Маркус Зусак - Против Рубена Волфа
– Второй номер, – советует она. – Персиковый Пломбир.
Персиковый Пломбир. Персиковый Пломбир? Как можно назвать гончую Персиковым Пломбиром? Наверное, хозяин водит дружбу с тем, который назвал ту собаку Ты-Сволочь.
– Может она скакать галопом? – спрашиваю я.
– Это у лошадей, миленький, – отвечает она. Видите, как она может бесить? Она что, всерьез решила, я думаю, будто мы на скачках? – И это – он.
– Ну и? – спрашивает Руб. – Он точно прибежит первым?
– Как то, что я тут сижу.
– Ну, уж она точно тут сидит. – Руб толкает меня, когда мы отходим. – Все ее три сотни фунтов.
Мы оборачиваемся и прощаемся. Я:
– Пока, миссис Крэддок.
Руб:
– Ага, до скорого. Спасибо за наводку.
Мы осматриваемся. Наших приятелей копов не видно, значит, надо искать кого-то, кто сделает ставку за нас. Это не трудно. Чей-то голос находит нас.
– Эй, Волфы!
А это Перри Коул, со своими вечными пивом и усмешкой.
– И что здесь делают такие приличные ребята, как вы?
– Да так, хотели пару монет поставить, – отзывается Руб, – Не вкинешь ставочку за нас?
– Не вопрос.
– Третий забег, второй номер.
– Понял.
Он делает ставку, и мы переходим на солнечную сторону стадиона, где Перри сидит с большой компанией. Он представляет нас, сообщая всем, какие мы лихие бойцы (ну, Руб, по крайней мере), а мы глядим. Тут несколько мерзких чуваков и девчонок, но и приятные девчонки тоже есть. Одна из них нашего возраста и милашка. Темные волосы, короткая стрижка. Глаза небесные. Худенькая, улыбается нам, скромно и вежливо.
– Стефани, – Перри называет ее, тарахтя именами.
У нее загорелое и милое лицо. Шея гладкая. На ней бледно-голубая рубашка, браслет, старые джинсы. И кроссовки, как на нас. Я отмечаю ее руки, запястья, ладони, пальцы. Женственные, изящные и хрупкие. Колец нет. Только браслет.
Все остальные болтают, вокруг нас.
«А где ты живешь?» – спрашиваю я мысленно. Никаких слов не раздается.
– А где ты живешь? – спрашивает ее Руб, но его голос и близко не похож на тот, каким бы спросил я. Его – такой, каким говорят, лишь бы сказать. Не чтобы понравиться.
– В Глибе.
– Хороший район.
А я, я ничего не говорю.
Я только смотрю на нее, на ее губы и ровные белые зубы, пока она говорит. Я смотрю, как ветер запускает пальцы ей в волосы. Как он овевает ей шею. Я смотрю даже, как воздух течет ей в рот. В легкие и обратно…
Они с Рубом болтают о самых обычных вещах. Школа. Дом. Друзья. На какие группы сходили в последнее время – Руб ни на какие. Он их сочиняет на ходу.
Я?
Я бы ей ни за что не соврал.
Клянусь.
– Давай!
Это все заорали в тот миг, когда собак выпустили, и они побежали по дорожкам.
– Давай, Пломбир!
Руб орет вместе со всеми.
– Давай, Персик! Беги, малыш!
И пока собаки бегут, я гляжу на Стефани. Персиковый Пломбир меня больше не интересует, даже когда он приходит к финишу на два корпуса впереди всех, и Руб хлопает меня по спине, и Перри хлопает по спине нас обоих.
– Старуха Крэддок молоток, слышь! – орет мне Руб, и я рассеянно улыбаюсь. Стефани тоже улыбается, нам обоим. Мы только что выиграли шестьдесят пять долларов. Наш первый настоящий выигрыш на бегах. Перри забирает его и отдает нам.
Мы решаем остаться в выигрыше и дальше просто смотрим и тусуемся там до вечера, пока тени не делаются длинными и стройными. После завершающего забега толпа рассасывается, и Перри приглашает нас к себе на, как он это назвал, «еду, напитки и все, что вам может понадобиться».
– Нет, спасибо. – Это Руб. – Нам надо домой.
В этот момент Стеф говорит с какой-то девицей постарше, я предполагаю – с сестрой. Они болтают, потом расходятся, и Стеф остается одна.
Выходя из ворот, я вижу ее и спрашиваю Руба:
– Может, нам ее проводить или как-то? Ну, знаешь, чтобы по дороге не пристали какие-нибудь. Тут хватает разных чудил.
– Нам надо вернуться до темна.
– Да, но…
– Ну иди, если хочешь, – Руб ободряет меня. – Я скажу маме, что ты придешь позже, зашел к приятелю.
Я останавливаюсь.
– Давай, – говорит Руб, – решай.
Мешкаю, делаю шаг в одну сторону, в другую… Решаюсь.
Берегу через дорогу, а обернувшись – где там Руб, – вижу, что его уже нет. Нигде его нету. Стеф шагает впереди. Я догоняю.
– Эй. – Слов. «Еще слов, – командую я себе. – Надо говорить больше слов». – Эй, Стеф, можно тебя проводить? – «Чтобы убедиться, что ты без приключений добралась домой», – думаю я, но не говорю этого. Я такого не сказал бы. Я лишь надеюсь, она понимает, что я имею в виду.
– Ладно, – отвечает она, – но тебе ведь не по дороге?
– Ну, не очень.
На улице темнеет, и слов больше нет. Ну просто не идет в голову ничего, что сказать, о чем поговорить. Единственный звук – это мой пульс, катящийся сквозь мое тело, пока мы идем дальше и дальше. Мы идем не спеша. Я смотрю на нее. Она несколько раз тоже смотрит на меня.
Пропасть мне, она прекрасна. Я это вижу в свете фонарей – в каждом глазу по небосводу, темные короткие волны волос и смуглая кожа.
На улице свежо.
«Бог мой, она же, наверное, мерзнет». Я скидываю ветровку и предлагаю ей. Все так же без слов. Только мое лицо, умоляющее ее принять. Она берет ветровку и говорит:
– Спасибо.
У калитки она спрашивает:
– Не хочешь зайти? Напою чем-нибудь.
– А, не, – объясняю я. Спокойно. Слишком спокойно! – Мне надо домой. Но, я бы, конечно, с радостью.
Она улыбается.
Улыбается и скидывает ветровку. Отдает мне, и мне жаль, что я не касаюсь ее пальцев. Жаль, что не могу поцеловать ей руку. Жаль, что не могу коснуться ее губ.
– Спасибо, – говорит она еще раз, поворачивается и идет к дому, а я стою столбом и смотрю вслед. Запоминаю ее всю. Волосы, шею, плечи. Спину. Джинсы и ее ноги, шагающие. Опять руки, браслет, пальцы. И последнюю улыбку – когда она оборачивается:
– Эй, Кэмерон.
– Да?
– Мы, может, увидимся завтра. Я думаю сходить поглядеть на бокс, хотя я вообще-то ненавижу драки. – Она секунду молчит. – И собачий тотализатор терпеть не могу. Хожу только из-за собак, они чудесные.
Я стою столбом.
Застыв.
И думаю: «А может ли Волф быть чудесным?!»
Однако говорю я так:
– Здорово.
У нас происходит контакт. Ее глаза затягивают в себя мои.
– В общем, да, – говорит Стеф, – постараюсь прийти.
– Хорошо. – И потом: – Слушай, просто интересно, – начинает она. Что-то обдумывает. – Руб правда так хорошо дерется, как про него говорят?
Я киваю.
Всё честно.
– Да, – отвечаю, – правда.
– А ты?
– Я? Не особенно, вообще-то…
Еще одна улыбка, и она говорит:
– Значит, завтра, наверное, увидимся.
– Отлично, – подтверждаю я. – Надеюсь.
Она поворачивается в последний раз и исчезает в доме.
Оставшись в одиночестве, я стою еще несколько секунд и направляюсь восвояси. И перехожу на бег – от адреналиновой браги, которая шипит в горле.
Может Волф быть чудесным?
Может Волф быть чудесным?
Я спрашиваю на бегу, создав в голове ее образ. «Думаю, Руб может, – отвечаю я, – когда он на ринге. Он красив, но свиреп, но буен, но чуден и красив опять и опять».
Домой я прихожу как раз к ужину.
Она со мной за столом. Стефани. Стеф. Глаза небесные. Сахарные запястья и пальцы, и волны темных волос, и ее любовь к чудесным псам на бегах.
Она, может быть, придет завтра на матч.
Она, может быть, придет.
Может быть, придет.
Она может.
Она.
Да я тронулся, не?
Кэмерон Волф.
Кэмерон Волф и еще одна девчушка, выказавшая слабенький, хиленький интерес. И он в нее уже влюблен. Он готов на все ради нее – клянется не обижать и выполнять все, чего она только пожелает. Он готов отдать всего себя.
Он всего лишь пацан, и, конечно, боль, а не счастье – вот что его ждет.
Или будет иначе?
Может ли?
Будет ли?
Не знаю.
Предвкушаю и надеюсь. Думаю об этом весь вечер. И даже в кровати она под одеялом рядом со мной.
У той стены Руб опять считает свои финансы.
Держа банкноты в вытянутых руках, он глядит на них, будто бы убеждая себя в чем-то.
Теперь и я смотрю, и мне интересно, что такого он там видит.
– Видишь деньги, – говорит Руб. – Это не триста пятьдесят долларов. – Он впивается в них глазами. – Это семь побед.
– Эй, Руб?
Тишина.
