Люси Кларк - Навстречу мечте
– Значит… они могут все еще быть в море?
– Такая вероятность не исключена.
Лане очень хочется остаться в пункте управления, ведь если появятся какие-то новости, именно Пол Картер узнает об этом первым, но он говорит:
– Мой коллега обустроил комнату ожидания для родственников пострадавших. Остальные уже направляются сюда.
Кто же, интересно? Родные в Новой Зеландии есть только у Аарона и Денни. Да, родители Денни наверняка приедут, он говорил, что очень скучает по ним – они не виделись уже два года.
– Я вас отведу. – Обернувшись, Пол спрашивает: – Фиона, какой кабинет выделили для родственников?
– По-моему, 12-А, – отвечает она, держа руки над клавиатурой.
Где-то в комнате пищит радиоприемник. Картер подходит к столу с большим монитором, поднимает присоединенную к нему рацию. Раздается голос:
– Спасательный центр, спасательный центр, это группа один, группа один. Вы нас слышите?
– Спасательный центр на связи. Что у вас, группа один?
– Мы отслеживали аварийный радиомаяк «Лазурной» и определили ее местоположение.
Лана замирает, внутри зарождается надежда. Денни как-то объяснял ей, что аварийный радиомаяк – это устройство, которое запускается в любой спасательной операции. Радиомаяк приписан к определенному судну и передает его точные координаты через систему GPS, пока само устройство и, при благоприятном исходе, члены команды не будут найдены.
– Слушаю, группа один. Каковы координаты на данный момент?
– Координаты «Лазурной» – 32*59.098’S, 173*16. 662’E. Повторяю, координаты «Лазурной» – 32*59. 098’S, 173*16.662’E.
Прислонившись к столу, Картер вводит координаты на одном из трех мониторов на главном пульте управления.
– Вас понял. Имеется визуальное опознавание? Радиомаяк находится на борту спасательного плота?
Рация молчит, слышны только помехи.
Лана смотрит на Картера: тот нахмурил брови, губы сжаты в тонкую линию.
– Повторяю, радиомаяк находится на борту спасательного плота?
В кабинете раздается ответ:
– Спасательного плота в пределах видимости нет. Аварийный радиомаяк прикреплен к телу.
Глава 8. Тогда
Стоя на якоре, «Лазурная» медленно покачивалась на волнах. Дул легкий ветерок. На палубе Генрих возился с радиоприемником: разобрал его и разложил детали на кухонном полотенце, а Шелл подписывала открытку родителям.
Положив альбом на колени, Лана низко наклонилась к странице, кончик языка прижался к передним зубам. Быстрыми, резкими штрихами она сделала карандашный набросок свернутого в кольцо троса, лежавшего перед ней на палубе. Взглянув на рисунок, Лана поняла, что не совсем правильно изобразила кончик троса, выбившийся из кольца. Она оторвала кусочек ластика, покрутила между пальцев, чтобы заострить и осторожно стереть лишнее.
Еще несколько минут Лана потратила на то, чтобы исправить набросок, пока не осталась им довольна. Затем подняла альбом и отвела в сторону на вытянутой руке. Внимательно рассмотрела, прикрыв один глаз. Изгиб веревки детально прорисован, отлично. У наброска интересный смысл: ровно свернутый трос обозначает порядок, но кое-где из него выбиваются нити – порядок начинает рушиться.
Лана закрыла блокнот, сверху положила карандаш. Вдруг по палубе к Генриху пронесся Жозеф – взгляд хмурый, губы крепко сжаты.
– Здорово, сосед, – притворно улыбнулся Генрих. Все знали, что эти двое не в восторге от того, что им приходится делить каюту. Чаще всего кто-то из них уходил спать в гамак на палубе.
– Ты копался в моем рюкзаке? – требовательным тоном спросил Жозеф.
– В твоем рюкзаке?
– Кто-то в нем рылся! Вещи лежали совсем по-другому! – Жозеф то сжимал, то разжимал кулаки, цепляя длинные рукава рубашки.
– Да кому это нужно? – с вызовом сказал Генрих.
– Так это ты или нет?
Генрих закатил глаза.
– Думаешь, мне интересно, что ты там вечно пишешь в своей книжечке?
– Генрих! – осадила его Шелл.
– Нет, я не копался в твоих вещах, – более спокойным тоном ответил он.
Жозеф глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.
– Значит, я ошибся, – признал он, но не отвел взгляда от Генриха.
Через некоторое время Жозеф все-таки отвернулся, достал из кармана коробочку с табаком и быстро свернул самокрутку. Стоя спиной к остальным, закурил и вдохнул дым, расслабив напряженные плечи.
Пытаясь разрядить атмосферу, Лана спросила у Шелл:
– Как открытка, уже подписала?
Каждый раз, когда они оказывались в каком-нибудь городе, Шелл прочесывала рынок в поисках открыток.
– Иногда мне кажется, будто я отсылаю родителям туристическую брошюру, а не делюсь своими чувствами о том, каково мне здесь, понимаешь?
Лана кивнула, хотя сама не связывалась с отцом с тех пор, как уехала. Китти отправила домой несколько электронных писем, так что до папы новости наверняка дойдут.
– Им наверняка нравится получать от тебя открытки.
– Не знаю, – пожала плечами Шелл. – Они мне не отвечают. Даже по электронке ничего не прислали. Так что я не в курсе, читают ли они вообще мои письма.
– Почему же? – поразилась Лана.
– Мы не очень-то ладили. Они не одобряют… мой жизненный выбор. – Засмеявшись, Шелл объяснила: – Когда я сказала родителям, что я лесбиянка, они прямо убивались. Серьезно, как будто кто-то умер.
Жозеф выпустил дым вверх, в ясное голубое небо.
– Тогда почему ты продолжаешь им писать?
– Хочу хотя бы попытаться. Они ведь моя семья, – ответила Шелл.
– Родители не боги. Они обычные люди. Люди, которые могут быть… настоящими придурками, разве нет? – От злости у Жозефа сбивается дыхание. – Если им не нравится то, какая ты есть, что тогда? А? – Шелл ошарашенно посмотрела на него. – Все это… зря! – крикнул Жозеф, показывая сигаретой на открытки.
– Жозеф… – В тоне Генриха звучало предупреждение.
– Я говорю тебе правду. Ты очень милая, очень добрая девушка, Шелл. Ты зря тратишь время, думая о них, если они о тебе не думают!
В глазах Шелл заблестели слезы. Она медленно собрала открытки и молча ушла с палубы.
Генрих тоже поднялся, бросил на Жозефа сердитый взгляд.
– Зачем ты?
– Просто говорю, что думаю.
– В следующий раз лучше молчи! Шелл и так нелегко пришлось, ясно?
Снова затянувшись, Жозеф ответил:
– Лучше услышать правду, чем жить мечтами, разве нет?
– А ты бываешь еще тем засранцем. – Генрих пошел вниз следом за Шелл, оставив разобранный серебристый приемник блестеть на солнце.
Лана чувствовала, что за горем Жозефа скрывается злоба и обида. Что же произошло между ним и его родителями?
Жозеф поднес сигарету к губам, но вдруг сказал:
– Я не хочу расстраивать Шелл. Она мне очень нравится. Но я все равно считаю, что, когда родители говорят: «Мы делаем это для тебя, потому что любим», они не всегда правы. Так ведь?
