Линн Каллен - Миссис По
– Вы, должно быть, очень им гордитесь.
Миссис По поставила чашку на блюдечко.
– Расскажите о своем муже.
Я встретила ее пытливый взгляд.
– Рассказывать особенно нечего.
– Он богат?
– Виргиния! – возопила миссис Клемм.
Я с деланой непринужденностью рассмеялась.
– Об этом я ничего не знаю, но он пишет портреты богатых людей.
– Так он художник? – спросила миссис По.
– Портретист, – сказала я. – Ученик Гилберта Стюарта.
– А Гилберт Стюарт так хорош?
– Самый лучший для своего времени. Вы когда-нибудь видели портрет Джорджа Вашингтона?
Она кивнула:
– В журналах.
– Скорее всего, это были оттиски с клише, снятых с работ мистера Стюарта. Им написаны многие портреты, которые висят в президентском доме в Вашингтоне.
– Значит, мистер Стюарт знаменит?
– Очень.
– А ваш муж?
Я вздохнула.
– Он к этому стремится.
– Вы приведете его, чтоб он написал мой портрет?
– Виргиния! – воскликнула миссис Клемм. – Ты не должна задавать такие вопросы. Возможно, он занят.
Я разглядывала прелестное детское личико миссис По, разрумянившееся от волнения.
– Я уверена, Сэмюэл с удовольствием напишет ваш портрет. К несчастью, сейчас его нет в городе. – На самом деле это, наоборот, к счастью, иначе мистеру По пришлось бы несладко. Сэмюэл благоволит к подобным миссис По дамам. Он вскружит ей голову прежде, чем она успеет перевести дух.
– Я могла бы принять для него драматическую позу. – Она набрала полную грудь воздуха и вдруг произнесла громким сценическим голосом: – МИС-ТЕР ПО! – Кошка, воспользовалась этой возможностью, чтобы спрыгнуть с ее колен. Миссис По приблизила свое лицо к моему. – Заинтересованы ли вы в том, чтоб сделать из «Ворона» короткую пьесу и поставить ее в благотворительных целях?
Я была поражена точностью имитации.
– Должно быть, вы большая поклонница миссис Батлер.
– Нет, – пожала плечами она.
– Но у вас получилось очень похоже на нее, – я старалась говорить в непринужденном, легком тоне.
– Виргиния очень быстро учится. – Миссис Клемм налила себе еще чашку кофе. – Она так же умна, как и Эдди.
– Уверена, так оно и есть, – пробормотала я.
Миссис По начала кашлять. Она передала свою чашку матери, которая прямо на глазах становилась все озабоченнее. Но, хотя кашель, казалось, вырывался из самого нутра молодой красавицы, приступ был коротким. К тому времени, как вернулась миссис Клемм, бросившаяся в заднюю комнату за лекарством, он уже миновал.
Миссис По продолжала, словно никакого перерыва и не было:
– Может быть, вам будет интересно узнать, что я написала несколько стихотворений.
Я затосковала. Так вот почему она желала меня видеть! Как и многие другие, она считает, что, раз мои стихи публикуются, я владею ключом к успеху. Она же не знает, что я разбиваюсь в лепешку, лишь бы мои произведения приняли в печать. Я едва-едва справляюсь сама, и о том, чтоб помогать кому-то еще, не может быть и речи. Но если она стремится опубликовать свои стихи, зачем ей я? У ее мужа связи куда серьезнее.
– Мне хотелось бы их увидеть, – сказала я.
Едва услышав эти слова, миссис По нырнула под диван, а потом снова возникла оттуда со стопкой бумаг. Она как раз протягивала их мне, когда открылась входная дверь.
Вошел мистер По. Его цилиндр и плечи шинели были усыпаны градинками.
– Эдди! – воскликнула миссис Клемм.
– Дорогой! – вторила ей миссис По.
Мистер По снял шинель, шляпу и перчатки. Пока он раздевался, миссис По выхватила у меня бумаги и снова их спрятала.
Мистер По подошел к нам, поцеловал жену и тетушку, потом мрачно кивнул мне:
– Миссис Осгуд.
– Разве ты не должен работать? – спросила миссис По.
Подбежала кошка. Мистер По взял ее на руки и принялся гладить. Она размурлыкалась так, что слышно было с дивана.
– На этот раз мы вовремя получили все рукописи, которые пойдут в номер. Теперь дело только за наборщиком. Я подумал, что могу вернуться домой.
– А у нас миссис Осгуд!
– Да. – Его поведение стало более сдержанным. – Я вижу.
– Ты знал, что ее муж – известный художник? – спросила миссис По.
– Вы слишком добры, – промямлила я.
– Художник? – Мистер По гладил кошку. – Должно быть, интересная у него работа.
– Он пишет портреты, – сказала миссис По. – Я спросила, не захочет ли он написать и меня.
Мистер По отпустил кошку и взял из рук тетушки чашку с кофе.
– Когда он сможет это сделать? – спросила меня миссис По.
– Не могу сказать наверняка, – ответила я. – Я точно не знаю, когда он вернется в город.
– Но он сможет начать сразу, как вернется домой?
– Я могу его спросить.
Она захлопала в ладоши.
– У меня никогда не было собственного портрета. А вот у Эдди их много. – Она кивнула матери, и та тут же подскочила и бросилась вон из комнаты, а потом вернулась со шляпной коробкой, полной газетных и журнальных вырезок. Миссис По принялась рыться в них и наконец извлекла из коробки то, что искала. Открыв журнал на нужной странице, она протянула его мне. – Это было в «Журнале Грэма»[38] в прошлом месяце. Что скажете?
На изображении мистер По смахивал на веселого конторского клерка с забавным покатым лбом. Его лицо, обрамленное пышными бакенбардами, казалось гладким и безволосым, как яйцо.
– Очень мило.
– Я выгляжу так, как будто сделан из воска, – сказал мистер По, – и слишком долго простоял у огня. Мадди, – обратился он к тетушке, – убери это. Я отвратителен, но все же не настолько.
Миссис Клемм внимательно изучала картинку:
– Мне кажется, ты выглядишь очень хорошо. Без усов тебе лучше.
Миссис По потерла губы.
– Он и на ощупь без усов приятнее.
Мистер По обернулся ко мне:
– Ваш супруг часто вас рисует?
Мысленно я вернулась в галерею бостонского Атениума. Я увидела, как позирую Сэмюэлю, а он наносит мазки на холст. Даже когда две старухи принялись бродить вокруг нас, рассматривая картины, я была полностью сосредоточена на руках Сэмюэля, таких узких, умных и сильных. Я жаждала, чтоб они меня обняли. Прошли часы – или это были минуты? – прежде чем старые дамы наконец проследовали в следующий зал. В тот миг, когда они ушли, он бросил кисти, подошел ко мне и стиснул в объятиях. Его тело крепко прижалось к моему, губы коснулись моих губ. Это было томительное, граничащее с болью наслаждение.
– Нарисовал однажды.
Мистер По уставился на меня, словно мог прочесть мои мысли.
Я, вспыхнув, отвела глаза, а миссис По воскликнула, обращаясь к мужу:
– Неужели я не могу попросить, чтоб с меня написали один-единственный портрет, прежде чем я умру?
В глазах мистера По мелькнуло отчаяние, мелькнуло и исчезло.
– У нас впереди долгие годы, Виргиния, и, если ты только пожелаешь, можно будет заказать десятки твоих портретов. – Он посмотрел на меня. – А что ваш супруг думает о дагеротипах? Не боится, что они станут отнимать его хлеб?
Разговор ушел в безопасное русло обсуждения дагеротипов и портретов, написанных маслом. Мистер По стоял за дагеротипы, превознося их точность изображения, а я защищала мужа, что само по себе достаточно удивительно, утверждая, что лишь художник может передать внутреннюю сущность человека, а химические вещества тут бессильны.
Мистер По расположился рядом с женой, у него на коленях уселась кошка, и ему приходилось обращаться ко мне через ее голову.
– Так вы утверждаете, что то, как воспринимает человека художник, может отличаться от механического воспроизведения дагеротипа?
– Как ни странно, – сказала я, – да. Об учителе моего мужа Гилберте Стюарте как-то сказали, что ему удалось «пригвоздить к холсту душу» предмета. Это был наивысший комплимент, который только могли сделать ему критики, и притом совершенно справедливый: работы Стюарта будто светятся каким-то внутренним светом. От дагеротипов ничего подобного ждать не приходится.
Он погладил мурлычущую кошку:
– Заявить, что можно пригвоздить душу к холсту, – значит предположить, что мы, люди, так же, как и художники, можем видеть души друг друга.
– Может быть, так оно и есть, – сказала я. – Может быть, у нас есть дар видеть души, и мы ежедневно видим их, но воспринимаем это как должное и поэтому даже не знаем, что способны на такое. Мы называем души «характером» или «индивидуальностью».
Мистер По воззрился на меня, будто я сказала нечто глубокое. Попивая кофе, я почувствовала, как миссис По переводит взгляд с меня на мужа и обратно. Потом она одарила меня странной улыбкой.
