Евгений Будинас - Дураки
Во всяком случае, никакой видимой границы не ощущалось. И мои друзья-неформалы здесь, и заместитель милицейского министра Сократов (уже генерал!) мелькает в спортивной курточке, и разные министры (тоже друзья), и горкомовцы, и цековцы... Машины оставили поодаль, а может, и вовсе без машин явились, надев простенькие пальто.
Но вот к Миколе Купавину, художнику, подошла полная хорошо одетая женщина — так одеваются работники райсобеса, райплана или районо. С ней майор милиции.
— Вот этот гражданин только что сказал, что Галков фашист. Майор взял под козырек.
— Пройдемте.
И сразу вокруг Купавина несколько человек в штатском. Но сразу же вокруг толпа. Сразу возгласы: «Провокация!» Купавина отпустили, женщина попыталась раствориться. Но нет, Микола уже придерживает ее за локоть:
— Повторите, пожалуйста, при свидетелях, что вы сказали...
Подобные стычки тут и там. Вот попытались схватить Павлика Жукова с пачкой «Навин», но снова вокруг него шум, выкрики, вот несколько милиционеров тянут на себя черно-красный траурный плакат: «Коммунисты — позор земли!» — и снова вокруг неформалы, снова скандал, крики, свист... Каким-то непостижимым образом «нечистые» друг друга распознают, бросаются друг другу на выручку... Их довольно много, полгода назад, в то октябрьское воскресенье, их было не больше сотни, сейчас — тысяча-две, может быть, даже три, но как же это мало — в огромной казенной толпе, как неравны силы!..
Ко мне подошел Игорь, наш оператор (Хащ в отъезде):
— Что снимать?
— Все снимать. — Я безнадежно махнул рукой. — В два часа будем снимать развязку...
Ясно ведь, что ничего хорошего здесь не будет... Что может быть? Ну ладно, разойдутся ребята по толпе, начнут звать народ на другой, неформальный митинг... Куда? Во дворы? Никто за ними не пойдет. И будут где-нибудь у помойки сами себя агитировать...
Я разыскал в толпе Позднего. Он стоял, спокойно, даже задумчиво поглядывая по сторонам.
— Что делать? Провал... Я же собирался выступить...
— Выступишь...
— Когда? Перед кем? Кто даст мне микрофон? Я знаю про запасной вариант — провести митинг на голом холме за Дворцом культуры, но там все оцеплено...
Поздний невозмутим. Я бы сказал, даже самоуверен.
— Выступишь. Пока походи, соберись с мыслями. Придет время — узнаешь, увидишь, поймешь...
Над площадью уже гремел официальный митинг. На трибуну поднимались ораторы, звонкими учительскими голосами докладывали собравшимся об успехах... Нельзя сказать, чтобы их слушали, во всяком случае, аплодисментами не поддерживали... Но что это?
— Сука ты, гад полосатый! — гремит в динамиках над толпой. — Когда же ты подохнешь?
Народ на площади замер. Что это, кто это, о ком?
— Ты возглавляешь горком партии и отвечаешь за весь этот бардак...
На трибуне у микрофона... Григорий Владимирович Галков, собственной персоной. И о себе. Никто и не заметил, как он туда взошел.
— Что случилось? — подходит ко мне писатель Константин Тарасевич.
Оказывается, первый секретарь горкома партии демонстрирует народу, до чего дошли «экстремисты»:
— Товарищи, — говорит Галков, — это не я говорю, это они мне такие письма шлют. Вот письмо, видите, оно со штемпелем. Вы только послушайте, что они пишут: «Подонок ты, когда ты освободишь нашу землю от своего... этого самого... присутствия». Вы посмотрите, товарищи, до чего дошло! Разве это демократия? Они не мне, они всем нам не дают прохода... Я оптимист, я верю в свою победу и в победу здравого смысла, я встречаюсь в трудовых коллективах, я везде выступаю, но что можно сделать, если их триста тысяч, разве я могу их переубедить?..
— Про здравый смысл — это он зря... — говорю я.
Но слово — живое, — смеется Тарасевич. — Эти люди на помостах, они же с десяти утра стоят с флагами, они уже в полуобморочном состоянии от всех этих восторгов, как Галков построил поликлинику, сделал озеленение... А тут такой фольклор... Я думал, мне снится...
XНо что это?
В толпе началось брожение. Еще задвигалось, закрутилось, возник поток, завихрясь, он куда-то продвигался, потом откатывался, наплывал снова.
Женщина на трибуне, сменившая Галкова, что-то говорила, но народ с флагами вдруг развернулся к ней спиной. Вытягивая шеи, вставая на цыпочки, люди пытались что-то у дороги рассмотреть.
Побежали со всех сторон, пробиваясь сквозь толпу, милиционеры...
— Вот видите, товарищи, началось! — Это ораторша кричит в микрофон. Но что началось? Народ с помостов давно уже внизу. — Соблюдайте спокойствие, не поддавайтесь панике... Продолжаем...
Но уже некому продолжать.
Только что был митинг, стояли чинно и вдруг куда-то двинулись, увлекаемые потоком... Куда? Никто ничего не понимал, никто ничего не мог объяснить.
И вот в неразберихе, сначала неясно, потом все отчетливее зародился звук, постепенно нарастая, он густел, наворачивая на себя толпу, как-то по-новому ее организовывая, куда-то устремляя.
— Вандея!.. Ван-де-я!.. Ван-де-я!..
Невероятными усилиями продираясь вперед, мы с Тарасевичем взобрались на парапет. За нами — человек двадцать милиции.
— Пустите! — отодвинул меня плечом подполковник. И решительно сиганул вниз.
За ним — остальные. Хотя высоко, метра два.
— Ван-де-я!.. Ван-де-я!.. Внизу какая-то свалка, уже почти драка, люди прыгают с парапета, как в пучину, — там бурлит людское варево: сотни, тысячи людей, крики, плач, вой...
Привстав на цыпочки и изо всех сил вытянувшись, я разглядел наконец яркий оранжевый предмет в эпицентре... Машина! «Жигули», «москвич», может быть «запорожец» оранжевого цвета... Как детский воздушный шарик рывками плывет в толпе — туда, сюда, боком, юзом, взмывает на протянутых руках, опускается... Ничего не понять, только воздух сотрясается ревом тысячи разъяренных глоток:
— Ван-де-я!.. Ван-де-я!..
Продвигается рывками вперед машина, крутится, отлетает назад, челноком наматывая на себя толпу...
Возле машины мне удается выхватить знакомое лицо. Ванечка! Рядом еще знакомые лица...
— Костя! — кричу Тарасевичу. — Давай туда! Писатель, — ору, — должен быть с народом...
Какие-то здоровые битюги давят на капот спереди, толкают машину назад, сзади и сбоку народ послабее, но их много — жмут вперед... Но что происходит? Что за машина? Инвалидская? Да. С инвалидом? Нет... Из-за машины свалка, тысяча, пять тысяч людей, огромная толпа, и в нее кто-то кинул машину...
Постепенно все организовывается. У Ванечки в руках мегафон, он командует: «Взялись цепью!» Хватаемся за руки, прижимаем локти, рядом Олег Белогривов, рядом художники Маточкин и Купавин, архитекторы из Госпроекта, рабочие парни из объединения «Восход», Алесь Гальперин, Витусь Говорка, Верка, мать троих детей, и тут же писатели, ученые, мелькнуло лицо профессора Ходыкина, врачи... Ванечка упирается, счастливо что-то орет... Уже понятно, что машину надо двигать вперед, оттесняя ею, как тараном, милицию, начальников, людей в штатском... А спереди бугаи какие-то. Откуда они взялись? В одного вцепилось человек шесть — с трудом оттаскивают. Я продираюсь:
— Уходи, парень, ты же длинный, тебя все видят, тебя же убьют! Он посмотрел на меня, понял, рванул куда-то в сторону, за ним остальные...
— Народный фронт! Взялись цепью! Еще цепью! Еще... Заходи вперед!..
— Ван-де-я!.. Ван-де-я!..
Машина таранит митинг, сокрушает стены Вандеи, продавливает толпу, сминает оцепление, увлекает всех за собой — куда-то вверх, на холм за Дворцом культуры, где на какой-то ротонде из металлических труб уже взвился огромный бело-красный флаг...
Туда и идут. Взявшись за руки, спаявшись цепью, множеством цепей — локоть в локоть, плачут, кричат: «Вандея!» — слезы в глазах, а чего ревут, непонятно, прут в гору, волокут с собой эту непонятно откуда взявшуюся, теперь уже никому не нужную, измятую, исковерканную машину, не понимая, зачем она там, не зная, куда ее дальше...
Власти отступили... Не было уже, не нашлось безумца, который смог бы отдать команду не отступать — сколько бы у него в резерве ни было сосредоточено сил...
Прорвались, продавили сопротивление, прошли на холм к ротонде... И тут наконец Симон Поздний, взобравшийся на ее верх по железным трубам, все объяснил:
— В машине — аппаратура. Динамики, усилитель и микрофон... Сейчас мы ее установим и начнем наш предвыборный митинг... Толпа безъязыкая протащила сюда свой самодельный, ночами смонтированный умельцами голос... У кого микрофон — у того и власть.
Ванечка успел мне рассказать:
— Утром выносим из дому аппаратуру, две милицейские машины с боков прижали — и кранты. Но они не учли, что я — по месту жительства. Только свистнул — уже все были предупреждены — из домов повысыпали люди — кто со скалкой, кто с кастрюлей, кто просто в тапочках, кто со щеткой... Отбили. Но фокус в том, что это не аппаратура была, а фикция, муляж. Мы специально об этом свободно говорили, знали, что кто-нибудь заложит. А настоящая аппаратура до площади спокойно добралась на инвалидке. Тут они спохватились, стали придираться, документы проверять, на аккумуляторы даже... тут и началось. В целом получилось нормально.
