Джим Додж - Дождь на реке. Избранные стихотворения и миниатюры
Джим Додж
Дождь на реке
Избранные стихотворения и миниатюры
Виктории Стокли Додж, которая более тридцати лет мне спутница и семь лет — жена, нерв моей души, любовь моей жизни
Примечания и благодарности
За редким исключением работы, вошедшие в эту книгу, были опубликованы в виде малотиражных листовок ручной печати, на открытках и в брошюрах, издаваемых «Тэнгрэм-пресс» Джерри Реддэна в Беркли, Калифорния; он же был дизайнером этой книги. Уже два десятка лет я работаю почти исключительно с Джерри, всегда — с радостью, восторгом и благодарностью.
Первая подборка стихотворений в этой книге — от «Учимся говорить» до «Купания Джо» — взята с открыток друзьям и коллегам, которые я каждый год отправляю в день зимнего солнцестояния, с нескольких листовок, а также здесь попадаются и случайные стихи.
Стихотворения с «Красной горки» и до «Лучшего понимания очевидного» — избранное из «Ладоней к луне», вольной подборки любовной лирики, изданной в 1987 году тиражом 100 экземпляров и розданной друзьям и собратьям по духовным практикам.
«Наживка и лед», небольшое собрание стихотворений о рыбной ловле, философии и природе, увидело свет в 1991 году, тираж — 175 экземпляров, и включает стихи от «Произведения искусства» до «Рыбалки в Чертовой Дыре в разгар весны».
И, наконец, последняя брошюра, из которой позаимствованы работы для этой книги (с «К чему стремиться» до «Смерти и умирания»), — «Стихи Вилли-Пихты», сюита лирических монологов, дань живой речи рабочего люда с северотихоокеанского побережья, в особенности — лесорубов, ремонтников, рыбаков, скотоводов и разнообразных строителей, каким был мой отец. Я пытался передать их говор — манеру выражаться, ритм речи, выбор слов, — а также то сочетание эстетики, отношения и образа мыслей, что составляет культурный стиль. На мой взгляд, мне это удалось довольно неплохо, так что я честно не стыжусь этих стихотворений. Какие бы достоинства языка, остроумия либо мудрости ни отыскал в них читатель, все похвалы лучше высказывать тем, у кого я все это заимствовал; любые недостатки, увы, — скорее всего, от меня. «Стихи Вилли-Пихты» в 1998 году тиражом 200 экземпляров напечатал «Тэнгрэм-пресс».
До 1980 года я опубликовал еще две брошюры — «Де Вака в исчезающей географии» и «Солла-Соллью», — но поскольку эти издания «Мэд-Ривер-пресс» публиковались анонимно и целенаправленно против копирайта, работы из них я сюда не включал.
Новые стихи, написанные или существенно переработанные в последние десять лет, преимущественно составляют вторую половину этой книги.
Несколько новых и выбранных для этого издания работ публиковались в других книгах и журналах:
— версия «Зеленым концом кверху» впервые увидела свет в антологии «Далмо’ма IV: по лесам, по морям» («Эмпти Боул», 1986) под названием «Посадка леса под дождем». Под своим последним названием стихотворение также печаталось в антологиях «Бумажная работа» («Харбор», 1991) и «Пристойность и возможности» («Хэрриш-пресс», 1996);
— «Подсекай» появлялось в антологиях «С края острова. Хрестоматия Ситки» («Грейвулф-пресс», 1995) и журнале «Норткоуст Выо»;
— «Неестественный отбор: медитативное созерцание лягуха-быка, что харит камень», «Банкир» и «Красная горка» публиковались в альманахе «Терра Нова» (том 3, № 4, осень 1998 г.);
— «Тяжкий труд» выходил в «Форест Ньюз» (зима, 1999 г.);
— «Учимся говорить» и «Купание Джо» печатались в «Уайлд Дак Ревью» — превосходном литературном журнале Кейси Уокера с необходимыми проказами и новостями.
Все книги — это не только слова писателя, посему в этом духе мне бы хотелось поблагодарить Джерри Реддэна за оформление этой книги; Пита Штольца за безупречный набор; Кристофера Стайнауэра за каллиграфические виньетки; и Шэннона Диксона из «Пруф Позитив» за помощь в создании обложки оригинального издания. На нее вынесена вторая панель триптиха моего наставника и друга Морриса Грейвза «Большая голубая цапля и большая радужная форель-йог в воспринимаемом пространстве, умственном пространстве и пространстве сознания» (темпера, бумага, 1979), которая использована здесь с любезного разрешения душеприказчика Морриса и куратора его архива Роберта Ярбера и Совета по искусствам округа Гумбольдт. Кроме того, я хотел бы поблагодарить заведующих производством издательств «Гроув/Атлантик» и «Кэнонгейт Букс» Мюриэл Йоргенсен и Кэролайн Горэм соответственно, а равно и корректоров и художественных редакторов, занимавшихся этой работой.
Три поклона Гэри Снайдеру за жесткое, как обычно, чтение рукописи и предложения по названию книги.
Кроме того, я особо благодарен моим редакторам Моргану Энтрекину из «Гроув/Атлантик» и Джейми Бингу из «Кэнонгейта» за их неуклонную поддержку моих литературных трудов.
Мелани Джексон, мой агент, заслуживает особого упоминания за ее безмерные усилия и проницательную благосклонность ко мне.
И, наконец, самая глубокая моя благодарность — семье и друзьям за их неослабевающую веру, поддержку и терпение.
Избранные стихотворения и миниатюры
Учимся говорить
Перевод Шаши Мартыновой
Когда бы Джейсон ни сказал «добр» вместо «бобр»
или «кумица» вместо «куница»,
я втайне этому радовался.
Так ведь гораздо лучше:
дельный добр предан добрым своим заботам;
бурый кумицын хвост
кумится вдоль ветки кленовой.
Я не говорил ему, что он их
именует «неверно»,
хотя сам произносил, как принято.
Однажды он это заметил и объяснил:
— «Добр» — это я так говорю.
— Отлично, — ответил я, — годится
всё, что тебе по душе.
Но на той же неделе
он стал называть их «как надо».
Я сделал, что должен, —
как жаль.
Прощайте же, Добр, Кумица.
Так понимание сражает красоту.
Банка печенья
Перевод Максима Немцова
Торговый центр Коддингтона переполняли рождественские покупатели, и я стоял в очереди в «Банку печенья» — пекарню, торговавшую моими любимыми сластями.
Времени чуть за полдень — обеденный перерыв, — и за прилавком оставили одну продавщицу, молодую, с натянутой рассеянной улыбкой. Она работала как могла быстро, но очередь двигалась медленно. Я коротал время, читая спортивный раздел, лениво размышляя, стоят ли «49-е» 100 долларов и трех пунктов против «Баранов», и тут мое внимание привлекла пожилая женщина в очереди впереди. По сутулости и морщинам я прикинул, что ей чуть за 70, по меньшей мере — уверенные 65. На ней было серое платье, но его почти совсем закрывал толстый черный свитер, болтавшийся чуть ли не до подола. Она гнулась вперед, опираясь на палку, носом уткнулась в витрину — разглядывала печенье спокойно и внимательно, свирепо, как ястреб. Зачарованный силой ее сосредоточенности, я свернул спортивный раздел и любезно произнес:
— Выбирать всегда трудно.
Взгляд ее не дрогнул.
Я не винил ее в том, что она меня презрела. Чего ради старушке, живущей в культуре грабителей, насильников и жулья, поощрять праздные беседы с каким-то бородатым и, очевидно, полубезумным хиппи с гор, где он наверняка тоннами выращивает марихуану и Господь ведает чем занимается с овцами. Меня слегка омыло печалью — так всегда бывает, если твои добрые намерения гасятся культурными обстоятельствами. Настаивать я не решился.
Когда дошла старушкина очередь, она с сильным славянским акцентом заказала три печенья с шоколадной крошкой.
— Больших, — уточнила она, постукивая по стеклу напротив того, что выбрала.
Загнанная продавщица исправно вытащила три печенья размером с блюдце в кондитерских салфеточках. Я заметил — у одного сбоку отломался кусочек. Старушка — тоже:
— Битых не надо! — распорядилась она.
Продавщица улыбнулась ей на автопилоте и заменила ущербное печенье, сунула все в белый пакет и положила на прилавок.
— Доллар семьдесят шесть, пожалуйста, — сказала она старушке.
Та повернулась ко мне спиной и принялась шарить в ридикюле размером с кошелку для вязанья. Продолжительно что-то побормотав, она, в конце концов, выудила две долларовые бумажки, скрученные вместе и перехваченные желтой резинкой. К продавщице она обратилась с непреклонной формальностью:
— Еще мне печенья с арахисовым маслом. Маленького. На двадцать четыре цента.
Продавщица с видом «Господи, скорей бы месячные» зачерпнула совочком три маленьких печенья с арахисовым маслом и, не озаботившись их взвесить, сунула в пакет к остальным. Старушка скатила с двух бумажек желтую резинку и развернула их на прилавке, тщательно разгладила, а потом уложила белый пакет в ридикюль для вязанья, туда же бросила желтую резинку и чек и вышла, проворно шаркая. В наплыве толпы я потерял ее из виду и шагнул к прилавку.
