Лесли Дэниелc - Уборка в доме Набокова
— А что, как вы думаете, будет с этой книгой дальше? — спросила я.
— Про деньги я никогда заранее не загадываю, — предупредила Марджи. — А то крыша поедет. — Она отодвинула бутерброд и закурила. — Беда в том, что там и про любовь, и про бейсбол. Никуда не годное сочетание.
Мы с котами следили, как всплывает вверх кольцо дыма.
— Ему что, трудно было сделать сюжет не таким вялым? — Она затушила едва начатую сигарету об тарелку с нетронутым бутербродом. — Что теперь говорить.
Коты терлись у ее ног. Один вспрыгнул на спинку ее стула и таращился на меня, выгнув спину и поставив хвост трубой — ну чистый ведьмин кот. Хорошо, что ко мне они пока не липнут, но я знала: скоро доберутся и до меня, это только вопрос времени.
Мы встали. Точнее, встала Марджи, а я за ней. Она смерила меня взглядом:
— Когда снова поедете в Нью-Йорк, повидаться с Сумчатым или с ребятами из «Сотби», я ссужу вам свой свитер.
Я решила не говорить, что терпеть не могу кусачую шерсть. Что ни даст мне Марджи, все хорошо.
— Спасибо. И спасибо за обед.
Как же быстро все кончилось…
Да только, похоже, не кончилось. Через гостиную, напоминающую внутренность трейлера, Марджи отвела меня в квадратную комнату со стеклянным потолком. Чтобы войти, ей пришлось открыть деревянные ворота. Здесь были сплошные книжные полки, а еще сиденья возле окон, кресла с подголовниками и читальными лампами и большой письменный стол.
— Это мой кабинет, — сказала Марджи. — Билл отделал его на деньги, которые я заработала на первой большой сделке.
— А какой именно? — спросила я не без опаски, — может, еще рано задавать столь интимные вопросы.
— Еще какой! Вы, наверное, видели такую книжку в мягкой обложке: «Сплю и ем», мемуары.
Снаружи на деревьях висели кормушки. Сквозь закрытые окна проникал птичий щебет.
— Котов я сюда не пускаю, такой тут мяв разведут, пытаясь сцапать птичку.
Я заметила, что пепельниц в кабинете тоже нет.
— Вы что же, не курите, когда работаете? — спросила я. И только тут сообразила, что это очень личный вопрос; впрочем, Марджи не обиделась.
— Я курю, чтобы не есть, — сказала она. — А что до кошек, я их, конечно, люблю, но не терплю их запаха.
Книжные полки вдоль стен были забиты под завязку. На одной стене все корешки были в розовом, алом и золоте — любовные романы.
На стульях возле окон лежали подушки с вышитыми словами. На одной красовалась красная надпись: «Французский поцелуй». Другие я читать побоялась. Вместо этого выразила восхищение стеклянным потолком.
— Не течет, — с гордостью сообщила Марджи. — Если уж Билл что делает, то на совесть.
Похоже, у них был настоящий брак, с полным взаимопониманием.
Я решила, что пора уходить. Надевая куртку, я обнаружила, что с обшлага свисает длинная нитка. Марджи ее тоже заметила.
— Внешний вид имеет немалое значение. — Марджи внимательно смотрела мне в лицо, проверяя, воспринимаю ли я ее слова. — Особенно в Нью-Йорке. В двадцать лет это не столь уж принципиально — в этом возрасте почти все сойдет.
Я слушала и ждала.
— А вот как станешь постарше, тут уже важно выглядеть преуспевающей — чтобы все видели, что свою жизнь ты прожила не зря.
— Да, про свитер… — начала было я.
Она явно ждала этих слов, потому что сразу же нашарила за дверью пакет из химчистки. Полиэтилен зашуршал, и у котов от этого шерсть встала дыбом.
— Просто будьте собой — именно это им и нужно.
— Но зачем я вообще им нужна? — спросила я.
— Вы же нашли эту рукопись, — ответила Марджи. — Если ее признают подлинной, они должны поверить, что вы как раз тот человек, который и мог найти ценную рукопись. По сути говоря, вы продаете им себя.
Уж не знаю, обрадовалась ли я тому, что оказалась выставленной на продажу, но, как только дом Марджи скрылся за поворотом, оставшиеся шесть десятых мили до своего порога я одолела вприпрыжку — а пакет болтался за плечом, как неудачно склеенный воздушный змей.
Инспектор
Вернувшись домой, я дала себе разрешение немножко побездельничать. Постоянно бездельничать плохо, но иногда можно просто почитать романы, даже любовные романы.
Не вставая с дивана, я пробежалась по нескольким самым успешным книгам о любви. В каждой из них речь шла о мужчине и женщине, у которых не было абсолютно никаких показаний к тому, чтобы прожить вместе долгий и счастливый век. Не ведавшие оргазма героини были моложе, мелкотравчатей и беднее героев, которые влюблялись в них и делали их совершенно счастливыми. Будь эти критерии применимы ко всем, мы с персонажем из прошлого составили бы идеальную пару. Были там истории воздаяния, где героиня переходила из состояния «до» в состояние «после» сексуального удовлетворения и даже делала еще один оргастический шаг вперед: полное слияние, сиречь брак. Все это было неприкрытой пропагандой, яростно внушавшей падшим женщинам по всему миру: пусть ты, овечка, и отбилась от стада, ты еще можешь вознестись на небеса на спине — а точнее, на передке — настоящего мужчины.
Что-то в этих романах вызывало желание объесться шоколадом и растлить парочку диванных подушек.
Я не поддалась искушению.
Тут, будто заслышав внутренний зов, прозвонился персонаж из прошлого. Попросил выпить с ним кофе в «Горизонте». В любовных романах влюбленные делятся друг с дружкой самыми потаенными мыслями, но я уже давно пришла к выводу, что с персонажем из прошлого лучше не откровенничать. Потому что к тому моменту, как он со мной заговаривал, он уже успевал прокрутить весь разговор в голове, так что из уст его выходили не столько реплики, сколько изречения.
— Когда бы ты хотел встретиться? — вежливенько поинтересовалась я.
— Завтра в девять утра, — был мне ответ, а потом в телефоне щелкнуло — разговор был окончен. Есть ли в моем окружении хоть один человек, владеющий правилами телефонного этикета?
У меня была целая вечность до того момента, когда я узнаю, что же персонаж из прошлого вознамерился поведать, и я решила, что не буду о нем думать, пока не увижу воочию. И продолжала читать любовные романы.
Я валялась на диване, дойдя до середины чрезвычайно откровенной сцены совокупления, когда в дверь позвонили. На пороге стоял высокий человек в коричневой форменной куртке чиновника округа Маклин. Начитавшись романов, я поначалу подумала, что он, возможно, лишенный титула герцог или рок-звезда.
— Добрый день. Я с инспекцией из суда по семейным делам, — сказал он извиняющимся тоном. Он с большой элегантностью умудрялся отводить глаза от моего наряда, обычного сборного ансамбля «все равно никто не увидит». — Вы ведь Барбара Барретт?
— Она самая.
— Спасибо. — Он что-то пометил на планшете.
Я подумала: похоже, ему по большей части приходится посещать людей, пьяных или обкуренных настолько, что им и подпись-то не поставить. Он всучил мне официальную повестку суда по семейным делам. Там говорилось, что их сотрудник пришел ко мне на дом с официальной инспекцией и мне «настоятельно рекомендуют» оказать ему всяческое содействие.
— Если хотите, я пойду пообедаю и вернусь через час, — предложил он, старательно не глядя через мое плечо на мое неприбранное жилище — повсюду стопки книг. — Через два часа. Вот ссылка на наш сайт, там вывешены вопросы, которые часто задают, и ответы на них. — Он указал на нижнее поле повестки.
— Спасибо.
Как только он ушел, я залезла на сайт, прочитала про пылесосы и астму, пассивное курение, возможность возгорания на кухнях, где скапливается жир, и употребление тюбиков с клеем для того, чтобы «нанюхаться».
Я со всех ног бросилась убирать и пылесосить. Жидкость для снятия лака и все прочие растворители я попрятала в гараже. Попыталась отдраить плиту, но сдалась, ринулась в магазин (стоять в очереди к обворожительному кассиру не стала), накупила разноцветных коробочек детского йогурта и забила ими верхнюю полку холодильника, а еще прихватила мешок яблок, которые были на распродаже. Соорудила отдельные полочки для зубных принадлежностей с надписью «Зубная нить — твой лучший друг». Притащила из своей спальни дочкину пижамку и сунула ей под подушку. Сложила книги так, чтобы по форме получилась оттоманка, и набросила сверху одеяло. Теперь можно было подумать, что в доме есть кое-какая мебель.
Когда инспектор вернулся, я обратила внимание, что на руках у него бежевые замшевые перчатки. Он открыл дверь холодильника. Оттуда посыпались яблоки. Он удивился.
— Я пеку пироги, — пояснила я, подбирая яблоки с пола и запихивая обратно. Прозвучало это так, будто я оправдываюсь.
— А я не люблю пироги, — пожаловался он. — Горячие фрукты — это не для меня.
Он выпрямился во все свои метр девяносто, в очередной раз напомнив мне, что у высоких людей есть явное, хотя и незаслуженное преимущество.
