Геннадий Прашкевич - Пожить в тени баобабов
– Я понимаю.
– Вот и хорошо. Я вам постелю.
Дождь.
Деревья.
Сырая листва.
Какой-то человек, хлипкий, малого роста, прячется в сырой листве.
Зачем прятаться нормальному человеку в сырой листве, поднимая голову к высоко светящемуся во тьме чужому окну?…
Ночь.
Только упав на диван, на чистое, пахнущее свежестью белье, Валентин почувствовал чудовищную усталость.
Затрещал телефон.
Валентин машинально поднял трубку:
– Слушаю.
Далекий мужской голос, перебиваемый неясными телеграфными шорохами, спросил:
– Квартира Утковой?
Валентин не ответил.
Татьяна принимала душ.
Не надо подзывать ее к телефону. С нее хватит на сегодня волнений. Вообще не надо было снимать трубку. Может, это проверка. Вполне может звонить тот, кто отправил Хисаича и Игорька к Утковой.
Пусть теперь поломает голову.
Не отвечая, Валентин положил трубку.
И вздрогнул, приподнявшись на локте:
– Вы?
В неясных отсветах, падающих от высокого чуть поблескивающего окна, как привидение, встала в проеме дверей Татьяна в короткой, даже вызывающе короткой ночной рубашке.
– Мне страшно, – просто сказала она.
Он кивнул.
И откинул одеяло, показывая ее место.
Ночь.
Полковник при крематории
Голый по пояс, Валентин встряхнул баллончик с кремом для бритья, пустил густую белую струю на щеки и подбородок.
Тихо.
Утро раннее.
В разгромленной квартире царила сумеречная тишина, но небо за окном начинало просветляться, утих дождь.
Глянув в зеркало, Валентин вздрогнул.
Долго будет мне помниться Серега из Липецка…
– Ты что-то сказал? – услышал он голос Татьяны.
– Нет.
– Где это ты откопал такую страшилку? – заглянув в ванную, Татьяна с изумлением уставилась на опасную бритву, зажатую в руке Валентина. – Что-то такое я только в кино видела. Наверное, дико неудобная штука? Возьми электробритву, вон лежит на полке. Зачем тебе эта допотопная диковинка?
Валентин неодобрительно покосился на Татьяну.
Сама-то Татьяна никак не походила на допотопную диковинку.
Тонкий шелковый халат, расписанный драконами и цветами, голые шея и ноги, глаза, лишенные, наконец, блеска усталости, – привлекательная молодая женщина, хорошо знающая, что есть что в этой жизни.
– Наследственная машинка, – нехотя объяснил Валентин. – Совсем не страшилка. Подарок друга.
– Да ладно, брейся, – рассмеялась Татьяна. – Брейся хоть кинжалом, мне все равно.
И бросила на край сухой ванны хорошо отглаженную рубашку:
– Сама не знаю, зачем купила такую здоровенную. Скорее всего, стадный инстинкт. В студии выкинули мужские рубашки, вот бабы и налетели. И я, конечно. Курам на смех. Шили, наверное, на слона. Хорошо, что ты подвернулся, не каждому подаришь такое.
– Я заплачу, – покосился на Татьяну Валентин.
– Оставь, – засмеялась Татьяна. – Не такая уж я бедная. Прими как награду… За мужество…
Прозвучало несколько двусмысленно.
Татьяна поспешно добавила:
– Вот что делать с твоей курткой?
– А что с ней?
– Этот гамадрил все-таки дотянулся до тебя ломиком. На правом рукаве разрез.
– Большой?
– Ну, не так чтобы очень, но видно.
– Заколю булавкой.
Татьяна покачала головой:
– Булавка не удержит. Куртка-то кожаная.
И вдруг вспомнила:
– Королевская конная полиция!
– Какая еще полиция?
– Сейчас увидишь.
Засмеявшись, Татьяна извлекла из стола целлофановую пленку с цветной наклейкой эмблемы Королевской конной полиции и аккуратно нашлепнула ее на разрез:
– Муж привез из Канады. Вот и пригодилось. И держит разрез, и дырка прикрыта.
Валентин хмыкнул:
– Запоминается…
Татьяна помрачнела:
– Не нравится?
– Я не о том.
Накинул куртку, повернулся плечом, украшенным наклейкой, к Татьяне:
– Сильно бросается в глаза?
– Да ну. Люди сейчас ходят в чем угодно. Таких наклеек на одежде – пруд пруди.
И вздохнула:
– А теперь выметайся. Твое время кончилось. Сейчас придут тетя Маша и дядя Паша. Дядя Паша займется дверью, рамой и замками, а тетя Маша ликвидирует последствия погрома. Я с ними уже договорилась.
– А сама?
– А сама в райотдел. Капитан ждет.
Спросила:
– Болит плечо?
Валентин помотал головой.
– Послушай, – доверительно сказала Татьяна. – Я, конечно, многого не знаю, но, может, правда, тебе уехать? Хотя бы на время… Ну, домой… Туда, где ты живешь… Вдруг ты, правда, кому-то действуешь на нервы?… Не смотри, что ты такой здоровый, в следующий раз может не повезти. Против пистолета с кулаками не попрешь. Даже с такими, как у тебя.
– А ты?
– Я что… – засмеялась Татьяна. – Я теперь этот «Пульс» возьму под свой особый контроль. Кое-какие возможности для этого у меня есть.
– А гамадрилы?
– Ну… Теперь один остался… – Татьяна красноречиво кивнула в сторону выбитого окна. – К тому же, у меня есть друзья…
– Не ходить же тебе под охраной.
– Это верно. Но друзья у меня есть.
И спросила с надеждой:
– Уедешь?
Он вспомнил телеграмму, отправленную вчера в Москву Джону Куделькину и буркнул:
– Не сегодня.
– Лучше уезжай, – повторила Татьяна.
– Не сегодня.
– Где тебя искать в Питере?
Валентин усмехнулся:
– Я сам тебя разыщу. Если понадобится.
– Куда ты сейчас?
Он пожал плечами.
– Лучше уезжай. Уезжай сегодня же, – попросила Татьяна. – Ничем хорошим это не кончится.
Она вдруг присела и сунула руку под диван. Колени ее заголились, Валентин невольно отвел взгляд в сторону.
Татьяна засмеялась:
– Ты еще и стеснительный?
– Да уж какой есть.
Она с опаской протянула ему извлеченный из-под дивана пистолет.
– Лучше милиции бы отдать… Ну, не знаю…
И объяснила:
– Эту штуку потерял вчера маленький придурок в длинном плаще. Ты его так зашиб дверью, что он, кажется, сразу отключился. А я с испугу ногой запнула эту штуку под диван и почему-то ни слова не сказала милиции. Бери… Если не понадобится, выбросишь в Мойку… Там, наверное, много такого добра… Верно я рассуждаю?…
Валентин улыбнулся:
– Может быть…
Татьяна удивилась:
– А почему у него курок вызолочен?
Валентин, не торопясь, сунул пистолет за пояс под куртку, украшенную теперь эмблемой Королевской конной полиции:
– Не знаю… Профессионалы… У каждого профессионала свои прибабахи…
Возле крематория Валентин попросил таксиста подождать.
Таксист понимающе кивнул:
– Крематорий не ресторан. Куда ты денешься?
Валентин поднялся по пустой лестнице. Он был несколько растерян. Сейчас ему выдадут урну с прахом брата, и что? Он будет таскаться с урной по городу? Ездить с нею в метро? Ходить в общепит?… Может, оставить ее в камере хранения? Или попросит Татьяну?…
Ничего себе! – оборвал он себя. К Татьяне возвращается муж из Африки. «Танечка, это что за штуковина?» – «Да тут один кореш оставил на время». – «А что в урне?» – «Да прах его брата».
Смешно.
Валентина передернуло.
В холле он никого не встретил, дверь администратора тоже оказалась заперта. Разыскивая начальство крематория, Валентин поднялся на второй этаж.
Белокурая длинноногая секретарша (оказывается, и в крематориях есть секретарши) смерила Валентина пустыми глазами. Клиент как клиент, таких десятки. Сама секретарша одета была строго, но все равно с каким-то едва уловимым и явно неуместным намеком на шик.
Валентин покосился на дверь с табличкой «Директор»:
– У себя?
– Вы по записи?
– У вас существует запись?
– Еще бы, – равнодушно улыбнулась блонда, явно занятая какими-то своими мыслями. – Вы по делу?
– По личному.
Блонда скромно улыбнулась:
– У нас других не бывает. Похороны глубоко личное дело. Я доложу.
И исчезла за темной дверью.
Откуда-то издалека из-за толстых кирпичных стен донеслись невнятные обрывки приглушенной музыки. Валентин встал, собираясь подойти к окну, но в приемную вернулась блонда:
– Проходите. Вас ждут.
Ждут…
Валентин незаметно усмехнулся.
Чего это вдруг меня ждут?
Так, с незаметной усмешкой на губах, он вошел в кабинет.
С чего бы действительно его ждать кому-то?… Ерунда. Так. Стандартная формула, к которой привыкла секретарша. Его, Валентина Кудимова, давно уже никто и нигде не ждет. Даже Серега… Наверное, Татьяна права. Наверное, и неизвестная Анечка была права. Надо было сразу свалить из Питера. После всего случившегося он в Питере ничего не найдет, кроме неприятностей. Ведь имя его уже, наверное, прошло по милицейским сводкам… Да он и не знает, кого или что надо ему искать в Питере…
И вообще, кому все это нужно?
А брат?… – спросил он себя. А неудачливый Серега из Липецка?… А несчастная дежурная по этажу, вязавшая себе потихоньку?… А Татьяна, которой свернули бы шею, не явись он к ней так удачно?… А Анечка, которую он толком и рассмотреть не успел?…
