Михаил Веллер - Все о жизни
Там, где люди могут усмотреть в потерях свободную волю людей, они как-то успокаиваются в знании конкретных причин: трезвее! внимательнее! осторожнее! надежнее! А вот стихийные явления их озадачивают. Хотя здесь действует один и тот же принцип – хоть через поступки людей, хоть через прямиком природные действия.
В 79 году нашей эры Везувий засыпал Помпеи и Геркала-нум. Больше за три тысячи лет Везувий никого никогда не засыпал. А ведь это время максимального расцвета и могущества Римской Империи. Ну – слишком высоко поднялись, жирно зажили, много наворотили. И в принципе именно этот момент можно считать поворотной точкой в истории римской империи. Еще прошло накатом несколько мощных десятилетий, еще запустил Траян римского орла во все мыслимые пределы, но порог был уже достигнут, сверхдержава сама себя съела, природе было столько не потянуть. Слишком много наворотили, ребята, я вас вынуждена укоротить автоматически.
Вам не кажется, что в США слишком густо пошли в конце XX века стихийные бедствия – все эти ураганы, наводнения, засухи и снегопады? Отродясь на этом благословенном континенте такого не было. Ох не долго
Америке осталось благоденствовать.
Откуда, черт возьми, взялся СПИД? Теорий много, толку мало. Бороться не умеем. Чума, холера, туберкулез – истребили. Размножились, наворотили дел. Опять туберкулез вверх пополз! СПИД – в общем это реакция природы на сверхактивную деятельность человека. На слишком высокую рождаемость в Африке – раньше такого не было, теперь США и Европа подкармливают, подлечивают, детская смертность уменьшилась, население растет как на дрожжах, – стоп, говорит природа, это вы слишком, пора подсократиться. А все прочие поиски причин и лечений это частности, нас же сейчас интересует общая закономерность.
Развал Советской Суперимперии – это не только политико-экономическая, это природная данность.
Землетрясения и катастрофы небывалые сопровождали его. Слишком много проглотили, слишком большие арсеналы супероружия накопили, слишком всему миру угрожали. Природа против.
Вы скажете, что стихийные бедствия везде. Ну, знаете, природа не снайпер, а человечество все-таки более или менее едино, тут цель обычно накрывается бомбовым ковром, камень кидают не слишком прицельно, а просто в сторону излишнего беспокойства, чрезмерного энергонапряга, продавливающего и деформирующего общее равновесие.
Так что там насчет озоновых дыр и ухудшения климата? Человек, говорят, сам это вызвал своими действиями.
Правильно, вызвал отчасти. Но связь здесь не простая прямая: надымили сильно – вот и парниковый эффект. Связь здесь носит общий характер закономерности: очень много делаем – испытываем очень большое сопротивление окружающей среды; при нынешнем огромном уровне действий, изменяющих здорово планету – получаем ее сопротивление, причем не просто в формах понятных причинно-следственных связей, а часто связи эти проследить невозможно, а вылезает только результат.
СПИД – характернейший результат. Природный тормоз. Ну не найти конкретных причин! Откуда взялся?! А вот есть. Появился. Вот такой тычок Природы.
Вот вкратце о действии и противодействии.
О том, что слишком большие реформы не могут пройти безболезненно – как ни крути, большое сопротивление вылезет, и формы его заранее предугадать трудно бывает.
Что гениальное открытие для его создателя пахнет более кнутом, нежели пряником.
И что если ты хочешь много в жизни сделать – готовься к синякам и терниям, даже если ты хочешь облагодетельствовать человечество самым мирным и безболезненным способом.
Самоубийство
Вот они – толпы «вернувших билет»; похороненных у дорог и за оградами освященных кладбищ; молодых и старых, женщин и мужчин, богатых и бедных, умных и глупых, здоровых и больных, красивых и уродливых; одни не добились в жизни ничего, другие – всего, кроме счастья; зачем торопились они в вечность небытия, которая все равно никого не минует?..
Среди множества классификаций людей по разным признакам возможно и такое разделение: на тех, кому самоубийство в принципе понятно, они не раз задумывались, – и тех, кто всегда пытается узнать конкретную причину чьего-то ухода: «так почему все-таки он (богатый, знаменитый) застрелился?». Как будто повод для сильного недовольства жизнью все объясняет (или таки действительно объясняет?..).
Мы говорим: человеку потребны ощущения и действия, через то и проявляется инстинкт жизни, то и есть жизнь.
Не опрокидывает ли самоубийство всю нашу систему? – вот, пожалуйста, по своей доброй воле человек отказывается чувствовать, действовать, быть.
Не новая и основательная наука суицидология рассматривает самоубийство как психическую патологию.
Спасибо за лэйбл. А что такое патология? А это какие-то признаки, явления, процессы вышли за свои «нормальные» размеры, их интенсивность стала слишком мала (или велика), и все здание психики перекосилось: там сильно, сям слабо, этого много, этого мало, – динамическое равновесие чувств нарушено, и вся постройка, произрастающая и базирующаяся на инстинкте жизни, заваливается и погребает под собой этот самый инстинкт.
Но эти общие слова нормальному человеку ничего не объясняют. Ему понять требуется: фиг ли не жить, если живется, да еще неплохо? Ерундить-то с чего, это ведь не шуточки – себя убить.
1. Мотивы. Их можно разделить на рациональные и нерациональные.
Человек смертельно болен и не хочет умирать беспомощным и в муках, вдобавок доставляя долгие страдания близким. Мотив понятен и логичен. (Хотя обычно человек мучится до конца, цепляясь за жизнь до последней минуты, выжимая из своего индивидуального бытия максимум.)
Или кончает с собой, чтоб покончить с непереносимыми пытками. Тоже понятно. Нет уже ни сил, ни смысла такие муки переносить. Тут смерть воспринимается как благо.
Или кончает с собой, чтоб не попасть в плен. Ненависть и презрение к врагу, победа или смерть, честь и долг велят. Понимаем.
Смертью человек может добиваться конкретной цели, если ее уже никак не добиться иначе: уйти от мук или, скажем, от позора, который ему непереносим. Все поймут, и даже могут одобрить и уважать за это, объективно глядя на вещи.
А вот субъективная рациональность мотива: девушка вешается из-за несчастной любви, да еще оставив записку с указанием, кого следует винить в ее смерти. Ход рассуждений прост и логичен: страдания мои сильны и труднопереносимы, жизнь не в радость, а сплошная мука, надежды на взаимность нет, – но вот когда он узнает, он оценит меня лучше, поймет, жалко ему станет, раскается, помнить всю жизнь будет, пожалуй что и полюбит даже хоть как-то в душе, да поздно будет. На деле-то ему, может, и плевать на нее будет, но в ее воображении дело обстоит так. Просто сместились ценности: взаимно любить, добиться его любви – важнее, чем жить, ага.
Поэтому самоубийство из-за несчастной любви всегда людям было тоже понятно. Обычное дело. Не смог без нее жить, страдал страшно, покончил. И это даже внушает уважение к силе чувства.
Заметьте, здесь генеральный мотив тот же: уход от страданий. Но всегда некоторые скажут: дур-рак, из-за какой-то юбки!.. Если, значит, враги пытают – здесь страдания объективно непереносимы, ничего не поделать, наркоза тебе палач не дает. А если, значит, из-за любви ну, можно перетерпеть, перебороть, пережить – и жить дальше: живут же люди, ничего; твои страдания со стороны, объективно, рассматриваются как переносимые – хотя когда ты лезешь в петлю, ты их уже не переносишь субъективно.
В суициде есть множество субъективно рациональных мотивов которые объективно могут выглядеть, ерундой.
Большинство их сводится к одному: недостижение уровня притязали, облом цели, неудовлетворение желания.
Разорился. Не получил премию. Потерпел неудачу в главном деле всей жизни. И так далее.
И если желание было огромное, то облом доставляет огромное страдание, и оно уже не «уравновешивается» силами и надеждой: где мой черный пистолет? и – он лежал к дверям ногами. Уход от страдания.
Субъективно это понятно, но объективно – может раздражать. Жить же можно.
Что это лишний раз подтверждает? Что жизнь человека не замыкается на индивидуальное бытие, но – у человека могут быть желания делать что-то более сильное, чем желание жить. Человек как бы сам себя превращает в инструмент для чего-то, и это «что-то» становится целью и смыслом его жизни: скорее умрет, чем от своего откажется.
Положительное ощущение от деланья дела, от стремления к нему было столь сильным, что отрицательное ощущение от невозможности этого дела оказывается сильнее инстинкта жизни.
Как так?! Бред! А жить-то, жить?! А очень просто:
– инстинкт жизни в человеке сильнее, чем потребно для простого выживания. И он требует ощущать и действовать не на столько, сколько потребно для выживания – везде, всегда, любой ценой! – но больше: ощущать настолько сильно, действовать настолько активно, чтобы, через ощущения свои и реализацию желаний, употреблять в дело все силы без остатка, делать дело даже ценой жизни, а иначе и жить тебе незачем.
