Марина Нефедова - Лесник и его нимфа
– Я поеду домой.
Он взял у нее из рук чашку.
– Ты как царь со скипетром и державой. Градусник ставь.
Лита послушно поставила градусник.
Он вручил ей чашку и сел за стол. Смотрел в свои учебники, периодически глядя на нее. Она молча пила чай. Вдруг он сказал:
– И выкинь из головы все, что я тебе говорил. Ну, что ты там рабыня Изаура… И всякую другую чушь.
– Нет, ты был прав. Ты попал в точку. Я не свободная совсем. Ты попал в точку… Ты презираешь меня?
– Что?
– Я поеду домой. Скажи, пожалуйста, честно только – ты презираешь меня?
– Думаешь, мне больше нечего делать?
– Презираешь, да?
– Господи, нет, конечно! Ты бредишь? Лита, ложись, пожалуйста.
Она осталась сидеть, тихонько раскачиваясь. Через минуту спросила:
– А Леночка – это кто? Это та девушка у тебя на работе?
– Какая та девушка?
– Лесник, у тебя есть девушка?
– Нет. Давай я налью тебе еще чаю.
– А почему? Почему у тебя нет девушки? У тебя непременно должна быть девушка.
– Хорошо, заведу девушку. Лита, тебе нужно лечь.
Лита легла, накрывшись одеялом.
– Ты посидишь здесь?
– Конечно.
Он сидел с ее чашкой. Настольная лампа чуть-чуть освещала его. Лита смотрела на свет.
– А когда я болею, мама на меня всегда ругается, – вдруг сказала она. – Говорит: я тебе говорила не ходить без шапки! Лесник… а я сегодня хотела спрыгнуть с поезда. А какой-то мужик меня спас. Не говори мне только ничего… – она снова села. – Зато я поняла, что умирать не хочу. И жить тоже не хочу. Я хочу стать своей бабушкой…
– Дай-ка термометр. – Он поднес его к свету. – Господи, у тебя тридцать девять и девять.
– Да? И что это значит?
Он с тревогой стал на нее смотреть. Лита продолжала:
– Бабушка ничего не хочет и ничего не может. Это лучше всего.
– Лита, так, все-таки выпей аспирин. И… Ладно, он сейчас подействует, там посмотрим… У тебя болит что-нибудь?
– Да, кирпичи. Лесник, не уходи, – она снова легла.
– Я не ухожу, я здесь. Может быть, лучше вызвать скорую?
– Нет, нет, нет. Если ты вызовешь скорую, я убегу через окно. Утеку… А знаешь, что бездомную собаку если погладишь, нужно потом обязательно мыть руки.
– Так…
Потом она снова села и вдруг, глядя на него сухими глазами, без перерыва с жутким отчаянием стала говорить:
– Я не хочу жить. Я не могу так жить. И по-другому не могу. Я не хочу кончать с собой. Но и жить не хочу. Не хочу. Не хочу жить, понимаешь? Не хочу жить.
Она как будто не находила себе места, стала вставать куда-то с кровати. Он быстро сел рядом, обнял ее и держал так, а она все повторяла и повторяла эту фразу про «не хочу жить», потом наконец замолчала, но он не отпускал ее, пока, наверное, аспирин не подействовал и она не заснула у него в руках. Он уложил ее, укрыл одеялом – и сидел рядом, не сводя с нее глаз. Если бы она видела, с какой нежностью и печалью он смотрел на ее лицо.
Потом, как будто очнувшись и взяв себя в руки, он решительно встал, сел за свой стол, раскрыл учебник физики – и так сидел, глядя на одну и ту же страницу. Ни к какому коллоквиуму он так и не подготовился.
***
Тетя вставала в семь. Саша к этому времени перенес все Литины вещи в свою комнату. Когда Екатерина Георгиевна стала копошиться в кухне, он, как настоящий конспиратор, разделся, вышел, изобразив из себя вылезшего из кровати человека, поздоровался и сказал тете, что пошел спать дальше. В комнату тете больше незачем было заглядывать. Он вернулся, оделся и снова сел за стол, пытаясь читать учебник.
Лита больше не разговаривала, только все время крутилась и стонала во сне.
Несколько раз она просыпалась, смотрела на него безумными глазами, пила воду и снова засыпала. Утром она начала сильно кашлять, но тетя к этому моменту уже ушла на работу.
***
К десяти утра Лита проснулась окончательно. Вышла, завернувшись в одеяло, на кухню, где Лесник с видом человека, который прекрасно спал всю ночь, жарил хлеб.
– Доброе утро, – сказал он весело, как будто это не Лита несколько дней назад его послала, а вчера хотела убить банкой.
Он ее простил? Лита села на стул.
– И что вчера было? – наконец спросила она.
– Тебе с какого момента рассказывать?
– Нет, лучше не надо ничего рассказывать. Господи, ужас, ужас. Надо ехать домой.
– Сначала едем в травмпункт.
– Нет, я не поеду.
Он взял стул, сел напротив:
– Тебе нужно обязательно показать руку врачу.
И стал на нее молча смотреть. Лита тоже молчала, рассматривая стены, полки, стол, подоконник – только чтобы не столкнуться с ним взглядом. Наконец не выдержала:
– Это гипноз? – и тоже уставилась на него.
– Конечно, – ответил он и рассмеялся.
Лита сдалась первая.
– Хорошо, – сказала она, отрываясь от его взгляда. Иначе можно было туда провалиться. – Если мне там отрежут руку, ты будешь виноват. Ты поедешь со мной?
– Конечно… Вот чай.
Она стала медленно жевать хлеб, глядя в стол. Потом наконец спросила:
– И много чуши я вчера наговорила?
– Нет, не очень.
Лита снова взглянула на него. Как-то он умел смотреть сквозь нее. В какую-то бесконечность.
***
Температура у Литы оказалась не очень высокая по сравнению со вчерашней, всего тридцать восемь и семь. Перед травмпунктом они еще ее сбили.
Руку все-таки пришлось зашивать. Литу, правда, больше всего волновал вопрос, сможет ли она играть на гитаре.
– И на гитаре, и на мандолине, – весело сказал врач.
Ее уложили на операционный стол, вкололи промедол и несколько уколов новокаина. Леснику разрешили посидеть с ней во время экзекуции. Зашивал молодой совсем хирург, практикант какой-то, который беспрерывно болтал. В общем, была не операция, а дружеская посиделка. Лите было ужасно весело.
Потом они ехали в метро в переполненном вагоне.
– Я сейчас попрошу кого-нибудь уступить место, – сказал Лесник.
– Нет, я не сяду, – ответила Лита тоном, с которым спорить бесполезно. Так они стояли в толпе, совсем близко, он держал Литу за здоровую руку, она прислонилась к нему, потому что держаться ей было нечем – одна рука зашитая, другой она не могла дотянуться до поручня. Кто-то проходил мимо, их толкали. Лита не чувствовала ничего, кроме него. Она готова была так стоять три часа – с температурой, зашитой рукой, которая начала ныть и болеть, уколом промедола, после которого голова так и не перестала кружиться. И даже, может быть, пять часов. Или восемь. Дальше она бы, наверное, умерла, но это было бы уже неважно.
Но все кончилось очень быстро, потому что они доехали до ее станции, дошли до дома, поднялись до квартиры, и Лита должна была попасть в руки правосудия, потому что мама была дома. А Лесник должен был поехать домой.
К счастью, температура у Литы зашкаливала, и правосудие на нее не действовало.
Глава 8
***
Дальше были сутки высокотемпературной эйфории. Но она тоже быстро закончилась – мама давала ей антибиотики, температура спала, реальность вернулась. Ничего хорошего в этой реальности не оказалось.
Во-первых, на третий день явился Кремп и разбил Литину гитару у нее на глазах. Сначала он был вполне нормальный, нес какую-то чушь, потом вдруг сказал:
– Фредди Крюгер твой тебя искал и спрашивал про тебя. Не может тебя забыть.
– Федя?!
– Федя!.. – передразнил Кремп. – Ну что, кинешь все и побежишь к нему?
– И что, если да?
– А он тебя съест. От тебя ничего не останется.
– И что он говорил?
– Не знаю, я не слушал, – ответил Кремп и вдруг неожиданно спросил: – Почему ты уехала из Питера и кинула меня?
Лите вдруг стало Кремпа жалко. Он был сумасшедший. Несчастный талантливый наркоман. Она не знала, что ему ответить. Она молчала, молчала, потом неожиданно сказала:
– Мне надоела система.
– Надоела? Давно?
– Не знаю.
– А Фредди твой?
– А он не в системе.
– Это он-то не в системе?!
– Он сам по себе… Мне надоело, что нужно быть в каких-то правилах. Говорить сутками о всякой чуши и считать, что это и есть настоящая жизнь.
Лита посмотрела на свои руки. Одна была забинтована, и феньки на ней срезал ей в травмпункте Лесник по просьбе хирурга.
– Он сам по себе? Да он мажор просто.
– Мне плевать, кто как называется.
– Значит, – спросил Кремп, – все, что мы делали, дерьмо?
– Нет.
– Значит, я дерьмо?
– Нет.
Кремп не стал, к счастью, продолжать этот дебильный разговор. Он молча сидел на стуле, сидел, сидел, сидел, потом встал, взял ее гитару и со всего размаху треснул об пол. Бедная гитара вскрикнула по-человечески и разлетелась на несколько кусков.
Лита вскрикнула вместе с ней.
– Ты что?! Что ты делаешь? – закричала она.
– Это же я тебе подарил? Ну вот, я забираю это обратно.
И он ушел, хлопнув дверью. Перед тем, как переступить порог, обернулся и сказал:
– Он тебя съест.
Лита стояла посреди квартиры, глядя на убитую гитару. Ей казалось, что это убили человека.
