Ариадна Борисова - Манечка, или Не спешите похудеть
Как бы то ни было, детство из беспризорных похождений сестер складывалось вполне здоровое и счастливое. Больше всего они любили достопримечательности, которых в деревне имелось множество.
На знаменитом «круглом» месте за клубом по выходным дням, а порой и в будни, сходились в драке две улицы — Верхняя и Нижняя. Одна находилась на горе, другая под горой у озера. Дрались и взрослые парни, и ребята после школы, а после, помирившись, «верхние» родственники ходили в гости к «нижним», и наоборот. Все были родней вдоль и поперек, и что делили, почему дрались — история умалчивает. Эти незабываемые зрелища восполняли девочкам нехватку событий и отсутствие телевизора.
Площадку между магазином и школой украшал треугольный дощатый памятник павшим героям. Кто-то сделал под ним подкоп и натаскал сена для обитающей здесь бродячей дворняги Зинки. Аля с Ликой забирались туда и подолгу играли с толстыми Зинкиными детьми. Злющая дворняга девочек не гнала. Выходя на охоту за курами, она оставляла на попечение Али и Лики непослушных щенят. Возвратившись с добычей, благодарно лизала нянькам руки.
В каменистой речке у маслозавода рыбы было немного, однако сообразительная детвора ловила ее в большом количестве. Из трубы под мостом, находящимся выше, как бы на пороге, в глубокую бетонную нишу с большим напором хлестала вода. Мальчишки и девчонки постарше становились по краям ямы и, рискуя захлебнуться или сверзиться вниз, собирали в оттопыренные майки вовлеченную мощным течением рыбу. Получасовое балансирование в студеном водопаде вознаграждалось полным подолом ельцов и гольянов. По младости лет сестры не принимали участия в этой отважной операции, но неизменно получали удовольствие от одного только наблюдения. Кто-нибудь из удачливых рыбаков иногда отваливал им полные панамки плотвы.
А еще на окраине деревни возвышался Картошкин дом, старое овощехранилище. До этого оно было церковью. Храм не простил жителям осквернения: несколько лет назад в угол дома врезался грузовик. Пьяного водителя откачали, а трезвый пассажир погиб. Поэтому овощехранилище решили снести, пока же наглухо заколотили.
В народе о Картошкином доме ходили дурные слухи, и дети не упускали возможности погулять поближе к жуткому месту. Здесь Аля и Лика познакомились с одной из самых удивительных особенностей деревни — Матрешенькой. Так, с патриархальной жалостью ко всем убогоньким, сельчане звали карлицу с телом хрупкого ребенка и большой продолговатой головой. Наверное, тоненькая шейка уставала держать увесистый череп, и красные ленточки подрагивали в жидких косицах в такт мелкому трепету удлиненного лица. Оно было похоже на печальную лошадиную морду. Говорят, слабоумные любят все красное, и Матрешенька любила. Но светло-голубые, как прополосканное небо, Матрешенькины глаза вовсе не были бессмысленными. Они умели меняться. При взрослых заволакивались сонной пленкой и ясными, выразительными становились при разговорах с детьми. Говорила Матрешенька тихим певучим голоском, слегка заикаясь. Словарный запас имела небольшой, неправильный, но какой-то по-особому живописный и ласковый. Она знала массу детских поговорок и научила Алю многим из них. Если, например, одалживаешь кому-нибудь любимую книгу или игрушку, следует быстренько свернуть в кармане дулю и проговорить: «Эта книга (кукла, машина) принадлежит, никуда не убежит, ни в столицу, ни в село, ей у (имя) весело!» И вещь вернется обратно целехонькая, а иначе ты с ней распрощаешься.
Матрешенька рассказала, что в Картошкином доме живет племя комаров с человеческими лицами и ручками. На сотню обыкновенных комаров обязательно попадается один такой. Тот, кому повезет поймать в ладонь это волшебное насекомое, узнает от него всю правду.
— О ком? — в страшном волнении выдохнула Аля.
— Об себе и об любых людях, — объяснила Матрешенька, неверно поставив ударение в двух последних словах. — Слухай тонко, как писчит, и услышишь.
Алин одноклассник Толик принес из дома отцовский бинокль. Дети полчаса скармливали себя комарам в надежде услышать пророчества. Потом Лика не выдержала и расплакалась.
— Ты наврала! — заорал на Матрешеньку Толик, яростно расчесывая зудящие руки. — Ты наврала, нет говорящих комаров!
— А это что? — спокойно сказала карлица и показала крепко зажатый кулачок.
— Покажи!
Толик пригнулся с биноклем к Матрешенькиной ладони, с которой комар тут же взлетел, как с аэродрома.
— Эх ты, — укорила Матрешенька. — Я-то ловила-старалася, а ты упустил!
— Я успел, — пробормотал виноватый Толик, — я успел увидеть, какое у него лицо…
— Какое? — выкрикнули сразу несколько голосов.
— Кажется, человечье…
— А хотите, скажу, чье у него было лицо? — вдруг загадочно усмехнулась Матрешенька.
— Ну чье, чье?!
— Дяденьки того, что в машине разбился, — прошептала она.
Детей будто ветром сдуло. Больше никто, кроме Али, не смел приблизиться к ужасному овощехранилищу, да и она старалась обходить его как можно дальше. Но не было другой дороги к дому Матрешеньки, стоящему на самом отшибе, а Але нравилось бывать у нее в гостях.
Карлица жила с бабушкой, не по годам резвой старухой, бегавшей в деревне по подружкам.
— О-хо-хо, всего-то за семьдесят имям, совсем девчонки ишшо, а на ноги ленивы, — осуждала подруг бабка, собираясь в дорогу с гладко выструганной клюкой и объемистой сумкой. — Ну, вы тут покукуйте сами, чаю попейте, вот токась свежий заварила со зверобойником…
Дряхлый домик был похож на своих жиличек. Он, наверное, был ровесником бабушки и, как она, охал-покряхтывал. Единственное широкое окно светилось празднично и доверчиво. Время в избенке будто шло-шло, да и остановилось. Опрятные половички покрывали крашенные суриком щелястые половицы. Над столом блестела медная кухонная утварь, и белым лебедем выплывала из середины комнаты нарядная печь. Только деревянную икону в углу так засидели мухи, что лик святого еле угадывался.
— Почему вы с иконы грязь не смываете? — поинтересовалась Аля и получила резонный ответ:
— Мухи на святого садятся и сами святые делаются. Нельзя отмывать.
Матрешенька могла ответить на любой вопрос, хотя никогда не училась в школе. Аля спрашивала:
— Матреш, а чем долганы отличаются от русских, татар и якутов?
Карлица размышляла несколько секунд.
— Они долгие, потому — долганы. Телом долгие и жизнем, до ста лет живут.
— А мандавошки?
— Ну, эти-то — слова. Есть красивые слова — солнце, небо, котенок, а эти — плохие, вредные, я их и сказать боюся. И ты не говори.
