Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы
Но вылезать из постели не хочется. Сердце колотится в грудной клетке, тук-тук-тук. Как я сегодня сыграл, а? – думает Бонфон. – Может, надо было пойти в актеры? Впрочем, когда я начинал – кто мог подумать, что кино окажется тем, чем оказалось? Черно-белое, да еще немое… звезды все красавчики… нет, мне там совершенно нечего было делать.
А вот если бы родиться заново и начать все сначала – да, можно было бы попробовать. И был бы я не самым знаменитым мошенником, а мирового уровня кинозвездой. Ни тюрьмы, ни побегов, ни поддельных паспортов… А денег, может, даже больше было бы.
Вот черт, жизнь зря прошла!
Бонфон смеется. Это он пошутил. Жизнь была чертовски хороша! Как приятно было, пересчитывая деньги, понимать, что ты их не заработал – ты на них обманул!
У богов актеры и мошенники проходят по разным ведомствам, знает Бонфон. Актеры – всего-навсего лицедеи, а мошенники – полномочные представители Гермеса на этой земле. Так что все, пострадавшие от его афер, – это просто жертвы, которые он приносил богам. Они, эти жертвы, всегда были добровольцами, они были жадными дураками, потому и попадались, потому их и не жалко.
Жертвы – Гермесу, да. Бонфон, конечно, предпочел бы не богов, а богиню: светловолосую богиню, с огромной грудью, с призывно раздвинутыми ногами. Жаль, греки не удосужились сотворить богиню мошенничества и обмана. Ее признание он хотел бы заслужить.
А может, и придумали, просто об этом не рассказывали в гимназии.
Интересно, думает Бонфон, если бы его родители выжили – они бы им гордились? Кто их знает. У него самого нет детей – ни детей, ни наследников. Головы современной молодежи забиты идеями: Фрейд, Маркс и этот, как его?.. Маркузе. Или вот еще – великое искусство кино. Идеалисты.
Бонфон никогда не любил идеалистов. Отец всегда говорил: идеалисты погубят Россию. Так и получилось.
И потому – ни идей, ни детей, ни наследников. Даже жены никогда не было. Подружки – да, бывали, но и те ненадолго. Мошенничество – одинокая работа. Как священнослужение, как у монаха. Почти что целибат.
Кажется, Бонфон засыпает – и тут его будит стук в дверь.
– Войдите! – кричит он, и сердце снова тук-тук-тук о ребра.
Бонфон зажигает прикроватную лампу. На пороге – София. Блузка расстегнута почти до пупа, клешеные джинсы, туфли на высокой платформе…
– Ты – Бог, единый Вседержитель! – шепчет она, падая перед Бонфоном на колени. – Верую в Тебя!
Пакетик кокаина вываливается из выреза прямо на раскрытую мужскую ладонь.
– Боже мой, Боже, возьми меня! – кричит София. Вспышки кокаиновых оргазмов взрываются в мозгу, и между ними молниями проскальзывает единственная мысль: я трахаюсь с Богом.
God fucks me.
Бонфон судорожно занюхивает остатки кокаина прямо с бумажки – как в молодости, да, никаких кредиток и банкнот. Все получилось, черт, все получилось! Просто девка что надо, высокая, худая, сиськи большие – не то что шлюха, которую мне подкладывал Сальваторе.
Бонфон пронзает Софию насквозь, стонет и хрипит:
– Бог любит тебя, крошка! Ты чувствуешь мою любовь?
– Oh, Fucking God, – отвечает София между вспышками своих оргазмов.
Мне случалось призывать неведомых богов, чтобы облапошить идиотов, думает Бонфон. Как любой мужчина, я обманывал девушек, чтобы забраться к ним под юбку. А вот выдавать себя за Бога, чтобы трахнуть телку, – это со мной впервые.
Может, я теперь только так и могу?
Доктор, вы знаете, я импотент. У меня эрекция, только если партнерша считает меня Богом.
– Боже, ох, Боже мой, – стонет София.
– Давай, девочка моя, давай, – подбадривает Бонфон.
Теперь она сидит верхом, лампа светит ей в спину, светлые волосы развеваются, тяжелые груди подпрыгивают в его ладонях. Как он говорил на площадке? Наши сияющие тела сольются в едином экстазе с вечным светом иного мира! И вот сейчас вечный свет взрывается где-то под черепной коробкой, Бонфон успевает подумать – что же скажут боги, в которых он не верил? Зачтет ли Гермес принесенные жертвы? Удастся ли выкупить свою душу? И тут наконец видит великую Фата-Моргану, химеру, богиню вранья, богиню мошенничества и обмана. В светлом сиянии разметавшихся волос она скачет, как безумная наездница, он – ее конь, сотканный из лжи, из иллюзий, из пустоты, из сияющего света.
Божественный Стержень разряжается между ног Софии струей Божественной Мудрости. Еще, еще, стонет она. Бонфон хрипит и замирает, вцепившись в ее груди.
Плача от счастья, София гладит его по волосам, целует неподвижные губы. Еще один оргазм сотрясает ее тело, а потом она видит: Бог умер.
Сальваторе кладет букет цветов на свежий могильный холм.
– Напоследок он все-таки стал актером, – говорит Лоренцо.
– Это его и убило, – отвечает Сальваторе. – Слишком хорошо перевоплощался. Не смог вовремя остановиться.
– Да, – кивает Лоренцо, – всегда есть такое, что нельзя сыграть.
Двое мужчин молча идут по дорожке кладбища. Высокий, худой, тщедушный – и маленький, кругленький, пухлый. Прекрасная комическая пара.
– Он все-таки гениально придумал с Нортеном, – говорит Сальваторе.
– Но про кошачью голову – твоя ведь идея? А без этого ничего бы не вышло.
– Ага, – кивает Сальваторе. – Но Антонелла-то… крепкий орешек. Я думал, сбежит, а она доиграла все, что было положено по сценарию.
– Но с котом – лучшая сцена в ее карьере, – хихикает Лоренцо.
Сальваторе вздыхает:
– Я успел полюбить этого старика.
– У меня остались заготовки сценария, – говорит Лоренцо. – Можем обсудить.
– В другой раз, – отвечает Сальваторе.
Молча они выходят из ворот. Лоренцо садится за руль маленького «фиата», и через несколько минут они вливаются в сигналящий поток автомобилей.
– А знаешь, – говорит Лоренцо, – у меня есть отличная идея. Машины взбунтовались против людей и развязали войну.
– Это уже было. У Стэнли Кубрика, – отвечает Сальваторе, глядя в окно.
– Нет, по-другому. Не объявили войну, а захватили сознание людей. И используют их в качестве… живых батареек! И, чтобы вырабатывать энергию, люди должны совокупляться! Ты представляешь? Они лежат в таких кроватях, попарно, и трахаются друг с другом. Им кажется, что они живут полной, насыщенной жизнью. А на самом деле это сон, который навевает им машина!
– Глупости, – говорит Сальваторе. – Если они трахаются, у них и так все хорошо. Можно им никаких снов не навевать. Пусть просто трахаются. И получим порнофильм средней руки.
– Тогда наоборот. Никто не трахается, нет никаких машин. Зато есть чувак, который умеет проникать людям в сны, – и он их там убивает! Потому что, ну, сны и фантазии убивают нас.
