Владимир Дружинин - Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы
— Вы будете в Брюгге? — сказал один из друзей Жака. — Позвоните моему приятелю, Клоду Верселю. Он ветеран войны и, вероятно, что-нибудь знает.
— Ты должен поехать в Брюгге так или иначе, — говорит Жак. — Кто не был там, тот…
— Не понял Бельгию, — вставляет кто-то.
— А Льеж! Не побывав в Льеже…
А сами бельгийцы? Что это за люди, какими чертами характера они отличаются?
— О, тут тоже пестрота, — отвечает мне Жак. — Северная рассудительность, галльский темперамент… Чаще всего нас определяют так: ноги у бельгийца на земле, а голова в облаках. Как это понять? А вот присмотрись, подумай…
Все сошлись на том, что мне сперва надо провести неделю-другую в столице.
Брюссель
Есть города, которые можно охарактеризовать двумя-тремя словами. Скажем, город каналов, город небоскребов.
Брюссель не относится к их числу.
Если подойти строго, ему многого не хватает. Здесь нет архитектурной цельности Амстердама. Брюссель — пестрое смешение стилей и веков. У него нет большой воды — скажем, озера или широкой реки, а без этого городу трудно быть красивым. На плане Брюсселя голубеет лишь узенькая речушка Сенн. Она далеко от центра, обросла портовыми кранами и выполняет скромную роль подъездного пути: соединяет столицу с сетью бельгийских рек и каналов.
Проще подыскать для Брюсселя эпитет. Гигантский? Нет, не подходит. Число жителей — в пределах миллиона. Мне хочется назвать его уютным, приветливым.
Еще не исчезли здесь старые, почти музейного вида трамваи. Дома, построенные большей частью в прошлом веке, напоминают желтоватыми и коричневыми тонами старую, потускневшую мебель. Но город расцвечивают вывески бесчисленных «брассери» — кафе-пивных. Это своего рода клубы. Брюсселец проводит весь вечер в зальце «брассери», один или в компании, смотрит телевизор, читает газету. В «брассери» обсуждают новости квартала, города, дела политические.
В теплые дни столики выносят на улицу. Много киосков, лотков с цветами, фруктами, овощами. Магазины выносят часть товаров наружу, на скамьи или прямо на тротуар. Даже в центре, на торговой улице Нев, продавцы в рупор, что редко услышишь на севере, зазывают публику, расхваливают вещи, выставленные для распродажи.
Брюссель иногда называют дальним предместьем Парижа. И верно, очень многое в облике, в красках оживленной уличной жизни роднит две столицы. Говорит Брюссель главным образом по-французски, хотя все надписи — на двух языках. У него свои Большие бульвары, охватившие ядро города широким зеленым обручем.
И в Брюсселе соседствуют богатство и скудость.
В Амстердаме различаешь основательные каменные здания, похожие на фермы, и скромные избушки — вонботы. Те, кто победнее, буквально сброшены с улиц на воду. В Брюсселе люди разных достатков — на суше.
Адрес человека довольно ясно говорит, каков его доход. Например, авеню Луизы — Брюссель богатых, она вонзается в тенистый Суанский лесопарк. А самые богатые обитают за городом — в виллах, обнесенных массивными оградами, в замках. В королевстве бельгийском немало миллионеров, владеющих заводами, судами, угольными разработками, рудниками в Конго. Тысячи баронов, сотни графов, десятки принцев. Аристократам, монастырям по-прежнему принадлежат обширные угодья.
То, что на авеню Луизы выбрасывают в мусорные чаны, нередко объявляется на лотках в другом конце города, на так называемом «блошином рынке». Старьевщики роются в мусоре и извлекают кое-что, годное для сбыта.
Да, покупатели находятся…
Огромная усатая старуха торгует перчатками — истертыми, серыми от въевшейся пыли. К ним и прикоснуться противно. Рядом ветер раскачивает изношенные донельзя пиджаки — заштопанные на локтях, с пятнами, не поддавшимися химчистке.
Меня поразила груда разнокалиберных, ржавых ключей. Кому они нужны, без замков? Я смотрел и пытался представить, какие шкатулки, столы, поставцы, буфеты, гардеробы, кладовые, подвалы, чердаки запирали они в домах, может быть, уже сметенных войнами.
Подошел мужчина в плащике, чисто одетый, вынул из кармана бумажку с чертежом, начал рыться в груде, примерять ключи. Нет, этот не бедняк…
Повезло, ключ отыскался. Его, правда, понадобилось чуть-чуть подогнать напильником. Но ведь это дешевле, чем заказывать новый. На франк-другой, но дешевле.
Спускается вечер, тянет за собой мглу, поредевшую было за день. Движение стало гуще, машины цугом бегут за трамвайчиком, прямо по линии.
За витринами зажигаются елочки, маленькие, не очень яркие, экономные. Осветилась реклама банка. Молодая пара — оба красивые и веселые — катаются на роликах. Веселые потому, что знают, куда класть деньги. «Смотрите, как легко нам делать сбережения!» Так же легко, как скользить на роликах.
Если верить плакату…
Цена франка
Больше всего в Брюсселе улиц среднего достатка.
Они нешироки, здания гладкостенные, без лепных гирлянд. У тротуара тесно стоят бездомные машины, гаражей здесь мало.
В укромных «брассери» обстановка традиционная: темные панели отделки, угловые диванчики, ветеран-буфет, украшенный дедовской кофейной мельницей. Попадаются и харчевни, где принимают по-семейному: тут же, за вашим столом, сидит старушка — мать хозяина, вяжет носок. Подают «мули» — черные морские раковины в наперченном бульоне с луком. Моллюски внутри съедобны.
Порцию «мулей» можно получить и на улице. Облако пара над переносной плитой, запах сельдерея… Недороги и жареные «эскарго». Это крупные морские улитки в панцирях, напоминающих чалму. Извлекают улитку длиннозубой вилкой, держа панцирь специальными щипцами.
А там шипят под тентом ломтики картофеля — «фриты». Без них тоже немыслима обычная брюссельская улица.
Приезжий, может быть, не сразу уловит заботы и тревоги этой улицы — чистой, на вид зажиточной.
Правда, Бельгия слывет в Европе богачкой. Бельгийцам почти не приходится бросать родину в поисках работы. Бывает, инженер едет за границу по приглашению. Это другое дело. А рабочих Бельгия с давних пор сама принимает со стороны — итальянцев, испанцев, греков, даже французов. Сейчас черный день как будто отодвинулся.
Но все-таки не исчез из вида…
Приезжему из нашей страны, с нашими привычками, трудно представить себе, какая жестокая экономия скрыта за опрятными фасадами. На стойку «брассери» редко упадет десятифранковая монета — в просторечии «тюнн», не учтенная заранее в статье расходов.
Да что — «тюнн»! В семье рассчитан каждый франк. Кто знает, надолго ли поправилась конъюнктура. Да ведь и сейчас полная занятость не во всех отраслях производства. Объявлено же официально — пособия по безработице получают сто тысяч человек.
А цены! Повышаются из года в год, в особенности на продовольствие. За кило говядины или свинины изволь платить на десяток франков больше, чем в прошлом году.
Однажды маленькая булочка, прозванная «пистолетом»— в память монет пистолей, ходивших когда-то, — стала дороже на четверть франка. Это самая мелкая монета. Номер газеты — три с половиной франка, трамвайный билет — семь. Однако здесь, на улице, каких много, чувствительно и это повышение. Печать протестует. Оказывается, булочники нарушили — который уж раз! — цены на хлеб, установленные законом.
Улица сетует на то, что дороги квартиры, дорого обходятся визиты к врачу и лекарства.
Покупая телевизор, не забывают подсчитать эффект в бюджете. Два билета в кино вечером — это, по цене, килограмм масла. Расходы на кино резко сократятся. И на газеты и журналы, на футбол…
Завести машину — тоже выгодно.
— Посудите сами, — сказал мне в «брассери» сосед по столику, — машина необходима. Здесь я отдаю треть зарплаты за квартиру, а за городом жилье гораздо дешевле. Переехал бы, но всю разницу съест автобус. Транспорт и без того отнимает массу денег.
Одна знакомая при нас покупала автомобиль. Дело происходило на ярмарке автомашин. Мы проголодались, встали в очередь за съестным. Как возмущалась бельгийка, что булочка с сосиской стоила на ярмарке дороже на два франка!
Машина здесь не роскошь. Она позволяет обойтись без автобусов, трамваев, в ней дешевле можно съездить в отпуск.
…Когда я вышел из «брассери», улица уже затихала. Окна гасли. Скрылись в темноте супруги на роликах, те, что играючи откладывают деньги. Было девять с четвертью — время позднее для обыкновенной, утомившейся за день улицы Брюсселя.
Размышления у Атомиума
В холодном, вязком тумане, затопившем сегодня Брюссель, он напоминает что-то живое. Кажется, великан, который похваляется силой, жонглирует тяжелыми ядрами. Подходишь ближе, и из тумана со всей стальной определенностью выступают штанги и шары, крепко сваренные между собой, поднятые на высоту в сто десять метров.