядывали мертвенные лица, блестели зубы, туманно светились глаза. Из кузова на землю потекли тяжелые парные запахи, от которых в горле Коробейникова заклокотал рвотный ком.
«Запах победы…» - думал он, превозмогая дурноту, заставляя себя смотреть на груду истребленных, обезображенных тел, среди которых выделялась босая нога с грязными растопыренными пальцами, смотрело отрешенное скуластое лицо с развороченной дырой вместо рта.
Квитко отворачивался, пугливо пояснял Коробейникову:
- Сейчас их зароем, присыплем… Потом придется передавать китайской стороне… Давайте двое в кузов!… - погонял он солдат. - Нечего вонь разводить!…
Двое полезли в кузов, морщась, переступая, стараясь не наступить на трупы. Двое других поднесли ящик под откинутый борт. Сверху шмякнулся, не попав в ящик, убитый китаец, задрал отвердевшую ногу. Коробейникова поразили мучительная белизна, проступившая сквозь смуглую желтизну лица, и тонкие фиолетовые пленки незакрытых глаз. Стоящие на земле солдаты затолкали труп в ящик, грубо придавили крышкой, нажали, выпрямляя окостенелое тело. Еще один солдат молотком стал вгонять в крышку гвозди, не вбивая по шляпку, оставляя возможность выдернуть их гвоздодером. Заколоченный ящик солдаты втроем оттаскивали в траншею, опускали на мелкое дно. Струганые доски ярко белели на темной земле.
Трупы сваливались из кузова в ящики. Солдаты приладились, реже промахивались. Тела падали со стуком в длинные короба, и их поправляли пинком ноги, заталкивали откинутую руку или непоместившуюся голову. Коробейников разглядывал серо-зеленое замызганное облачение, прорванное пулями, опаленное термитом, и вдруг увидел и остро впился глазами: в ящик упал мятый картуз с поломанным козырьком, над которым пламенела звезда, красная, с короткими туповатыми лучами. Коммунистическая звезда, в которую стрелял коммунистический пулемет, дырявя непрочную временную личину, напяленную идеологами на лик человечества, прикрывавшую непрерывную, на уровне биологических клеток и слизистых оболочек, вражду. Звезда исчезла под крышкой, куда солдат вгонял длинный гвоздь, пряча от глаз разоблаченную тайну.
Ему все больше открывался замысел, в который его поместили. Этот утренний бой был задуман заранее, с ожидаемым числом потерь, по числу которых были изготовлены и доставлены на заставу ящики. Где-то, в другом месте заставы, находились два кумачовых гроба, куда сейчас помещали убитых Студеникина и Лаптия, заранее обреченных. Эту обреченность странно угадал Коробейников, выбрав их для знакомства. Операция, куда его включили, приравнивала его к этим убитым китайцам, к худенькому юноше с мучительной белозубой улыбкой, у которого крупнокалиберная пуля оторвала кисть руки. К нахмуренному скуластому толстячку, прижавшему к груди растопыренную ладонь, под которой чуть сочилась рана. Их всех накрывали крышками, забивали гвоздями. Измученные солдаты тащили ящики в траншею, ставили один подле другого. Длинные, белые, как кочерыжки, короба заполняли дно траншеи.
Кузов опустел, мокрый, липкий. Два ящика оказались незаполненными. Квитко махнул сидящему в бульдозере солдату. Тот двинул бульдозер на траншею. Стал сгребать грунт на ящики, покрывая их рыхлым волнистым слоем. Когда исчез последний ящик, бульдозерист направил машину в траншею, прессовал и утюжил грунт, давил гусеницами, ровнял отточенным блестящим ножом. Коробейников смотрел на бульдозер и чувствовал, как близко, под слоем мелкой земли, пламенеет красная звезда.
Послышался далекий ноющий звук подлетающего вертолета. Из вечернего неба возникла, приблизилась, опустилась окруженная секущими винтами машина. Исчезла в пепельном вихре. Словно рожденные из непроглядной пыли, пригибаясь, придерживая фуражки, вышли военные. Навстречу торопливо, держа у виска ладонь, побежал капитан. Вертолет тут же ушел, оставив группу офицеров, среди которых важно и строго держались два однозвездных генерала. Проходя мимо Коробейникова, оба недоверчиво, нелюбезно на него посмотрели. Один из них укоризненно указал Квитко на дорожку, обрамленную выбеленными камнями. Некоторые камни сдвинулись, были затоптаны грязными сапогами:
- Завтра прибывает зампред Комитета генерал-полковник Скрипко! Чтобы все недоделки были устранены! Побелить и выровнять!… - Группа прошествовала в штабное помещение принимать доклад полковника Трофимова.
Коробейников подумал, что в замысле, при исполнении которого утром были убиты двадцать четыре человека, и к месту стычки с обеих сторон границы стягиваются войска, и по рокадам пылят танковые колонны, и на приграничные аэродромы приземляются штурмовики, и дипломатические ведомства обмениваются злобными протестами, - в этом замысле было важно все, в том числе положение камня, обрамляющего дорожку, по которой завтра пройдет могущественный генерал из Москвы.
В сумерках на заставу приземлился еще один вертолет. Привез московских журналистов, призванных осветить столкновение на китайской границе. Шумно шли, тащили кофры с фотоаппаратурой, сумки с кинокамерами, громко смеялись, обменивались ироничными замечаниями. Супермены, объездившие страну и мир, баловни пропаганды, лучшие перья и объективы центральных газет и телепрограмм. Шумно ввалились в комнату, которую занимал Коробейников. Шмякали на пол поклажу, устало плюхались поверх одеял на койки. Вертели головами, похохатывали, некоторые были пьяны. Среди журналистской братии были корреспонденты центральных газет, и среди них вальяжный, в полувоенном облачении, Ильенко. Репортеры молодежных и комсомольских изданий, среди которых Коробейников узнал Видяпина, язвительного, скорченного, снедаемого тайным недугом. Были военные журналисты, престарелый писатель-баталист, операторы «Останкино». В комнате стало тесно, шумно, запахло вином.
- Старик, ты уже здесь? Когда же ты прилетел? - Ильенко дружелюбно окликнул Коробейникова. - Говорят, тут намолотили китайцев? Ты их видел?
- Он их и намолотил, - язвительно встрял Видяпин. Оба были пьяны, возбуждены. Им хотелось говорить, действовать.
- Вот навязался мне в провожатые, - кивнул на Видяпина Ильенко. - Все прикладывался к моей бутылке. Нашел себе бензозаправку.
- Вы аристократы духа, - уничижительно, корча из себя шута, потворствовал ему Видяпин. - Мы зависим от вас, кормимся крохами с вашего стола.
- Не проси, не дам. Утром сам пойдешь доставать, - оттолкнул его Ильенко.
В помещение вошел офицерик, маленький, худенький, тот, кто на границе дул в жестяную трубу. Тонко, просительно старался перекричать прибывших:
- Товарищи журналисты, в столовой есть ужин, кто желает… Завтра несколькими группами вас доставят на различные участки границы… Вся информация завтра… Будьте внимательны к указаниям офицеров… Завтра возможно новое нарушение границы… - и ушел, лишь увеличив всеобщее возбуждение.
