Роберт Силверберг - Крылья ночи
Обзор книги Роберт Силверберг - Крылья ночи
Один из Наблюдателей бродит по миру в компании с юной Воздухоплавательницей…
Роберт Силверберг
Крылья ночи
1
Как известно, город Рум построен на семи холмах. Когда-то, в один из ранних циклов, он даже был столицей человечества. Я, конечно, ничего этого не знал, поскольку моя гильдия занималась дозором, а не запоминанием, и тем не менее, увидев впервые Рум — вечерело, когда мы подошли к нему с юга, — интуитивно понял, что в прошлом этот город мог иметь большое значение. Да и сейчас о нем ходили весьма разнообразные слухи.
Сейчас, в сумерках уходящего дня, решетчатые башни отчетливо выделялись на темном небе, бесчисленные огни соблазнительно мерцали и манили к себе. Тьма уже успела овладеть правой частью неба, а левая сияла великолепными цветами — струящиеся полосы лазури, киновари и яхонта сливались в ночном танце.
Я безуспешно пытался разглядеть те самые семь холмов, но это не мешало мне сознавать, что это тот самый величественный Рум, в котором сходятся все дороги, поэтому я испытывал глубочайшее уважение к трудам наших ушедших отцов, почти священный трепет.
Мы остановились, чтобы передохнуть, на обочине длинной прямой дороги. Отсюда открывался превосходный вид.
— Это большой город. Мы найдем там работу, — произнес я, ни к кому не обращаясь.
Крылья замершей неподалеку Аулуэлы слегка трепетали.
— И пишу? — высоким, словно пение флейты, голосом спросила она, — И кров? И вино?
— Ну да, конечно.
— А сколько времени мы идем, дозорный? — Казалось, ее что-то встревожило.
— Два дня и три ночи.
— Я прилетела бы гораздо быстрее!
— Ты — конечно, — согласился я. — Ты могла оставить нас далеко позади и никогда больше не увидеть. Тебе этого хотелось?
Она шагнула ко мне и погладила грубую ткань моего рукава, затем прижалась, как ласкающаяся кошка. Ее крылья раскрылись в два широких, словно сплетенных из паутины полотнища, сквозь которые я видел и закатное солнце, и вечерние огни — размытые, искаженные и таинственные. До меня донесся запах ее волос цвета полуночи — и, не удержавшись, я обнял стройное молодое тело.
— Ты знаешь, чего я хочу: остаться с тобой навсегда. Навсегда!
— Хорошо, девочка.
— В Руме мы будем счастливы?
— Мы будем счастливы, — подтвердил я и выпустил ее из объятий.
— Давай пойдем туда прямо сейчас!
— Думаю, нам надо дождаться Гормона — он должен скоро вернуться.
Мне не хотелось говорить ей о своей усталости. Она была еще почти ребенком; семнадцатилетняя, что она могла знать об усталости или старости? А я был старым, не как Рум, конечно, но все равно достаточно старым.
— Пока мы ждем его, можно мне полетать? — спросила она.
— Ну конечно, полетай.
Я кивнул и, присев на корточки возле нашей тележки, принялся греть руки о горячий корпус генератора импульсов.
Аулуэла готовилась к полету. Сначала она сняла одежду — ее слабые крылья не справлялись с лишним грузом. Изящным движением она стянула с ног прозрачные пузыри, служившие ей обувью, сняла куртку и мягкие пушистые брюки. Свет уходящего дня заставлял сиять ее стройное тело. Как и у всех крылатых, в теле ее не было ничего лишнего: маленькие бугорки грудей, плоские ягодицы, узкие бедра. Весила ли Аулуэла хотя бы сотню фунтов? Сомневаюсь. Глядя на нее, я всегда ощущал себя огромным, неуклюжим существом, отвратительным куском расплывшейся плоти, хотя никогда не считал себя толстяком.
Она встала на колени у края дороги и, опираясь на костяшки пальцев, склонившись к самой земле, начала произносить заклинание. Бе нежные крылья затрепетали, ожили и поднялись над хрупким телом, как плащ, взметенный ветром. Я не мог постичь, каким образом подобные крылья могли поднять даже такое невесомое создание. Они не походили, например, на ястребиные, скорее это были крылья бабочки — прозрачные и с прожилками, украшенные узорами черного, бирюзового, лилового и пунцового цветов. Крылья соединялись крепкими нитями с двумя мускулистыми выступами под острыми лопатками, но ни массивных костей грудной клетки, ни мощных мышц плечевого пояса, необходимых для полета, у моей спутницы не было. Конечно, крылатые для мистического полета используют не только мышцы, но и еще некую таинственную силу. И тем не менее я, дозорный, с некоторым скептицизмом относился к более фантастическим гильдиям.
Аулуэла закончила читать заклинание. Она встала, поймала крыльями легкий ветерок и, поднявшись на несколько футов, зависла в воздухе — крылья ее судорожно трепетали. Ночь еще не наступила — а крылья Аулуэлы были ночными. Днем она не могла летать — мощный поток солнечных лучей просто швырнул бы ее на землю. Да и нынешний момент, промежуток между сумерками и тьмой, был не лучшим для полета. Я смотрел, как она рвалась к погруженному во мрак востоку, а последние отблески света еще играли на небе. Ее руки взмахивали, как и крылья, личико ее было серьезно и сосредоточенно, побледневшие губы шептали заклинания. Она подтянула колени к груди и, резко выпрямившись, словно оттолкнулась от воздуха, переходя в горизонтальное положение. Теперь взгляд ее был устремлен вниз, крылья отчаянно били по воздуху. Вверх, Аулуэла, вверх!
Она начала медленно подниматься, словно усилием воли преодолевая сопротивление догоравших солнечных лучей.
Я с удовольствием смотрел на ее нагое тело, четко обозначившееся на фоне темного неба: я видел ее очень отчетливо — у дозорных чрезвычайно острое зрение. Теперь она поднялась на высоту, раз в пять большую своего роста, раскинула крылья на всю ширину, так что временами они закрывали от меня башни Рума, и помахала мне рукой — в ответ я послал ей воздушный поцелуй. Да, дозорные не женятся и не воспитывают детей, но Аулуэла для меня была как дочь, и я гордился ее полетом. Мы путешествовали вместе всего год — после нашей встречи в Эгупте, — но порой мне казалось, что я знал ее в течение всей долгой жизни. Она придавала особый смысл моему существованию, дарила мне недостающие силы. Не знаю, что привлекало ее во мне: чувство защищенности, мои знания или сам факт моего существования в дни до ее рождения? Я мог только надеяться, что она меня любила так же, как любил ее я.
Теперь она далеко в небе. Она кружилась, парила, ныряла, делала пируэты, танцевала; огромные крылья словно взбивали воздух, сияя в наступившей ночи. Поднимаясь, Аулуэла, казалось, прославляла свое освобождение от уз тяготения и этим заставляла меня сильнее чувствовать свинцовую тяжесть усталых ног. Вдруг, словно стройная живая ракета, она ринулась в сторону Рума. Мелькнули узкие ступни ног, блеснули кончики крыльев — и девушка скрылась из виду.
