Подделка - Чен Кирстен
Может быть, именно поэтому я пошла учиться на юриста, хотя не интересовалась юриспруденцией? Потому что было легче и менее рискованно раствориться в том образе, который сложился у моих родителей – и всего мира – образе хорошей дочери, американки китайского происхождения? Я наклонилась над коляской, чтобы убедиться, что глаза Анри по-прежнему закрыты. В памяти вдруг всплыл образ Винни-первокурсницы в розовой футболке с надписью «крутышка», выложенной разноцветными стразами. В то время мы с друзьями потешались над Винни за её спиной, но теперь мне стало интересно, как бы она отреагировала, если бы я сказала всё это ей в лицо.
И вдруг я словно услышала её ответ. А что я, по-твоему, должна носить? Чёрные свитера, неотличимые друг от друга? Тебе никогда не бывает скучно? Ты не хочешь надеть что-то другое? Ты хоть представляешь, Ава, чего ты вообще хочешь?
В такси по дороге домой я представляла себе возможные дополнения к моему гардеробу: лакированные малиновые туфли на каблуках, свободное пальто с леопардовым принтом, что-то, что угодно с меховой отделкой. Что, если? – думала я. Что, если? Что, если? Вы, наверное, сочтёте меня легкомысленной, детектив, но поверьте мне, эти вопросы были для меня настоящей революцией. Никогда прежде я не пыталась отбросить в сторону навязанные извне представления о том, что я должна была делать, чего хотеть и какой быть.
Я предавалась мечтам, когда мне пришло сообщение от Винни. Сумки пришли. Они идеальны! Качество просто невероятное. Позвони, когда сможешь обсудить дальнейший план.
У меня не было времени ответить, потому что машина уже подъехала к дому, и при виде BMW Оли на подъездной дорожке все остальные мысли вылетели у меня из головы. Водитель вытащил из багажника наш чемодан, а я вытащила автокресло, на котором лежал спящий сын. Папа дома, прошептала я.
Оли сидел в гостиной и что-то яростно печатал на ноутбуке. Когда я поставила автокресло на пол, Анри открыл один глаз, нахмурился и потянул себя за ухо, но увидел отца и не стал плакать. Оли поднял его на руки, расцеловал, погладил по волосам и сказал: Tu me manques (я скучал по тебе – ещё один бесящий меня французизм).
Наши взгляды встретились над взлохмаченной макушкой нашего сына. Привет, сказал Оли.
Привет.
Анри взвизгнул и начал тереть глаза, и Оли сказал, что уложит его вздремнуть. Под его воркования о том, как он любит сына, я отнесла чемоданы в спальню. Кровать была такой же, как я её оставила: одеяло скомкано, на подушке вмятина от моей головы. Всё то время, что нас не было, Оли здесь не спал. Я открыла окно, чтобы проветрить.
Оли стоял в дверном проёме, смотрел, как я распаковываю вещи. Привет, сказала я.
Привет. Уголки его рта чуть приподнялись, и я ощутила странное смущение.
Я решил, ну её, эту квартиру, сказал он. Переедем всей семьёй, когда ты будешь готова.
О большем я и мечтать не могла, но когда, приглядевшись, я заметила фиолетовые круги у него под глазами и щетину на подбородке, я ответила: не надо. Я же понимаю, как много тебе приходится работать.
Его брови поползли вверх.
Я была эгоисткой. Живи там. Мы с Марией справимся.
Ты уверена? – робко спросил он.
Уверена.
В тот день мы впервые за несколько недель занимались любовью. И впервые за долгое время всё во мне бурлило, как море. Когда я изумила Оли тем, что забралась сверху – чего не делала очень давно – у него вырвался гортанный стон, такой рефлекторный, такой интимный, что моя душа наполнилась нежностью, чистой и медово-сладкой.
Потом мы, обнявшись, лежали среди сбившихся простыней, пока Анри не призвал нас воем. Мы притащили его в спальню, заказали сааг панир [4] и курицу тикка масала и с упоением набили животы. Оли порадовал сына блестящим набором поездов, и целый час они любовались, как маленькие деревянные вагоны бегут по рельсам. Когда Оли начал зевать, я велела ему идти спать; а сама осталась с нашим мальчиком, страдавшим от смены часовых поясов.
Было уже за полночь, когда я забралась в постель и прижалась к мужу, наслаждаясь теплом его тела. Проснувшись на рассвете, я обнаружила, что он уже уехал, чтобы успеть до пробок.
Выждав ещё несколько часов, я позвонила Винни, чтобы сказать, что никакого дальнейшего плана не будет и наши деловые отношения закончены.
Эти сумки просто блеск, сказала она вместо приветствия. Теперь вот что: мне нужно, чтобы ты открыла кредитную карту, придумала имя, что-нибудь попроще…
Нет-нет, перебила я. Никакого следующего раза. Больше я не собираюсь в этом участвовать.
О чём ты говоришь? Ты уже участвуешь.
Это другое. У меня были смягчающие обстоятельства.
Её недоверие показалось мне искренним. Да ладно тебе, Ава, ты уже сделала всю тяжёлую работу. Впереди самое интересное, награда за неё. Твой шанс заработать лёгкие деньги и как следует повеселиться.
Все, что мне нужно было сделать, объяснила она, это отнести мою новую кредитную карту в бутик «Шанель» и купить «Габриель». А потом, пару дней спустя, вернуть обратно суперфейк-близнец.
Это совершенно не казалось мне весёлым. Даже я знала, что бутик обмануть сложнее, чем универмаг, продавцы там требовательнее, а правила возврата строже. Я сказала об этом Винни, но та ответила лишь: Ава, это такие шикарные сумки. Мы должны пойти на это. В бутиках самый широкий выбор стилей. Вот где деньги.
Трудно объяснить то чувство, которое я ощутила при её словах: покалывание в животе, блеск в глазах. Я представила, как вхожу в этот магазин с сумкой «Келли» наперевес, достаю из неё кредитную карту. Каково это, подумала я, быть такой дерзкой, такой смелой? Почему бы просто не примерить этот образ, как норковое манто?
Через пару месяцев, продолжала гнуть своё Винни, мы отправим тебя в Дунгуань. Познакомишься с Боссом Маком и другими нашими партнёрами, официально им представишься.
Я отбросила фантазии, потому что всё это было игрой, вымыслом, фарсом. Постой, сказала я. Ни в коем случае. Даже если бы я этого и хотела – а я не хочу – то как я объясню Оли? Мы только что помирились.
О, так он наконец извинился?
Что ты имеешь в виду? – спросила я. Я ведь не говорила ей о замороженных банковских картах.
Она хладнокровно ответила: мы с ним тут столкнулись. Разве он тебе не сказал?
Её нарочитая небрежность меня насторожила. Где? В Пало-Альто? Что ты там делала?
Да, в том рыбном ресторане на Юнион-сквер. «Фарелли»? «Фаролло»? Какое-то такое смешное название
«Фараллон». Я знала этот ресторан, тихое заведение с завышенными ценами, привлекавшее богатых ребят и их любовниц.
Да, он самый.
С кем он был? Как он выглядел? Что он сказал?
Успокойся, Ава. Он был с коллегами. Они уже собирались уходить, а он выглядел таким угрюмым, что я убедила его остаться ещё ненадолго.
Конечно, я напряглась. Что должны были подумать коллеги Оли, когда он остался и продолжил выпивать с красивой женщиной? Почему Оли не сказал мне об этом?
Винни настаивала, что он говорил с ней только обо мне и Анри. Что ты ему сказала? – спросила я.
То, что думаю. Что он зашёл слишком далеко. Что он ведёт себя не лучше мерзких китайских стариков, которые требуют, чтобы жены и дети подчинялись каждому их капризу. Что он должен быть выше этого.
Проигрывая в голове эту сцену, детектив, я понимаю, что она не могла случайно столкнуться с моим мужем. Она, скорее всего, велела своему частному сыщику проследить за ним до ресторана и шпионить за его столиком, пока она не появится в нужное ей время. Интересно, как она заставила Оли не только разговориться, но и признать свою неправоту. Она определённо приложила немало усилий, чтобы вмешаться в нашу маленькую супружескую ссору. Но таким образом я оказалась ей должна, оказалась у неё в долгу.
Вот как вышло, что в чудесный безоблачный день я потащилась в Стэнфордский торговый центр в тридцати с лишним милях езды, с Винни на переднем сиденье и большой сумкой «Шанель» на заднем.
