Эрленд Лу - Тихие дни в Перемешках
Да.
Какой другой?
Не знаю.
Германия и так заграница.
Да. Но ты не в другой загранице?
Нет, нет, я на Банхофштрассе, как обычно. Я живу там.
Слушай, я думаю, нам надо встретиться и поговорить. Вдвоем. Только ты и я.
Не получится.
Почему?
Я... пишу.
И не можешь выкроить времени на встречу?
Нет. Я с головой в тексте пьесы. Чувствую себя этим текстом. И больше ничего не знаю.
А меня уже нет?
Получается, так.
Телеман, но я — есть.
Да, но здесь столько напластовано. Театр, понимаешь, слой на слое.
Approaching Paddington Station! Paddington! Platform on the right hand side![130]
Что это?
Что это?
Паддингтон?
Что — Паддингтон?
Ты в Лондоне?
Вряд ли я в Лондоне.
Ты в Лондоне.
Нина, так мы разоримся на телефоне.
Что ты делаешь в Лондоне?
Где в этом проклятом городе покупают клубнику? И где найти этот чертов шекспировский театр? Найджела небось уже там. Она не упустит такой шанс. Она выдержала вчера прощальную сцену. Саатчи, нюня трусливая, наверняка пустил слезу, пришлось его утешать и убаюкивать на ночь. Keep the house, сказала она. Береги дом. Телеман чертыхается, усмехаясь. Чем помогут человеку слава и богатство, когда отчаливает последняя шлюпка? Ничем. Это театр. Здесь не подают. Потом она выскользнула за дверь в своем тоненьком свитерочке и с тех пор бродит по городу. Она волнуется, она ждет не дождется. Ее лихорадит, и она ничего не может с этим поделать. Озноб. Все с чистого листа, думает она. Кто бы мог подумать. Со мной ли это происходит? Неужели со мной любимой? Вон фруктовый развал. Strawberries! Please! Here. Thanks. Tube.[131] Пересадка на Бейкер-стрит, потом до Бонд-стрит, Грин-парк, Вестминстер, господи, сколько уже времени, Ватерлоо, выйти на Лондон-бридж. Наконец-то. На выход! Где этот «Глобус»? Туда, туда. И где Найджела? Ее нет? Как это возможно? Телеман ходит взад-вперед. Ест клубнику. Значит, ссора тянулась всю ночь. Саатчи не желал отпускать ее. Отказывался принять свое поражение. Без нее он ничто. I can't go on without you! You have to! Nooooo![132] Минуточку, что это? Он ударил ее? Саатчи ее ударил? Бог мой! Саатчи дерется. Телеману нельзя терять ни секунды. Бегом, бегом! Взглянуть на карту. Какой огромный город! Excuse me, where is Eaton Square? Thanks.[133] Ватерлоо, Вестминстер, пересадка, Сент-Джеймс-парк, выходить на Виктории. Опять бегом. Ну и дома! Какой у нее номер? Здесь, что ли? Дзинь-дзинь. Ждем. Подмигиваем. Yes? Nigella? Over there, sir. Thanks. You're welcome[134]. Бегом, бегом. Дзинь. Yes? Tell her Telemann is here! The lady is not to be disturbed, sir. Is he beating her? I beg your pardon? Is he beating her? Goodbye, sir. Thank you, sir.[135] Дверь захлопнулась. Черт!!! Дворецкий за Саатчи. Good сор bad сор.[136] Один льстит, чтобы ее уболтать. Второй бьет. Телеман прячется в кустах. Подпрыгивает, чтобы заглянуть в окна. Вроде ее волосы? Она жива! Найджела! Слава богу, жива! Господи, какой ты добрый, спасибо! Най-дже-ла!
Hello, mister.[137]
Officers, I'm glad you came. Saatchi is beating her.[138]
Sir, will you please leave the premises?[139]
You must arrest the jew![140]
Come with us, sir.[141]
Please arrest the jew![142]
Sir, we are not going to ask you nicely again.[143]
Привет.
Привет.
Может, увидимся?
Я думала, ты работаешь?
Да, но у меня небольшая пауза.
Понятно.
Где ты хочешь встретиться?
Это ты хочешь встретиться.
Да, но пару дней назад встретиться хотела ты.
И теперь ты мне звонишь потому, что считаешь, будто я хотела встретиться?
Да.
А тебе самому это не важно?
Ну-у. Я не против встретиться. Если тебе не хочется со мной встречаться, то и не надо.
Нина? Нина!
Привет, это опять я.
Да?
Мы глупо поговорили. Я хочу увидеться. У меня есть желание повидаться.
Хорошо.
Может, пойдем в кино?
Можно.
Если Хейди попасет мелких, можем съездить в Мюнхен и посмотреть фильм.
Что за фильм?
Я вижу, что в синематеке Мюнхена сегодня венгерский фильм.
Да?
«Сатанинское танго».
Странное название.
Да.
Как раньше. В кино, вдвоем. Только ты и я.
Нина — это хорошо. Хорошо, что мы уехали из Перемешек и едем в кино в Мюнхен.
Нет никаких Перемешек.
Есть.
Ты не хочешь сесть за руль?
Не-а. Я пил пиво.
Что ты делал в Лондоне?
Я не был в Лондоне.
Почему ты не хочешь рассказать все как есть?
Я все время работал. Писал пьесу.
Я слышала, что ты ехал в поезде.
Ничего ты не слышала.
Телеман!
Я слушал «Звуки Лондона».
«Звуки Лондона»?
Диск, который я купил на Банхофштрассе.
Меня тошнит от твоего вранья.
Если мы станем мериться, кто тут врет, ты останешься внакладе, Нина.
Меня тошнит.
И меня.
Что тебя?
Меня тоже тошнит.
Но меня на самом деле тошнит.
И меня.
Сколько идет фильм?
Семь с половиной часов.
Ты шутишь?
Нет.
Я уже насмотрелась мерзостей выше крыши. Оплывшие, безутешные люди ходят под дождем в грязи и хотят непонятно чего. При этом маленькая девочка мучает кота.
Да. Потом она убьет и кота, и себя.
Ты уже видел этот фильм?
Да. Особенно сцена ее смерти. Она нереально долгая и на самом деле предшествует ее смерти, там они танцуют и пьют кофе, а бородатый рассуждает о том, что сказал некий Иеремия.
Ты болен на голову!
Нина, ты должна это посмотреть!
Ни за что.
Должна. Лучше дальше не станет. Это театр, хотя и кино.
Телеман, ты нездоров!
Ну да. И фильм ровно об этом. О тебе, мне, Бадере, обо всех. И состоянии. Болезненном состоянии человека. О безобразном.
Я хочу домой.
В Перемешки?
Я хочу домой, Телеман. Просто — домой.
Это даже не обсуждается. Ты знаешь, как редко этот фильм показывают? Это редчайший шанс. Давай посмотрим еще немного. Пару часов хотя бы. Два-три часика.
Привет, это я.
Привет.
Спасибо за кино.
Тебе спасибо.
Совершенно особенный фильм.
Скажи? С послевкусием.
Хм. Что поделываешь?
А ты как думаешь?
Пишешь?
Угадала. Я пишу пьесу. А ты?
Слушай, я собралась сегодня ехать домой.
Вот как.
Поэтому я хотела тебе сказать...
Да?
Что у меня все-таки нет на тебя аллергии.
Нет?
Нет.
Она прошла?
Да.
Но она была или ты все это придумала?
Я все придумала.
Угу. Ого. Что-то в этом есть.
Ты думаешь?
Это делает тебя загадочной и недоступной.
О'кей.
То и другое важнейшие составляющие театра.
Здорово.
Очень интересно.
Тогда ты поедешь домой или что?
Даже не знаю.
Думаю, тебе стоит поехать.
А Бадер?
Он останется здесь. Для меня он уже прошлое.
Прошлое?
Да.
Хорошо.
Тогда ты поедешь домой или что?
Наверно, поеду.
Я была дурой, Телеман.
Да.
Чудовищной дурой.
Согласен.
И Бадер дурак.
Да, он глуп.
Два дурака.
Да.
Нельзя сказать, что вы сглупили немножко.
Нет.
Вы вели себя как круглые дураки.
Да. Поцелуй меня.
С этим еще подождем.
Хорошо.
Перемешки — идиотское место.
Да.
В следующем году отпуск в Лондоне.
Да.
А я — не дурак.
Нет.
А ты — дура.
Да.
Отлично. В таких вопросах важна ясность.
Да.
Считаем, что с этим мы закончили.
О, Телеман!
Но я надеюсь, ты понимаешь, что я вынужден буду припомнить тебе Бадера, если мы поссоримся, или я обижусь, или ты не разрешишь мне думать о театре столько, сколько мне нужно.
Еще бы.
Я хочу иметь право угрожать тебе тем, что припомню Бадера, когда я почувствую, что обстоятельства того требуют.
Хорошо. Но не всю жизнь.
Один год?
Согласна.
Или чуть больше?
Посмотрим.
Хорошо. Тогда можешь получить поцелуй, если хочешь.
Спасибо, хочу.
Вот!
Привет, папа!
Привет, дети! Рад вас видеть. Вперед домой?
Да!
По последнему наци-мороженому?
Ура!
Нина, ты будешь мороженое?
С удовольствием?
Вот такое нацистское эскимо?
Да, спасибо.
Дети спят?
Да.
Где мы?
Подъезжаем к Гамбургу.
Разве он не сгорел дотла?
Они отстроили его заново.
Ого.
Что думаешь делать с лишним весом?
Ничего.
Ничего?
Ничего.
Я читала, что этот, как его зовут, муж Найджелы...
Саатчи.
Что он похудел на двадцать пять килограммов.
Хорошо.
Он ел одни яйца. Три на завтрак, три на обед и три на ужин. И так несколько месяцев.
Болван.
Но чувствует себя теперь гораздо лучше.
Еще бы.
