Сергей Волков - Дети пустоты
Он снова прикладывается к бутылке, хватает последний «сникерс», умело рвет обертку, кусает. Карамельная нить повисает на отвороте пальто.
— Мы, дяденька, ничего. Мы просто так, — вяло отвечает Шуня, разглядывая свои новые ботинки.
— Вот! Во-о-от! Именно — просто так! — неожиданно зло кричит мужик, пятерней взлохматив редкую шевелюру.
Прядь крашеных волос падает в сторону, и становится видна лысина с коричневыми пятнышками.
— Все у вас «просто так». Поколение… Ур-роды, вашу мать! Твари неблагодарные! Жизни ни черта не знаете! Все вам на блюдечке, все «дай, дай». Пороть вас надо. Розгами! Плетками! Чего тебе?!
Хорек, робко привстав со своего ящика, дергает мужика за рукав:
— Дядь, дай «сникерс»…
— «Сникерс» тебе? Опять дай? Дай, дай, только и знаете это слово! Да на, чувырло! — И мужик резко втыкает надкушенный батончик Хорьку в лицо.
Втыкает сильно — Хорек падает, вцепившись в «сникерс» двумя руками, и быстро-быстро начинает жевать шоколад, шмыгая и размазывая по щекам кровь из разбитой губы.
— Ты полегче, мужик! — угрожающе басит Сапог.
— Что?! Это ты мне, недоносок? — взвизгивает тот, вскакивая.
Полы пальто разбрызгивают талую воду. Сапог тоже поднимается, набычившись, сжимает кулаки— и получает точный и быстрый удар остроносым ботинком в пах.
— Н-на, с-сучоныш! Получил? — Мужик победно смеется, кривя налитое кровью лицо.
Сапог, согнувшись, боком заваливается на ящики. У меня холодеет внутри.
— Ну что, недоноски? Кто еще хочет? Ты? — Он упирает палец в Губастого. — Или ты? — Палец утыкается в Шуню.
— Я!
Тёха перешагивает костер — мне в нос шибает паленым — и встает перед мужиком. Секунду в упор смотрит на него и коротко, без замаха, бьет под дых, туда, где покачивается меж золоченых пуговиц разноцветный галстук.
— А-ах… — шипит мужик, выпучив глаза.
Он оседает, но не падает. И тогда я добавляю ему с левой в челюсть, а отдышавшийся Сапог наскакивает с другой стороны и в два удара заваливает этого клоуна в снег.
Мы набрасываемся на него всем скопом и долго пинаем, в кровь разбив лицо. Даже Шуня, Хорек и Губастый — все прикладываются, и не по одному разу.
Когда мужик перестает прикрываться и растекается на грязном снегу, тихо постанывая, Сапог деловито оглядывается.
— Тёха, слышь, — давай пальто и шкары снимем?
— Нет. Деньги возьми — и уходим.
Сапог деловито шмонает карманы мужика, с досадой плюет на окровавленную лысину:
— Мелочь. Все пробухал, козел! А в прикиде. Были у него бабки, гадом буду.
Тёха молча машет нам — все, мол, валим. Мы идем к дороге, оставив за спиной догорающий костер и мужика, запутавшегося в своем пальто, как рыба в сети.
***— Обойдем депо, выйдем на край станции. Электричка придет — сядем перед самым отходом. — Тёхин план прост и понятен.
— Хорек, ты хоть морду вытри! — Сапог отвешивает Хорьку подзатыльник. — Хрен поймешь, в чем она у тебя.
— В «сникерсе», — сладко причмокнув разбитой губой, блаженно отвечает Хорек.
Мы смеемся — и тут сзади слышится шум.
— Во-он они! Ограбили! Держи! — доносится со стороны складов.
Я оборачиваюсь: мужик избавился-таки от своего пальто, на четвереньках выполз на дорогу и теперь голосит, задрав к серым облакам собачье лицо.
— Вот ведь гнида неугомонная! — Сапог скрежещет зубами, круто разворачивается. — Ну, я его сейчас сделаю…
И тут из-за угла прямо на блазнящего мужика выходят четверо косарей в перетянутых ремнями шинелях.
— Попали! — охает Губастый.
Шуня вцепляется в рукав Тёхиной куртки.
Дальше все происходит очень быстро. Косари, мало того что оценивают обстановку, они узнают измутузенного нами мужика и — это заметно даже издали — едва не расстилаются перед ним. По крайней мере, бросаются поднимать всем скопом. А потом один остается с потерпевшим, а трое рвут за нами, рвут с таким азартом, с такой скоростью, точно им посулили по миллиону за каждого.
Ну и мы, понятное дело, тоже рвем — а что еще остается делать?
***Бежим по мокрой, ростепельной дороге. Косари не отстают. Трое здоровых, крепких мужиков, злых и уверенных в своей правоте, — от таких трудно уйти. Станция осталась далеко позади. Мимо проносятся машины, поднимая облака грязной водяной пыли. Справа лежит заснеженная равнина, вдали темнеет лес, а слева тянется бесконечный, как поезд с нефтяными цистернами, серый забор.
— В-в-врассыпуху на-до! — на бегу не говорит — лает Сапог.
— Нет! — Тёха машет рукой вправо. — Снег! Увязнем!
Тяжело бухая ногами в слякотный асфальт, я стараюсь держаться ближе к дороге — по обочине тянутся лужи, раскисшая глина хранит глубокие отпечатки колес. Только наступи — или поскользнешься, или черпанешь ботинком воды, и тогда все, хана, ты уже не бегун.
Впрочем, бегунами нас назвать можно с большой натяжкой. Мы не выспались, зато довольно плотно поели у костра, и бежать нам трудно. В таком состоянии хорошо лежать в теплом тихом закутке на чем-нибудь мягком, а не кроссы устраивать.
Косари наддают. Хорек начинает отставать. Я оборачиваюсь и вижу его измазанное шоколадом и засохшей кровью лицо, выпученные глаза, из которых на меня плещет животным ужасом.
— Руку давай! — Ухватив пацана за ледяные пальцы, я тащу его за собой, стараясь успокоить: — Носом дыши! Ровно, ровно! Не падай!
— Ай! — Хорек запинается, тоненько вскрикивает и кубарем летит едва не под колеса проходящего «ЗИЛа».
Пока мы с Губастым его поднимаем, пока Тёха в три непечатных слова успокаивает, косари настолько сокращают разрыв, что становится отчетливо слышно их сиплое, тяжелое дыхание.
— Догоню — убью! — орет самый рослый из них.
Другой просто матерится, третий молча вырывается вперед.
— Всех не повяжут! — Тёха начинает прикидывать, как быть, когда этот марафон закончится. — Сапог, Пятёра, берите на себя по менту, третий — мой! Шуня, Хорек, вы уходите… туда, туда! — Он показывает вдоль забора. — Мы их задержим…
И тут впереди, метрах в тридцати от нас, тормозит черный квадратный джип с тонированными стеклами. Такие машины называются «Гелендваген» и пользуются большим спросом у «деловых пацанов».
Хлопает дверца, и на дорогу выбирается хозяин джипа — здоровенный бровастый амбал в сиреневых трениках и резиновых тапочках на босу ногу. Он по пояс голый, бритый череп отсвечивает синевой. На волосатой груди блестит цепочка с золотым полумесяцем.
— «Динамо» бежит? — задорно кричит он нам и сам же себе отвечает: — Все бегут!
— Помогите! — без особой надежды пищит запыхавшаяся Шуня.
