Юстейн Гордер - Зеркало загадок
— Начнём с того, что ты сидел на подоконнике. Но не думаю, что точно помню твои слова.
— «Не думаю, что помню…»
— Может, ты сказал «привет» или что-то в этом роде?
Ариэль покачал головой, а потом долго молчал. В конце концов Сесилия замахала рукой:
— Подожди, подожди! У меня эти слова на языке вертятся!
— Тогда, мне кажется, надо их выплюнуть, пока они снова не вылетят у тебя из головы.
Он уселся на подоконник в такой же позе, в какой сидел, когда впервые показался ей. Сесилия взглянула на него и сказала:
— Ты спросил, хорошо ли я спала?
— Поздравляю!
— Ну это было не так уж трудно.
— Но я был свидетелем великой мистерии. Я спросил тебя, помнишь ли ты кое-что, а ты ответила, что забыла. Из головы вылетело, и всё! А когда ты этого не помнила, что ты чувствовала?
Сесилия огорчённо вздохнула:
— Я согласна, что об этом очень странно размышлять. Иногда у меня что-то всплывает в голове.
— А откуда именно оно всплывает?
— Из головы.
Ариэль надолго задумался.
— А куда именно?
Девочка рассмеялась:
— В голову!
— Так, из головы в голову. И это несмотря на то что мы всё время говорим об одной и той же голове. Но не только то, что вы видите и слышите, вы помните и забываете — чтобы потом вспомнить вновь. Мозг что-то делает сам по себе. Это вы называете «думать». Словно все маленькие камушки на огромном пляже начинают перекатываться без помощи волн.
Сесилия снова засмеялась:
— Я уже это вижу. Представляешь, камни вдруг взяли и запрыгали туда-сюда.
— А кроме того, мысль, пришедшая тебе в голову — например, о том, что пропала ёлочная звезда — может на некоторое время отойти на задний план, а потом снова появиться в сознании. Тогда ты как будто отматываешь сознание назад, к той самой мысли. Я думаю, у вас бывает много старых мыслей, которые на самом деле давным-давно должны были быть передуманы.
— Я бы лучше сказала, что мысль появляется в голове сама по себе. Мы не всегда сами можем решить, что нам помнить, а что забыть. Иногда мы думаем о вещах, о которых думать не хотим. Мы можем оговориться. Тогда мы произносим слова, которые говорить не собирались. Может выйти очень неловко.
Ангел Ариэль, сидя на подоконнике, кивал своей безволосой головой.
— Тогда, может быть, всё так, как я и боялся, — сказал он.
— Как?
— У вас не одна душа, как у нас. У вас, некоторым образом, их две — или намного больше, если уж на то пошло. А как иначе объяснить то, что вы думаете о вещах, о которых не хотите думать?
— Я не знаю.
— Такими нежелательными мыслями должно управлять не ваше собственное сознание, а нечто другое. Это почти как в театре, когда у вас нет ни малейшего представления о том, какую пьесу в нём будут играть на следующий день.
— Ты что, имеешь в виду, что душа — это театр, а актёры на сцене — это разные мысли, которые постоянно приходят в голову и играют разные роли?
— Приблизительно. Во всяком случае, в театре сознания должно быть много помещений. И много разных сцен.
Он поднялся с подоконника, описал в воздухе красивую дугу и снова устроился на кровати в ногах у Сесилии. Он сказал:
— Ты можешь попробовать описать, что ты чувствуешь в голове, когда думаешь о чём-то?
— Я ничего не чувствую.
— А разве тебе не щекотно, когда ты думаешь о чём-нибудь весёлом? И разве не щемит, когда ты думаешь о чём-то грустном и печальном?
— Ну, когда я думаю о чём-нибудь весёлом, то можно сказать, что мне щекотно. И может быть, немного щемит, когда я думаю о грустном. Но щекочется и щемит не в самой голове. Это происходит в душе, а душа — это не то же самое, что голова.
— Я думал, что нервные окончания хотя бы немного чешутся, — возразил Ариэль.
Сесилия бросила вызывающий взгляд на собеседника:
— Ты ведь не хочешь сказать, что ангелы не думают?
— Да, я вынужден это сказать, потому что ангелы не имеют права врать.
— Мне кажется, ты заходишь слишком далеко!
— Мы думаем не так, как люди из плоти и крови. Нам не надо что-то обдумывать, чтобы найти ответ. Всё, что мы знаем, и всё, что мы можем узнать, просто находится в нашем сознании. Бог позволил нам получить знания о маленькой части своей великой мистерии, но далеко не обо всём. Поэтому о том, чего мы не понимаем, мы должны молчать.
Сесилия обдумала всё сказанное.
— Тогда у нас всё по-другому. Мы постоянно пытаемся понять больше. Внезапно мы открываем для себя что-то новое. Самые умные получают за такие открытия Нобелевскую премию, во всяком случае, когда их открытия имеют большое значение для всего человечества. Это то же самое, что рост тела. Понимание растёт точно так же.
— Но вы можете что-нибудь забыть. И вы делаете два шага вперёд и шаг назад.
— Может быть. Но даже если мы забываем что-то, это не обязательно вообще исчезает из головы. Мысль может вернуться внезапно, выскочить в мозгу, как чёрт из табакерки.
— В этом заключается большая разница между ангелами и людьми. Мы не знаем, что такое забывать, и мы не знаем, что такое помнить. Сегодня я знаю не больше и не меньше того, что я знал две тысячи лет назад. А за это время человеческое понимание мира значительно расширилось. Не всем ангелам нравится эта разница.
— Не знала, что вы можете завидовать.
Он засмеялся:
— Это не так глубоко нас задевает.
— А у вас бывают глубоко запрятанные мысли? Дедушка говорит, что иногда к нему приходят очень глубокие мысли.
Он покачал головой.
— Поскольку все наши мысли находятся в сознании одновременно, нас не может удивить внезапное озарение от глубокой мысли. В нашем сознании нет такой пограничной зоны, из которой мы можем черпать мысли. Наше сознание не движется по беспокойному морю, где мысли, которые мы когда-то забыли, могут внезапно вернуться, как жирные рыбы из глубины.
— Ты говорил, что ангелы не спят…
— Нет, мы никогда не спим, и поэтому не видим снов. А как это?
— Я ничего не чувствую.
Ариэль коротко кивнул:
— Точно так же я не чувствую, как парю по воздуху, я не чувствую, как беру в руку снежок…
Она сказала:
— Видеть сны — это способ думать… или способ видеть. Или и то, и другое вместе. Но когда мы видим сны, мы не решаем, что нам думать и что видеть.
— Ты должна объяснить это поподробнее.
— Когда мы видим сны, голова работает сама по себе. Только в этом случае можно говорить о настоящем театре. Иногда я просыпаюсь и помню, что мне приснился целый спектакль — или целый фильм, если уж на то пошло.
— Который ты создаёшь сама, потому что сама исполняешь все роли.
— Да, в некоторой степени.
Он разгорячился:
— Мы, наверное, можем сказать, что клетки мозга показывают друг другу кино. В это же время сам фильм сидит на последнем ряду в зале и смотрит себя самого на экране.
— Как странно ты сказал! «Клетки мозга показывают друг другу кино»… Я их почти вижу.
— Потому что когда вы видите сны, вы в них и кинозвёзды, и публика, в одно и то же время. Ну разве это не таинственно?
Сесилия отстранилась.
— Мне кажется, говорить об этом страшновато.
— В любом случае, это должно быть весело. Ты оказываешься свидетельницей целого фейерверка мыслей и картинок в своей собственной голове — хотя ты не участвовала в запуске ни одной ракеты. Это как сходить на бесплатное представление.
Она кивнула:
— Это может быть очень весело, но может быть и жутко, потому что нам не всегда снятся весёлые сны. Мы способны также видеть страшные и гадкие сны…
Сейчас он был полон понимания.
— Конечно жалко, что вы мучаете самих себя таким образом. В идеале у вас должна бы иметься возможность выключить сон, который вам не нравится. В кинозале должен быть запасной выход. Но поскольку кинозалом является ваша собственная душа — которая к тому же выбирает весь репертуар — это совершенно невозможно. Потому что вы не можете убежать от своей собственной души. Вы не можете сами себя укусить за хвост. Или, возможно, наоборот, вы именно это и делаете. Вы сами себя кусаете за хвост до тех пор, пока не завоете и не закричите от страха и ужаса.
Сесилия начала грызть ногти. Она сказала:
— Я не хочу, чтобы так было. Но я не могу просто взять и решить видеть только весёлые сны. Я должна принимать то, что ко мне приходит. Я могу проснуться после долгой ночи и думать, что я была на Крите. Я и была там в определённом смысле, потому что во сне мне кажется, что я нахожусь там, где разворачивается действие.
Ариэль посмотрел на неё своими ясными и решительными сапфировыми глазами.
— Вот именно!
— Что именно?
— Подожди! А случается так, что вам снится, что вы летаете — или что проходите сквозь запертые двери?
— Да, во сне может случиться всё что угодно, ну или почти всё. Для этого даже не обязательно спать. Даже когда я бодрствую, я могу позволить своим мыслям летать. Я могу бродить здесь по дому… или умчаться в другие страны. Один раз мне приснилось, что я была на Луне. Будто мы с Марианной нашли космический корабль за молочной фермой. И просто нажали на кнопку и улетели.
