Наталья Гвелесиани - Уходящие тихо
— Постой, милый. Видишь, тетя Ксена замуж выходит. Ей надобно подкрепление. У тебя ведь хорошая энергетика? Дай мне за тебя подержаться.
Потом мы включаемся в игру, но появляется Таня с телефоном на длинном шнуре и так, блин, обламывает:
— Ксена, откладывать больше некуда. Ты обещала. Бери трубку и сообщай родителям. Можешь уйти в спальню, чтобы никто не мешал. А я пока попою им.
— Нет, останься.
Ну, нет мне покоя, Господи! Приходят и заставляют делать лишнее. Пусть будут свидетелями — я этого не хотела… Хотя, если честно, хочется в такой день услышать мамин голос.
— Але!.. Мама, ты?
— Ксена?… Ксена!.. — обрадовалась, чую всем своим собачьим сердцем. Даже трубку отвела и крикнула что есть мочи в комнату: — Боря, — Ксена!
— Мама, я скотина!
— Где ты сейчас? Назови адрес, отец тебя заберет.
— Погоди, мама, это, знаешь ли, немного поздновато. Понимаешь, мама, я замуж выхожу — прямо сейчас, чтоб я с места не сошла. Слышишь всякие звуки — это жених со своими старыми подругами и друзьями отмечают, если можно так сказать.
— …
— Что ты молчишь, мама? Ты что, плачешь, что ли? Ты что, совсем офонарела у меня? А-ну, прекрати сейчас же! Ты не поверишь, мам, он настоящий мужик. Здесь и Танька, и Виктор, и новые мои подруги.
— Он что — пьяница? Ксена, тебе там все эти дни подливают, да?
— Да ты что, ребенок что ли? Никто мне здесь насильно в рот не вливает, а все по уважительной причине и обоюдному согласию.
— Ладно, об этом мы потом поговорим. Передай этим добрым людям наше "спасибо" за гостеприимство, и папа за тобой заедет.
— Я что — чемодан? Выхожу замуж и — точка! А разговаривать будем после ЗАГСа.
— Да кто ж тебя, такую!.. Ах!.. Дурочка ты, дурочка. Ты знаешь, что отца на днях машина ударила?
— Папу? Что с ним?
— Он объездил все морги, все больницы, побывал у всех твоих ближних и дальних знакомых и в последние дни уже просто ходил до ночи по улицам, потому что… Невозможно просто так ждать…
— Ну, мам! Какая ты у меня все-таки многослезная.
— И его ударила машина. Несильно, осталось только синее пятно на ступне, будто кто на ногу наступил. Водитель его обругал, что не видит, куда идет. А он и не видел…
— А где он сейчас?
— А еще через день его в милицию забирали. Увидели такого потерянного и спросили документы. А он же паспорт с собой не носит. Пока выясняли, сидел в участке с двумя наркоманами. Они обязали его принести две пачки чая, если отделается.
— Принес?
— Четыре пачки.
— Ну молодец у меня папа, нормально!
— Ксена, папа у телефона!..
Какие-то бур-бур-бур в трубке. Потом трескучая тишина. И вдруг теплым душем сдержанный голос, в котором отчаянно прячется радость почти мальчишечья:
— Привет, Ксюша! Что это ты так загулялась? Проблемы какие-нибудь?
Ясно же по голосу — бить не будет! Это же папка мой, с которым мы иногда даже дружим и секретничаем от мамы, с которым мы вместе тайком от всех подавали мои документы в авиационный институт на начальницу всех стюардесс, прошли два экзамена, но мама узнала — маму вы…ла. Я же всем девчонкам в школе фотки его показывала и говорила, что у меня будет такой муж.
— Танька, то папа мой, он меня простил, простил!.. Да, папа! Здравствуй! Ты понимаешь, я выпила тогда и не смогла вернуться домой. Я долго продавщицу просила: отведите домой, пожалуйста! Ты спроси у нее, если мне не веришь.
— Уже спросил. Так. А дальше что было?
— А дальше… Ты же сам знаешь… Водка проклятая — крест мой и исчадие — водила меня за нос.
— И привела к жениху с красным носом, да, моя хорошая?
Голос у папы как калейдоскоп. Чуть что и — другой. И теперь в нем словно язык высунулся. Подменили моего папу на презрительно-ироничного:
— Ну что молчишь? Аргументов не припасла?
— Да просто… не прав ты как-то.
— А ты права по отношению к больной матери, которая не спит столько ночей? В общем, так. Будем считать, что это — твоя последняя подлость. Я приеду за тобой и начинай в конце концов человеческую жизнь. Хватит уже! Где вы там заседаете?
— Папа, я теперь в другом доме живу — у себя. Мы с Мишей придем к вам с мамой, но не сейчас.
— Да я твоему Мише уши оборву! Почему они там все смеются над тобой?
— Они не надо мной, они жизни радуются.
— Скучненько как-то радуются. Даже отсюда понятно. Ты знаешь, как называют такую победу? — Пирровой. Это Пиррова победа. Через два "р". Посмотри по словарю вместе с Мишей.
— Поняла. Ведь я косноязычная. Как ты всегда говорил.
— У тебя ум куриный, в первую очередь. В общем, так. Никуда я ездить не буду, хватит уже мне потерянного времени. А ты приедешь сама. Приползешь на брюхе. И я, вопреки своим правилам, тебе открою. Чтобы посмотреть в глаза. Кстати, я искал тебя ради матери. А то, что ты под забором сдохнешь, — я знаю.
— Боря, отдай сейчас же трубку!.. Ксена, это грех большой в пост. Отец Федор тебя все равно не благословит!
— Помню: я вырасту проституткой.
— Опять я виноват? Долго ты будешь выставлять нас перед людьми козлами отпущения? Четыре месяца в твою сторону не смотрел: делала, что хотела. Да как твоя пьяная компания не видит, что имеет дело с обыкновенным алкоголиком, который будет жить приживалкой, пока не наберет свои граммы?! Не прав я, а? Молчишь, не успеваешь выкрутиться?… Не слышу? Я тебе задал вопрос, почему не отвечаешь?
— Пап…
— Молчи!.. Ты пьешь, а нормальные наивные девочки водят тебя по квартирам друзей. Вернее, ты их водишь. Скажи что не так?
Не могу больше разговаривать. Помоги мне, Танюша, скажи ему "До свиданья!"
И Таня, вынув из моих ледяных ладоней трубку, что-то такое произносит:
— Здравствуйте, Борис Игоревич! Да, Таня! Нет, я не бездомная… А вам не кажется, что запреты на глупости малоэффективны? Я продиктую вам адрес, хоть вы и не придете. Пусть все будет честно.
Ну, нельзя же так! Нельзя же, нельзя! Это же мой папа, а то — лучшая подруга Таня. Почему между ними паузы? Такие громкие, страшные паузы. Как ботинки великана. Топ — одна нога. Топ — другая. Пристроились за спиной и двигаются, словно и нет меня. Словно сквозь меня, добры молодцы, вот-вот и наступят. Я лучше к индейцам уйду. Лягу под кровать, укроюсь с головой одеялом. Пусть только зайдут. А если правда зайдут? Я же не чокнутая, что я делаю под кроватью? Лучше я на кровать лягу. Вот так вот. А ты, дверь, не хлопай! Пусть они думают, что я в туалете. Эй, люди, почему вы свет выключили? Почему так темно, я спрашиваю?! Мама, где я?… Эй!.. Что ты хочешь?… Большая черная птица отделилась от места, где была раньше люстра, и кружит, снижаясь, над постелью. Ты хочешь забрать меня? Вцепиться мне в волосы? Облепила всю крыльями. Воздуху!.. Помогите же, люди!..
— Эй? Кто вы?
Заходят. Двое какие-то. Голубоглазые и золотоволосые. Один — всклокоченный, с остановившимся взглядом, на груди крест из рук. Встал столбом. Другая — как искра. Сразу метнулась, выпростав вперед руки.
— Ксена, тебе плохо?
— Кто вы? Нет, нет, уйди!.. Уйди! Ты кто?
— Да что с тобой? Я Таня.
Они нас убить хотят — меня и тебя, маленький. Раньше ты был треугольником с ручкой, тебя нагревали и водили по белью, нагревали и водили. Бежим с тобой к индейцам! Видишь, сколько их в углу — выскакивают из поющего ящика и рассаживаются у костра. Тесно им. Негде им. Муравьиная куча уже. Расползается. Замутнили костер, затушили. Не холодно тебе, маленький?
— Ксена, не бойся меня, пожалуйста! Посмотри на меня: я — Миша.
— Не подходи! Он спит. Маленький мой спит! Не подходи! Вы его убить хотите! Убить! Уходите, суки!
Отпрянули. Ушел всклокоченный и вошла похожая на Гоголя. Присела на корточки, подперев щеку узкой рукой. Далеко, как цветок. В другой руке — на полу — стакан. Протянула на вытянутой ладони. Мы с маленьким сжались. Перестала. Книжку из кармана достала — показывает картинки. Нет, фотографии. Моей подруги Майи фотографии, которые та про нашу жизнь снимает.
— Откуда у тебя Майины фотки, а?
— Погляди, Ксюша, это — речка в горах, а это — чьи-то следы на берегу. Много разных следов.
— Да. А вон те двое на той стороне все ж таки. Перебрались. Парень и девушка. Молодцы.
— Видишь, Ксюша, они перебрались, но ходят теперь по своим следам. А как быть с местами, где никто не бывал?
— А есть такие места?
— Есть. Это моя вера.
— Майя тоже так говорила.
— А ты сама кто?
— Я?… Не знаю, девчонки. Вы знаете… Я это самое… пью. У меня с собой было. За поясом. Но я потеряла в дороге. Вы не поможете найти? А как я к вам попала, девчонки?
— Разве тебя не Ксена зовут?
— Не-е. Ксена живет в Варкетили, а я тут с вами. Дайте мне пока закурить.
Утюг почему-то валяется на полу посреди смятой простыни. Непорядок какой-то. Не ладно здесь, не у себя. Прилягу на простынь, девчонки подадут одеяло. Меняются они чего-то. Вместо той, что на Гоголя, сидит теперь нервная с волнистыми каштановыми прядями. Поставила в ноги теплый чайник. Переговариваются с золотоволосой.
