Валентин Черных - Рецепт колдуньи. Сборник
— Одевайтесь, — сказала я, — и поговорим.
Я поставила чай и слышала какой-то шепот, по-видимому они вырабатывали совместную версию для объяснения, хотя в подобной ситуации объяснения бессмысленны. А я, как типичная молодая советская женщина и учительница, вместо того чтобы просто уйти из дома, жаждала объяснения.
Мы сели за стол, я разлила чай и даже выставила коробку с хорошими шоколадными конфетами.
Первое, что сказала моя подруга, было:
— Хорошие конфеты, свежие.
— А как мой муж? — спросила я.
— Да так себе, — ответила подруга. — Один раз можно, но замуж я за него не пошла бы.
Милёхин посмотрел на нее, закурил, по-видимому подруга говорила совсем не то, о чем они договорились.
— Вы решайте, — сказал Милёхин, — а я пошел на работу.
Мы остались вдвоем.
— Будешь устраивать в школе скандал? — спросила подруга.
— Нет, конечно, — ответила я.
— И правильно, — сказала подруга.
— Только ответь мне на один вопрос, — попросила я. — Кто был инициатором — ты или он?
— Он, конечно, — ответила подруга. — Я же ленивая, ты знаешь. Он мне переспать предложил еще на твоем дне рождения.
— Значит, ты с ним спишь уже полгода?
— Нет, третий раз. Я же, как и ты, с матерью живу. Я ему говорила: сними квартиру. А он — денег нет. Да и не роман это, а так, глупость и голая физиология.
То, что голая, я в этом убедилась несколько минут назад. Милёхин в этот же вечер собрал свои вещи и переехал к своей матери. До сих пор они так и живут — в такой же двухкомнатной квартире, в такой же панельной «хрущобе». Я не подавала на алименты, некоторое время Милёхин приносил деньги, ровно четвертую часть своей зарплаты младшего научного сотрудника, но уже больше двух лет не появляется, звонил только на день рождения Анюты. Говорят, что стал пить, из своего научно-исследовательского института он то ли сам ушел, то ли его выгнали. Я о нем вспоминала редко.
Впереди был еще целый вечер, можно было сходить к Римме. Но я не пошла не потому, что боялась, а потому, что не была уверена, что, открыв эту железную махину, смогу ее закрыть.
В этот вечер я переговорила со всеми подругами и знакомыми, кому собиралась позвонить неделями.
Утром я проснулась в привычное время, надела спортивный костюм, положила револьвер в косметичку, пробежала по привычному маршруту, приняла душ, и, когда раздался звонок в дверь, я была готова. В глазок рассмотрела своего телохранителя и вышла из квартиры.
Я на «мерседесе» и Семен Петрович на своей черной «Волге» подъехали одновременно.
— Подождем адмирала, — сказал Семен Петрович.
Адмирал приехал на «Волге» первой модели с никелированным оленем на радиаторе. Он вышел из машины, ткнул носком ярко начищенного ботинка по баллонам и направился к нам. В белой рубашке с адмиральскими погонами, белых брюках он был по-прежнему стройным, только подсох и поседел. Но на такого седого загорелого, с мощными плечами, наверное, все еще обращали внимание женщины. Я его не видела почти двадцать лет.
— Вера, — сказал он мне, — а ты хорошенькая. В полной зрелости. Так и хочется потрогать.
— Потрогайте, — сказала я.
— Не могу. Теперь ты моя начальница.
— Пошли, — сказал Семен Петрович.
Мы шли по коридору, и те из сотрудников, кто видел члена-учредителя Семена Петровича, настораживались: его появление в офисе означало перемены.
Адмирал, увидев Настю, попытался поцеловать ей руку, Настя обняла его, и они поцеловались троекратно. Я отметила, что адмирал целовался с удовольствием.
— А ты в хорошей форме, — отметила Настя.
— А твои формы стали еще лучше, — ответил адмирал.
В приемную уже входили члены совета директоров, и я прошла в кабинет.
Заместитель, увидев Семена Петровича, посмотрел на меня, я сделала вид, что не заметила его вопросительного взгляда.
Семен Петрович сел в мое кресло, чертыхнулся и начал:
— Вчера прошло собрание акционеров. В помощь исполняющей обязанности президента компании решили ввести еще двух членов совета директоров. С сегодняшнего дня ими становятся: адмирал Юрий Петрович Рогозин и Малый Иван, извините, Иван Кириллович Дубов. Общий привет! — И старик вышел из кабинета поспешнее, чем следовало, ему явно не хотелось отвечать на вопросы.
Я нажала на клавишу переговорного устройства и сказала:
— Иван Кириллович, вы утверждены членом совета директоров. Заходите. Совет ждет вас.
Малый Иван вошел через несколько секунд и сел в конце стола. Настя заранее поставила еще два кресла к столу заседаний.
— Начинайте совет, Александр Петрович, — сказала я.
Заместитель молчал. Может быть, его молчание было сигналом к атаке или Бессонов проявил собственную инициативу, но начал он:
— У меня вопрос. Мы что, переходим на военное положение и будем ходить в форме?
И Заместитель, и я молчали. Адмирал ответил сам:
— В форме может ходить тот, кому она положена, тебе она не положена.
— Тогда бы я хотел уточнить, — сказал Бессонов, — к вам как обращаться — господин адмирал или товарищ адмирал?
— Вопрос понял, — ответил Адмирал. — Задаю встречный. Ты член совета директоров. Как к тебе обращаться — господин член или товарищ член?
— Я, между прочим, еще и кандидат экономических наук, — сказал Бессонов.
— Договорились, — ответил Адмирал. — Ты ко мне обращаешься просто — адмирал. Адмирал — он всегда и везде адмирал. А я к тебе — кандидат! Потому что кандидат — это всегда, везде и только кандидат!
Заместитель не выдержал, улыбнулся и сказал:
— После взаимного представления начнем заседание совета директоров.
И тут вошла Настя, наклонилась ко мне и шепотом сказала:
— Мать и Анюта приехали. Мать звонит тебе из поликлиники.
Я была готова к чему угодно, но только не к этому. Что-то случилось с Анютой? Почему они в поликлинике?
— Александр Петрович, продолжайте заседание совета, я должна переговорить по телефону.
Мне хотелось бежать, но я прошла медленно и в приемной взяла телефонную трубку.
— Что случилось? — спросила я.
— Кто-то хотел выкрасть Анюту, — ответила мать и добавила: — дважды. Мы уехали и сейчас в поликлинике. С тобою все в порядке?
— Все нормально. Ждите меня. Где вы?
— В рентгенкабинете у Ирины.
— Никуда не выходите, я скоро приеду.
Только теперь я поняла, что все серьезно. И катастрофа с отцом, и нападение на меня в подъезде. Это как болезнь: не веришь, не хочешь верить, пока тебе не скажут, что через час операция. У меня так было: что-то болело внизу живота, я думала — и мне хотелось думать, — что отравилась, пока в поликлинике хирург не надавил мне на живот, и через пятнадцать минут меня уже везли в больницу, взяли экспресс-анализ крови, и, только когда меня уложили на каталку и повезли в операционную, я поверила, что это серьезно.
В критических ситуациях я всегда действовала решительно. И еще я понимала, что никто, кроме меня, не поможет матери и дочери. Когда надо решать быстро, я быстро соображаю. Сейчас мне был нужен верный помощник, лучше мужчина. Наверное, в две-три секунды я перебрала всех знакомых и близких мне мужчин и поняла, что помочь мне может только Игорь. Я ему не звонила несколько лет, но домашний телефон вспомнила сразу. Только бы он оказался дома. Не ответит по телефону, поеду к нему, узнаю у соседей, если он в Москве, я найду его. Я набрала телефон Игоря.
— Паршин, — ответил Игорь.
— Игорь, это Вера. Мне нужна твоя помощь. Срочно. Сейчас.
В телефонной трубке молчали. Понятно, вычисляет, какая Вера? У мужчины, который в разводе больше пяти лет, есть как минимум три знакомых Веры, пять Ирин и так далее.
— Вера Бурцева, — подсказала я.
— Приятно иметь дело с интеллигентной женщиной, — ответил Игорь. — Никаких там: «Ты разве меня не узнаешь»?
— Ты можешь быть у поликлиники через полчаса? — спросила я его.
— Один или с охраной? — спросил Игорь.
— Лучше с охраной.
— Тогда предельно коротко: что случилось?
— Пытались выкрасть мою дочь. Сейчас она в поликлинике с моей матерью.
— Ты что, разбогатела?
— Я тебе все расскажу. — И я положила трубку.
— Кто он? — спросила Настя.
— Мой школьный друг.
— Надо подключить Викулова и нашу службу безопасности.
— Нет уж, — сказала я достаточно твердо. — Служба, которая не знает, что офис прослушивается, — не служба. Охрана отца ни к черту. Между прочим, Викулов даже не поинтересовался, куда я отправила дочь и мать. Хотя бы так, на всякий случай спросил адрес. Мне нужна машина.
— Я поеду с тобой, — сказала Настя, набрала номер по внутреннему телефону и приказала: — Дуня, спускайся, займешь мое командное место.
У отца было две секретарши. Основная — Настя, и молодая, недавняя выпускница школы. Всех абитуриенток, которых родители пристраивали на службу, чтобы перебиться год до следующего поступления в институт, Настя называла Дунями. Ее Дуня хорошо знала компьютер и поэтому больше сидела в компьютерной группе, чем в приемной.
