Подделка - Чен Кирстен

Поверьте мне, я много раз пыталась от этого отмазаться. Мне не то что пришлось искать отговорки, весь план был до того отвратительным, что меня последние сорок восемь часов по-настоящему тошнило, так что Мария в конце концов спросила, грипп у меня или я беременна. Но каждый раз, когда я изо всех сил старалась убедить Винни, что я не справлюсь, она использовала все свои психологические приёмы, чтобы убедить меня в обратном.

Ава, сказала она, что делает фальшивую сумку фальшивой, если ее невозможно отличить от настоящей? Что придает настоящей сумке её ценность?

Я вынуждена была признать, что она права: настоящие и поддельные «Габриэль» были абсолютно идентичны, от матовых логотипов из античного золота до позолоченных карточек подлинности в хрустящих конвертах высокой печати. До того, как Винни разместила в сети настоящую сумку стоимостью на пять процентов ниже прейскурантной цены (и её купили меньше чем через час), я только и делала, что совала нос то в один, то в другой пакет и вдыхала их одинаковый мускусный аромат – напоминание о том, что эта блестящая окрашенная кожа когда-то была частью живого, дышащего целого.

Когда я продолжала настаивать на том, что не в моей природе обманывать, она сказала: просто попробуй хоть раз. Оли никогда не узнает. Никто не узнает. Да ладно, Ава, признайся, разве не весело иногда нарушать правила?

Вот в чем дело, детектив. Даже будучи подростком, я ни разу не сбегала из дома, не прогуливала уроков, не подделывала удостоверение личности. Что мне мешало? Страх, наверное. Или чувство вины. В те дни мне достаточно было закрыть глаза и представить, что почувствует мама, чтобы оставить мысли даже о самом крошечном бунте. Я сказала себе, что вдоволь повеселюсь, когда поступлю в колледж, или когда буду жить самостоятельно, или когда стану финансово независимой и не должна буду ни перед кем отчитываться. Но со временем пришли смирение и привычка. И вот мне тридцать семь лет, и я чувствую, что лишилась возможности рассказывать потрясающие истории о безумных и нелепых выходках юности.

Знаете, моя мама умерла за четыре месяца до того, как собиралась уйти на пенсию. Она уже спланировала им с папой первый пенсионный отпуск: две недели в Тоскане, пешие прогулки, вкусная еда, вино на солнцепёке. Опять же, я не хочу оправдываться, но думаю, будет справедливо отметить, что, когда Винни снова вошла в мою жизнь, я была вне себя от сожаления – обо всём, что я отложила и что уже не успею воплотить, о моментах, которые мы с мамой не пережили вместе, о том, чем я уже никогда не смогу с ней поделиться. Конечно, ясно, что для любого искусного манипулятора я была лёгкой добычей.

Въезжая в Сан-Франциско на трассе 280, крепко сжав руль, я предприняла последнюю попытку. Пожалуйста, Винни, не заставляй меня через это проходить.

Мне не нужно было смотреть на нее, чтобы понять, что её терпение на исходе. Но у неё оставалась ещё одна карта в рукаве.

Я уже говорила, что общалась с логопедом по поводу Анри, и теперь она небрежно спросила, сколько стоит сеанс.

Три пятьдесят.

И ты не можешь сказать об этом Оли?

Ни в коем случае.

И допустим, она скажет, что Анри должен ходить к ней раз в неделю следующие полгода или год. И как ты собираешься за это платить?

Я смотрела прямо перед собой. Она положила тёплую ладонь мне на затылок.

Перестань волноваться, сказала она. Это займёт всего пять минут.

Я свернула с автострады, пока она повторяла отрывки из той же напутственной речи, которую произнесла, когда мы выезжали из города.

Не слишком много извиняйся, это всегда звучит подозрительно. Держись уверенно. Вежливо. Чётко.

Я притормозила на стоянке торгового центра, и рядом со мной скользнула блестящая белая «Тесла». Группа китаянок – студенток из Стэнфорда или, может быть, Санта-Клары – выскочила из машины, словно гибкие, проворные клоуны. Винни отметила, что сейчас в американских университетах учится много китайцев, не то что в наше время, когда их были единицы.

Не помню, чтобы ты общалась с другими китайцами, сказала я.

В то время надо было быть очень сильным и влиятельным, чтобы отправить ребёнка учиться за границу. Эти ребята не стали бы со мной дружить. Да и мне зачем проделывать весь этот путь, чтобы дружить с китайцами?

Она сказала мне, что пришла в восторг, узнав, что её соседка по комнате – я, настоящая американка! Это признание меня неожиданно растрогало. Я вспомнила, как меня раздражали её бесконечные вопросы на совершенно неожиданные темы: а твои предки будут против, если ты начнёшь встречаться с белым парнем? А с чёрным? Твоя мама готовит китайскую еду или американскую? Родители тебя били, когда ты была маленькой? Ну не в смысле били, а так, шлёпали?

Винни открыла пассажирскую дверь и, увидев, что меня всю трясёт, села на место и сказала: подумай об этом вот как. Эти продавцы занимаются тем, что продают предметы роскоши, которые сами себе не могут позволить, и ублажают богачей, обладающих привилегиями.

И?

И будет нетрудно привлечь их на свою сторону, сделать так, чтобы они сами захотели тебе помочь.

Я отстегнула ремень безопасности.

Помни, не болтай слишком много.

Я вышла из машины. Я постаралась одеться в духе Винни – заправила свободную шёлковую рубашку в чёрные брюки-дудочки. Она обвела меня взглядом с головы до ног, остановилась на чёрной кожаной сумке – современный французский бренд, «Сандро» или «АПС», подарок мамы Оли – и ткнула в меня пальцем. Дай сюда. Возьми мою.

Я послушно отдала ей свою сумку. Та, которую она вручила мне взамен, «Гермес Эвелин», откровенно говоря, не представляла из себя ничего особенного, была даже скорее непривлекательна – плоский серый прямоугольник из мягкой шагреневой кожи с утилитарным ремешком через плечо и крупной буквой H на той стороне, которая, по идее, должна была быть скрыта, но большинство людей выставляли её напоказ.

Мои сомнения, должно быть, отразились на моём лице, потому что Винни заверила меня, что «Эвелин» – ключевая часть моего костюма. Это показывает, что ты богата, но не пафосна.

Я перекинула сумку через плечо, выставив вперёд заветную Н, и последовала за ней. Вдруг она остановилась как вкопанная. Ава, сказала она, воздев ладони к небу, «Габриэль». Я поспешила обратно к машине за сумкой, и мы снова отправились в путь.

С тех пор, как мы были студентами, и без того шикарный Стэнфордский торговый центр благодаря капитальному ремонту стал настоящим оазисом чрезмерной роскоши. Извилистые дорожки, украшенные горшками с пышными цветами, вели к бутикам с ювелирными украшениями и парфюмерией. Посетители сидели на позолоченных стульях, расставленных тут и там. Весь комплекс представлял собой своего рода факсимиле живописной площади богатого европейского города, только без грязи, шума и потных туристов. Это ошеломляющее изобилие искусственной красоты усилило ощущение, что я попала в царство фантазий, где абсолютно ничего, включая преступление, которое я собиралась совершить, не было реальным.

Когда в поле зрения появился бутик «Шанель», Винни уселась за кованый стол в нескольких шагах от входа. Ну и чего ты ждёшь? – спросила она. Я вытерла потные ладони о задницу и поплелась в магазин. Охранник в чёрном костюме открыл для меня тяжёлую стеклянную дверь и промурлыкал: добрый день, мадам. Волна восхитительно холодного воздуха, пропитанного пьянящим, дорогим ароматом роз, подхватила меня и внесла внутрь. Все поверхности бутика были блестящим, золотым светом. Продавщицы в юбках-карандашах и накрахмаленных белых рубашках стояли, как часовые, за стеклянными прилавками по разные стороны зала. Одна была китаянкой, другая – белой женщиной средних лет; вероятно, их так подобрали, чтобы угодить тем и другим транжирам. Прежде чем принять сознательное решение, я инстинктивно повернулась к белой женщине. Её глаза блеснули за огромными черепаховыми очками. Чем могу вам помочь?

Под мышками у меня тут же расплылись круги пота. Я прижала локти к бокам, чтобы скрыть этот неприятный факт, и ответила: хочу вернуть. Поставила мешок с сумкой на прилавок.