Дмитрий Григорьев - Господин Ветер
Кристофер совершил очередной круг возле Галки и продолжил:
— А можно так… Словно тореадор на арене. — Он взмахнул рукой и вдруг стал намного тоньше: жест получился воздушный, легкий, как взлетающая бабочка. — Это для эстетов. Для тех, кто прикалывается к тонкой природе… Тут нужен и прикид соответствующий и все такое… А вот например. — Крис начал подпрыгивать, стоить рожи, энергично двигать руками. — Это для тех, кто любит беседовать, ибо человек, много говорящий жестами, говорит также много слов.
Галка слабо улыбнулась.
— Но есть еще один. Беспроигрышный. Показать?
— Покажи.
— Смотри. — Он подскочил к Галке, обхватил ее чуть выше колен и поднял так, что она завизжала. — Сажаешь герлу к себе на плечи и теперь…
Усадить на плечи даже легкое птицеподобное существо типа Галки, оказалось непросто: Крису пришлось опустить ее на землю и подставить спину.
— Садись, садись… Теперь мы как капитан Врунгель, двойной высоты, это для тех…
— Кто любит повеселиться? — донеслось сверху.
— Нет, для тех, кто плохо видит, — ответил Кристофер. — Сиди, сиди, мы сейчас застопим.
И действительно, первая же машина остановилась.
Водитель оказался круглолицим, рыжим, белокожим, как все рыжие, дядькой в клетчатой рубашке, синих чистых джинсах, и кепке «Чикаго Булз». Словно с какой-нибудь американской трассы. Крис подумал, что и окрестные (на сотни километров окрест) места — пустыни, степи, мелкосопочник (здесь уже не отроги Алатау, а настоящий, центрально-казахстанский) и даже дороги весьма напоминают Америку, ту, которую Крис видел в фильмах и на картинках. Только машина была совсем не американская — старенький зеленый КАМАЗ с прицепом.
— Смешные вы, — сказал водитель, когда они сели. — Я недели две назад таких же смешных до Омска подвозил.
— Таких же как мы?
— Похожих. Двух таких музыкантов с чемоданом. На нем еще струны. Смешные. Он как-то еще называется.
— Мамушка, что ли?
— Ну ну, вот именно, Мамушка.
— Ого! Это же знаешь кто?! — Крис повернулся к Галке. — Это Волос, Махмуд. Шаманы из Саарема.
— Откуда? — спросил драйвер.
— Саарема. Вообще-то это остров в Эстонии. Но и как бы, священная страна. Там растет сосна, которая является осью мира.
— Ну ну. Те тоже сказки рассказывали.
— Сказанное слово уже создает определенную реальность, — наигранно-обиженным тоном сказал Крис, — и если я говорю, растет сосна, значит она действительно там растет.
— Ну ну.
— Эта сосна растет на вершине горы, — Кристофер обращался уже к Галке. — И она совершенно не имеет веток. И на вершине этой сосны находится педаль.
— Педаль? — переспросил драйвер.
— Педаль. Ни один шаман в одиночку не может повернуть эту педаль. Но когда они собираются вместе и поют свои шаманские песни, педаль проворачивается.
— Ну и чего?
— Тучи разбегаются, на небе появляется радуга, идет солнечный дождь и прочие кайфы для всех живых существ.
— Ну ну. Чего же мы тогда в такой жопе? — Водитель улыбнулся.
— Наверное, им вместе трудно собраться.
— А я сейчас вам о судьбе расскажу. Ну, такой солнечный дождь, что и жить не хочется. — Драйвер вздохнул. — Прошлой зимой работал я на трассе Питер-Москва. Здесь-то всего три месяца. В командировке. А Питер-Москва, Москва-Питер часто. Ну, еду, смотрю — идет по трассе человек. Совершено черный, грязный, ну бомж-бомжом. И не голосует. А морозище… Ну, градусов десять. Туда еду, он в Волочке был, обратно, через два дня — уже у Выползова. Потом опять в Питер — снова его вижу, уже ближе к Крестцам. Ну, остановился, взял. Мне чего, я за груз не боюсь — железо. И он рассказал. Отслужил в армии, вернулся, девушка, как водится, за другого вышла. Ну, с горя напился, устроил дебош, кого-то случайно зашиб. А дальше — только выбрался из тюрьмы, деньги в поезде украли. Поехал до родителей, а те за два дня… того. Оба причем. Отравились, что ли. А он не прописан был, ничего ему и не осталось. И документов нет. Тогда он к армейскому другу. Приходит, а тот тоже… В петле висит. Так он и остался без всего, ну, вообще ничего нет и немного того, — драйвер оторвался от руля и покрутил пальцем у виска, — пошел в Питер пешком еще к одному своему другу.
— А чего не на собаках? — спросил Крис. — То есть не на электричках?
— А он всего боится. Без документов ведь. И вот идет по трасе, пешком, питается что подадут. А где спишь, спрашиваю, холодно ведь. А он, оказывается, спит на колесах. Ну, на покрышках. Собирает две три грузовых покрышки, на одних спит, другие жжет. Так и обогревается.
— Прикольно.
— Жутко, — сказала Галка.
— А у нас в Питере есть для бомжей такой фонд, — сказал Крис. — Ночлежка. Ксивы выдают и прочее… Помогают, реально. Там очень человеческие люди работают. Свои. Людочка Судзуки.
Крис снова стал проваливаться в воспоминания — скоро тридцать — срок большой, совсем олдовый стал, а Людка еще олдовее, а Галка — маленькая совсем, ей лететь и лететь, хотя кто-то мерит время годами, а кто-то фазами окостенения, волевым износом, локальными смертями, так, уважаемый Боря Пу, забытый в болотах Гатчины поэт, так, что ли? «Мне под восемьдесят, у меня за плечами моя осень со всеми ее печалями», — Крис вспомнил его медленный скрипучий голос, вставлявший так, что некоторое время стихи других поэтов Кристофер просто не воспринимал.
— Вот еще один из ваших стоит.
Кристофер бросил взгляд на обочину и… увидел Алису. Белая футболка, джинсы, его собственный серый свитер, обвязанный рукавами вокруг пояса. Несомненно, это была она.
— Алиса! — Он перехватил недоуменный взгляд драйвера и пояснил, правда, обращаясь не к нему, а к Галке. — Это та странная герла, которую я встретил на пути с Алтая.
— Эта? Поправь очки, — сказала Галка, — сколько же лет твоей герле?
— Да это она, точно. И свитер мой.
— Значит, ей не меньше сорока и она торгует дынями.
Водитель рассмеялся.
— Во первых, это парень, во вторых у него…
Он недоговорил. От резкого торможения Кристофера бросило на лобовое стекло. Навстречу, раскачиваясь словно пьяный, летел КАМАЗ.
Пыльная морда грузовика стремительно надвигалась, и хотя время замедлило свой ход, его не хватило бы даже на то, чтобы распахнуть дверь. Крис увидел в двадцати метрах от себя три искаженных страхом лица, сверкающую в лучах солнца трещину на лобовом стекле, бумажку о техосмотре в правом углу, — его память словно сфотографировала это мгновение — все до последней детали. Он закрыл глаза, точнее, моргнул, и в этот момент встречный КАМАЗ немыслимым образом свернул, точнее, слетел с полосы, перескочил дорогу, взбрыкнул кузовом словно разъяренный бык, зарылся тупым носом в землю, и, ломая кусты, повалился набок. Грохот пришел вместе с облаком пыли, выросшем над обочиной, вместе с писком Галки, потирающей ушибленный лоб, вместе с глубоким выдохом драйвера.
— Ух! — Крис, наконец, почувствовал боль. Но стекло было цело, голова тоже.
Водитель пришел в себя первым.
— Живы?
— Угу, — сказал Крис и потянулся к очкам, которые во время удара слетели и болтались на цепочке. Он порадовался собственной предусмотрительности: цепочку он купил весной, просто ради прикола, а она вдруг оказалась весьма кстати.
— Как чувствовал. Неделю назад новые тормоза поставил. — Драйвер распахнул дверцу, выскочил из машины и побежал к перевернувшемуся КАМАЗу.
Кристофер, подхватив рюкзак, спрыгнул с противоположной стороны. «Бинт, анальгин — в ремнаборе, в заднем кармашке. Тоже… Не зря брал», — мелькнуло в голове. Он бросил рюкзак на землю. Кабина была смята кузовом, Кристофер видел лишь вывернутое на сторону колесо, и красно-черные металлические ошметки, оставшиеся от двери.
На обочине сидел водитель разбившейся машины. Все его лицо было залито кровью. Он размазывал ее руками по щекам однообразными автоматическими движениями — сверху вниз и повторял высоким плачущим голосом:
— Приехал. Всё, приехал. Приехал. Всё, приехал.
Водитель, который вез Кристофера, успел вытащить из кустов второго. Тот тоже был в сознании, и, мало того, неестественно оживлен.
— Через стекло вылетел, представляешь, даже видел, блядь, дорога, она в стороне, а потом смотрю — земля, трава! — кричал он. — И ничего не сломано! Отпусти!
— Там третий был! — Кристофер закричал еще громче, — где третий?
— Где третий? — повторил водитель, обращаясь к спасенному, словно тот мог знать, что стало с его спутником.
Кристофер продрался сквозь кусты к кабине. Под ногами покатилась картошка, вылетевшая из кузова, и он, подскольнувшись, больно упал на колени.
«Если он внутри, то давно уже умер», — подумал Крис, пытаясь склониться еще ниже и заглянуть в сплюснутую кабину.
Темно. Рядом, из покореженного бака с глухим бульканьем текла солярка. И тут Крис услышал стон. Не из кабины, со стороны кустов. Кристофер переместил взгляд и увидел тело — серый дрожащий комок.
