Мариэтта Роз - Круги по воде (сборник)
Многочисленные стройки сиротливо замерли, обнесённые серыми заборами. В заборах предприимчивое население быстро наделало дырок: поскольку бросили не просто каркас дома, но ещё и стройматерилы, кое-где даже технику. Буквально за пару лет всё это когда-то советское (а значит, общественное, по сути, ничьё) хозяйство уже было растащено, прибрано заботливыми руками. Ещё пара лет – и каркасы прогнили, согнулись, как будто сокрушаясь над своей судьбой: домами им не быть. Никогда. Только под снос. Впрочем, их не сносили – до этого ли было? Так и торчали прогнившие, проржавевшие социалистические стройки, как памятники ушедшей эпохе.
Вместе с общим внешним благополучием отхлынула и культура. Жители города, славившегося своими театрами, в эти самые театры не ходили. А если и ходили, то зимой – в валенках, весной и осенью – в стоптанных, испачканных грязью туфлях. Музеи тоже теперь посещали разве что школьники в рамках общего образования. Про библиотеки забыли. А если где-то убыло, то, по всем законам сохранения энергии, значит, где-то прибыло.
Вскрылись такие нарывы общества, о которых раньше помалкивали, а теперь загорланили во весь голос. На лавочках вместо старушек теперь восседали гопники, вели свои гопнические «разговоры», лузгали семечки. По улицам шатались подростки и, мучаемые бездельем, творили разные, невинные на их взгляд, шалости: то позднего прохожего разденут, то витрины побьют. Ведь в их десять-двенадцать лет им даже Уголовный Кодекс не указ! Про школу и родителей лучше помалкивать: те и другие уже давно никого не воспитывают, только обязанности друг на друга перекладывают. Забегали от дома к дому зазывалы с книжками о райском мире, истине, известной только их Учителю. При этом в каждой квартире они рыскали ненасытными глазами: чего бы урвать не для общины, а для себя лично.
Впрочем, достаточно быстро все угомонились. Люди словно очнулись. Снова стали открываться детские клубы, худо-бедно, но закапало финансирование. Родители вспомнили про свои родительские обязанности, похватались за детей, не успевших окончательно спиться, сколоться. Движение неформалов, ещё не так давно со всех сторон притесняемое, развернулось со скоростью освобождённой пружины. Именно эти самые неформалы, в советское время считавшиеся врагами народа, сумасшедшими и даже сектантами, быстро построили в рядочек «реальных пацанов», а заодно – и настоящих сектантов.
В общем, город покачался в разные стороны, но устоял.
Правда, транзитом так и остался.
Новосибирск мог бы стать великолепным туристическим городом. Над его архитектурой когда-то трудились величайшие творцы ХХ века, например, такие, как Дмитрий Крячков. Под его крылом выросли именитые художники, музыканты, актёры, писатели. Только вот где они жили? Где учились? Где умерли? Даже сами новосибирцы толком не знают, каких именно деятелей искусств выпестовала их малая родина. Чудом сохранившиеся таблички рассказывают только о погибших в огне революции или Великой Отечественной войны. Других героев в столице Сибири вроде как и нет.
Мало-мальски понимающий турист согласен в Новосибирске остаться на одну, максимум две ночи – не более! Потому, что самая маститая гостиница города гордо носит статус «минус пять звезд», то есть со всеми неудобствами и по сумасшедшим деньгам. Потому, что дороги такие, что по ним даже ноги бить жалко. Потому, что смотреть толком не на что: музеи обнищали, старинные дома скособочились, памятники уже давно позеленели от времени и голубей.
В общем, в конце ХХ века Новосибирск представлял собой весьма жалкое зрелище.
Нищий, с остатками позолоты, поэтому категорически не признающий себя нищим. С великолепными университетами, выпускники которых никуда не могли устроиться, потому что обучали их всё ещё по советским нормативам, а не согласно требованиям современности. С удивительной историей, которая нигде и никак не отмечена, поэтому благополучно забыта. Где бандиты мнят себя меценатами, благодетелями, поскольку действительно таковыми являются в свободное от прочих дел время.
Одним из таких бандитов и был Сметана. Некто Анатолий Иванович Сметанин, имеющий за плечами высшее медицинское образование и несколько ходок. Которого жизнь наказала так, как этого никогда бы не смог сделать Уголовный Кодекс.
Глава IV. Январь 1998 г. Инга
Инга молча давилась слезами в женском туалете. Такого унижения за всю свою жизнь она ещё ни разу не испытывала! Лучше бы провалила. Лучше бы заставили пересдавать. Но не так! Не так…
По всем экзаменам Инга получила «трояки». Значит, стипендии не будет. Хотя это полбеды! Потому, что отшутиться: «главное – не вылетела» – не удастся. «Следующую сессию я вообще не сдам», – подумала Инга и заревела горше прежнего.
Прошедший семестр Инга плыла. Топором. Потому что абсолютно весь материал казался китайской грамотой. Абсолютно по всем предметам.
Перед каждым практическим занятием девушка прилежно вызубривала лекцию наизусть, просилась к доске. Но только за порог аудитории – как всё выветривалось, как будто и не было. Перед экзаменами пришлось учить заново. Чуть голова не лопнула! Не ела, не спала. Отощала.
Первые два экзамена кое-как сдала. На вопросы отвечала более или менее уверенно, но стоило экзаменатору отойти хоть немного в сторону от заученной темы, как Инга терялась, лепетала что-то невнятное. Педагог, полистав журнал, вздыхал и всё-таки выводил в зачётке «удовлетворительно».
Третий экзамен «Черчение» выучить оказалось проблематично: тут надо головой соображать. А Ингина голова соображать отказывалась! Все эти сечения, полусечения… диагонали, квадраты, окружности! Зачем столько фигур в геометрии? Какой дурак их придумал? Ведь специально же! Назло ей, Инге.
К счастью, экзамен принимал тот же педагог, что вёл практические занятия. Он повздыхал над Ингиным чертежом, задал пару вопросов, получил на них весьма туманные ответы и нарисовал «тройку».
– Вы совершенно не понимаете предмет, – сказал он. – Так что ставлю оценку только за старание.
Вздохнул. И вдруг на полном серьёзе спросил:
– А вы не думаете сменить профиль?
– В смысле? – удивилась Инга.
– Ну, другой факультет, другой вуз. Вообще другая направленность. Подумайте, пока не поздно. В следующем семестре материал будет сложнее, а вы и этот не усвоили, хотя верю, что очень старались.
Инга тогда обиделась, поджала губы, мол, не ваше это дело! А поздно вечером, уже забравшись с головой под одеяло, вдруг расплакалась. Не из-за «тройки», нет! А из-за того, что правду сказали. Ну, не понимает она ничегошеньки! А ведь через два дня предстоит последний экзамен – физика. По нему соображает не больше, чем по всем остальным. Одинаково отвратительно.
Оставшиеся дни до усердно зубрила. Так усердно, что всё в кашу перелопатила.
В день экзамена умудрилась бездарно проспать: устала так, что даже будильник не услышала. Проснулась только около одиннадцати.
Бросилась в университет, залетела не в ту аудиторию. Успела только порадоваться, что опоздала не слишком смертельно. Впрочем, сам экзаменатор тоже сразу ничего не понял. Инга схватила билет со стола, забилась за парту, судорожно пыталась понять, что же там написано. Не удалось! Вот ничегошеньки мозг не выдал! Как Инга ни старалась, как ни трясла головой – бестолку! Поплелась отвечать, с отчаяньем понимая, что первый «неуд» ей обеспечен. Истина – что экзамен не тот, что профессор не тот и что даже курс вообще не тот – открылась, когда спросили её фамилию, а тут – такой фортель! Инга побелела, онемела.
К счастью, экзаменатор оказался дядькой понимающим. Он взял девушку под руку и сам отвел её на кафедру Физики, оставил там на попечение двух аспиранток. Вскоре появился профессор, которому Инга и должна была сдавать предмет. Историю незадачливой студентки он уже знал.
– К счастью для вас, Миловская, ведомость ещё у меня, – сказал он. – Устно отвечать будете?
Инга что-то промычала, замотав головой: всю физику уже напрочь забыла!
– Тогда решите вот эти задачки и будете свободны! Даю вам ровно час, – профессор сунул ей листочек и сел за стол.
Инга с ужасом уставилась на задачи. От пережитого ужаса перед глазами всё плясало. Какое тут решение! Она даже условие толком прочесть не может.
Только Инга собралась духом признаться, что согласна на «двойку», как в кабинет ворвался Витя. Взлохмаченный, под мышкой – потёртый дипломат.
– Прищепа! – обрадовался профессор. – Чем порадуете, молодой человек?
– Я бы хотел согласовать с вами тему моего доклада для технической конференции.
– Уже? – ещё больше обрадовался профессор.
– Вот, – Витя полез в дипломат. – Я тут накидал кой-какие тезисы. – Он сунул в руки профессора несколько смятых листков. А для этого он прошёл мимо Инги и вроде бы случайно заглянул в её задачи.
