Марина Нефедова - Лесник и его нимфа
И вдруг одна из дверей – тридцатая, сороковая? – открылась. Рука привыкла к сопротивлению, а тут вдруг – пожалуйста, выходите, не заперто. Она не ожидала этого. В открывшуюся щель прорвался ледяной черный воздух. Поезд стал громче греметь своей сотней колес. За спиной у Литы, в тамбуре, горела лампочка. Впереди проносилось черное и холодное пространство. Лита вцепилась в ручку мертвой хваткой. А в голове все громче долбилась мысль – ну, давай, ты же так хотела этого, давай. Она наклонилась вперед, держась одной рукой за ручку, другой за поручень. Она наклонилась так, что видела только пустоту, ничто. Стояла так, замерев, и в какой-то момент ей вдруг показалось, что она уже спрыгнула – и это ничто и есть смерть.
А дальше все как-то начало крутиться. В пустоте появились цветные пятна. И лампочка на мгновение мелькнула перед глазами. А потом Лита почувствовала затылком удар. И увидела над собой рожу какого-то мужика. Он стоял и матерился. И она, не сразу, но поняла, что не умерла, а лежит на полу в тамбуре. Мужик этот вышел покурить, увидел, как она зависла, и понял своими пьяными мозгами, что тут не шутки – схватил ее и оттащил от двери. Ну, не рассчитал силы, уронил. Лита лежала сейчас и смотрела на него. Через несколько секунд появились еще один мужик и проводница. Втроем они орали на Литу. Она с трудом села. Проводница стала закрывать дверь, второй мужик размахивал у Литы перед носом руками. Проводница исчезла, потом, вернувшись, стала совать Лите в лицо какую-то тряпку – оказывается, из носа у нее шла кровь. Лита машинально взяла тряпку и прижала к носу, но больше никаких разумных действий и слов от нее добиться было невозможно. Поорав, они оставили ее в покое, предварительно еще раз проверив, заперты ли двери. Потом, минут через пять, добросердечная проводница снова вышла, повела Литу в туалет, что-то говорила и качала головой, пока та умывалась, потом посадила ее в свое купе и налила стакан чая. Лита не сказала ни слова за все это время. Проводница, видимо, поняла, что девочка не в себе, отвела ее на пустое место и отстала. Лита легла и заснула тяжелым сном.
***
С восьми часов утра она сидела в Москве на Ленинградском вокзале. Она ощущала себя каким-то презренным червяком, который был наполовину раздавлен, но должен как-то дальше жить. Шевелиться не было сил. Потом ей как будто захотелось есть. Она поплелась в метро, доехала до следующей станции – она помнила, что там на улице рядом с метро был хлебный. Наскребла по карманам девять копеек, купила половинку черного. В магазине было тепло. Она села на корточки возле батареи и стала есть хлеб прямо здесь, глядя в одну точку и вызывая своим видом настороженность кассирши.
Она не могла поехать домой. В Питер она уехала, просто оставив записку, и дома ждал скандал. А сил на него не было. Лита решила, что домой не поедет ни за что.
Она поехала на Гоголевский бульвар в надежде встретить кого-нибудь из приятелей и хотя бы напиться с ними, что ли. Но на Гоголях в этот момент никого не было, кроме продрогших голубей и Николая Васильевича, который смотрел на Литу и улыбался.
Лита начала бродить по арбатским переулкам, миру своего детства, потом вышла на Калининский проспект. Там была толпа людей. Но ей казалось, что она идет по пустыне. Никто не обращал на нее внимания.
Потом она оказалась на мосту. Стояла и смотрела с него на машины. В одну строну – рубинчики, в другую – алмазики. Так Лита говорила в детстве. Интересно, откуда она знала про рубинчики и алмазики? Наверное, папа рассказывал. Папа, где ты, папа?..
Уже начало темнеть. Лита села в первый попавшийся троллейбус. Она ехала в никуда, смотрела в окно. В домах светились окна, там жили люди. Среди этих коробочек с огонечками был где-то и ее дом. Но все это тепло было недосягаемо, как миражи.
Что бы произошло, если бы она умерла сегодня ночью?
«Если бы Бога не было, человек умер бы от одиночества». Но ведь она не умерла...
У нее были мокрые ноги, сил становилось все меньше, мысли путались все больше,
голова раскалывалась, и страшно хотелось пить.
Сколько длилась эта вечерняя прогулка по Москве, Лита не знала.
Она вышла из троллейбуса – и, оказывается, очутилась у зоопарка. Когда она это поняла, сердце у нее как-то запрыгало. Здесь рядом жил Лесник. Лита пыталась весь день не давать себе об этом думать. Но единственная мысль, на которую сердце реагировало, была – зайти к нему. Просто попросить попить.
***
Дом она искала почти час. Она точно помнила, что крайний подъезд, и последний этаж, и расположение квартиры. И три раза попадала не туда. Хорошо еще, лифт везде работал. В какой-то момент, переходя от дома к дому, она ко всему прочему упала в лужу.
Наконец, тихонько подвывая от отчаяния, она вышла на очередном последнем этаже и поняла, что точно вот эта коричневая дверь – его. Лита позвонила.
Дверь открыла Екатерина Георгиевна. Из квартиры пахло теплом, домом и жареной картошкой.
– Здрасте, – сказала Лита, вложив в это слово все последние силы. – А Саша дома?
– Здравствуйте, – Екатерина Георгиевна, похоже, не узнала ее. – Нет… Он будет часов в девять. А что… вы хотели?
– Ничего, – Лита быстро развернулась и пошла вниз.
– А что же передать? – крикнула вдогонку тетя. Лита не ответила.
На улице на нее подуло таким холодным ветром, что она решила – лучше умереть в его подъезде, чем на улице. По крайней мере тепло. Она вернулась. С последнего этажа шел еще один пролет на чердак. Лита поднялась на несколько ступенек и уселась на лестнице. Его дверь была видна отсюда. Вот и хорошо. Еще бы попить…
***
Лита заснула на ступеньках, и ей снился вокзал. Как она любила в детстве вокзал! Это было лучшее место в Москве. Как она любила этот потусторонний голос: «Скорый поезд 504…» Лите казалось, что это голос самого вокзала. В реальной жизни таких интонаций ни у кого не было.
А мрачный туннель, по которому потом попадаешь к зеленому, пахнущему чем-то восхитительным поезду! Поезд вызывал восторг и ужас, потому что в детстве Лита жутко боялась под него упасть. Для нее перешагнуть с платформы в вагон было настоящим подвигом. И сейчас, во сне, она никак не могла перешагнуть эту щель между перроном и вагоном. А в вагоне стояла мама и говорила голосом Лесника: «Лита, проснись, пожалуйста».
Наконец Лита открыла глаза и поняла, что живой Лесник сидит перед ней и трясет ее за плечо. Несколько секунд она смотрела на него красными больными глазами. Потом испугалась, вцепилась в лестницу и быстро сказала:
– Я хотела пить... поэтому зашла… Я сейчас еду обратно в Питер.
– Что с тобой?
– Я хочу пить.
– Тебе плохо?
– Нормально.
Он внимательно посмотрел на нее и ладонью потрогал ее лоб.
– Да у тебя температура…
– Не трогай меня, – сказала Лита, отстраняясь.
– Пойдем.
– Куда?
– В квартиру.
– Нет, там твоя тетя.
– Ну и что. Пойдем.
– Нет…
Он взял ее за руку, поднимая с лестницы. Сопротивляться Лита не могла.
Они вошли в квартиру. Там было так тепло, так уютно... Пахло жареной картошкой с луком.
Тетя вышла в прихожую.
– Здрастье, – еле сказала Лита. – Я на секундочку.
Тетя внимательно на нее посмотрела, и, о ужас, кажется узнала. По крайней мере лицо у нее как-то скривилось.
Тут зазвонил телефон.
– Это Леночка, – громко сказала тетя Саше, который уже прошел на кухню, чтобы налить Лите воды. – Она звонила уже раз пять. Ты с ней виделся сегодня?
Расплывающимися мозгами Лита поняла, что вот это уже слишком.
Когда через двадцать секунд Лесник вышел с чашкой в коридор, Литы там уже не было. Он бросился на лестничную площадку – лифт закрылся и поехал вниз.
Он быстро вернулся в квартиру.
– Объясни, что это происходит? – спросила тетя.
– Потом. Где можно взять банку?
– Зачем?
– Налить воды.
– Куда? Зачем?
Он уже нашел какую-то литровую банку, наливал в нее воды.
– Это дочка Ольги Литовченко?
– Да.
– Вы что, знакомы?
– Ну конечно, она же лекарство нам передавала, – сказал Саша, быстро обуваясь. – Я скоро вернусь.
– Саша, ты же не ел… Саша…
***
Лита сидела в зале ожидания Ленинградского вокзала, согнувшись пополам.
– Эй, Лита…
Она медленно подняла голову. Лесник сидел напротив. Бред, бред…
– Если это ты, то как ты меня нашел?
– Ну ты же сказала, что поедешь в Питер. Здесь не так много залов ожидания.
– Я так сказала?
– Я принес тебе воды.
– Что? Ты псих?
– Псих – это ты. Ты же хотела пить. Ты заболела, или я не знаю, что там с тобой… у тебя температура. Ты понимаешь это? На.
Он протянул ей банку.
– Я попила в туалете из-под крана.
– Тебе нужно уйти отсюда.
– Я никуда не пойду. Мне здесь хорошо.
– Ладно, тогда я тоже здесь посижу.
– Ты идиот. Будешь изображаешь из себя тимуровца?
Он промолчал. Минуту они сидели молча.
