Радика Джа - Исповедь гейши
Не знаю, сколько времени я провозилась с этими шкафами — к действительности меня вернул настойчивый телефонный звонок. Я машинально подняла трубку. Это был консьерж.
— Вы все еще там? — возмущенно спросил он. — Немедленно уходите. И не забудьте вернуть ключи.
— Я как раз собиралась идти, — соврала я.
Торопливо рассовав оставшиеся вещи по полкам, я захлопнула шкаф. Уже подойдя к двери, вдруг вспомнила сочиненную историю про жакет. Чтобы не возбуждать подозрения консьержа, схватила первое попавшееся черное пальто. И только позже рассмотрела ярлычок. Это было дорогое кашемировое пальто от Барбары Буи.
В коридоре мое внимание привлекла небольшая стопка почты. Я наклонилась, чтобы посмотреть, нет ли там купонов или модных журналов. В глаза мне бросилась черная карточка с большими золотыми буквами: «Распродажа». На обратной стороне я прочитала: «Закрытая распродажа элитных европейских брендов, скидки до 70 процентов». Я чуть не вскрикнула от радости. Посмотрев на дату, увидела, что распродажа назначена на сегодня и началась три часа назад. Быстро просмотрев остальную почту, я выудила еще две такие карточки — распродажи вещей «Дольче & Габбана» и «Иссея Миякэ», — и моментально спрятала их в сумочку.
— Спасибо тебе, Томо-сан, — прошептала я, осторожно закрывая дверь.
Казалось, квартира с облегчением вздохнула — больше никто не потревожит ее умершую хозяйку.
Считается, что жизнь от смерти отделяет непреодолимая пропасть — жизнь есть жизнь, смерть есть смерть, и с мест они не сойдут. Но на самом деле они могут благополучно существовать рядом. Человек ест, пьет, ходит на работу — а внутри он уже покойник. Когда муж отвез меня к священнику, чтобы излечить от порочных желаний, я спросила святого отца, возможно ли быть живым снаружи и мертвым внутри. И он ответил, что такое вполне может быть, когда душа умирает, а мозг этого не сознает и продолжает управлять телом. Когда консьерж сказал мне, что Томоко умерла, мне показалось, что и моей жизни настал конец. Формально я была жива, но душа уже умерла.
Даже после смерти Томоко оставалась моей верной подругой. Эти карточки были ее последним даром, приглашением к новой счастливой жизни. Я сразу догадалась, что они предназначены мне.
Спустившись вниз, я отдала консьержу ключи. Он мрачно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Вероятно, бедняга уже сожалел, что пустил меня в квартиру. Через минуту я была на улице и на меня обрушились ее звуки — шум колес, гудение кондиционеров, поп-музыка. Я больше не чувствовала веяния смерти, ко мне вернулась былая энергия. Вынув карточку, я еще раз прочитала магические слова: «Семейная распродажа». От них так и веяло теплом. Возникло предчувствие, что скоро я обрету настоящую семью.
Сойдя с поезда на станции «Готанда», я увидела группу женщин не первой молодости с большими сумками «Гуччи» и «Луи Виттон». Они читали указатели, и глаза их лучились счастьем и беззаботностью, как у школьниц на каникулах. Красавиц вроде Томоко среди них не наблюдалось. Скорее они были похожи на меня, но лет на десять старше. Я сразу же поняла, что нам по пути и, не взглянув на указатели, последовала за ними. Перейдя большую шумную улицу, мы свернули в переулок, в конце которого возвышалось серое офисное здание. Увидев, что женщины вошли, я вытащила свою карточку, чтобы уточнить адрес. Готанда, 10-2-34. Всемирный торговый центр. Взглянув на вывеску, поняла, что это здесь.
Войдя, я увидела у лифта небольшое объявление, написанное небрежным почерком: «Семейная распродажа, 5-й этаж». Женщин, за которыми я шла, уже поглотил лифт, и мне оставалось только следить, как он медленно ползет до последнего этажа. Когда он наконец пустился в обратный путь, я чуть не вскрикнула от радости.
Лифт был огромный, человек на пятнадцать, но его уже ждала целая толпа. К счастью, я стояла впереди и смогла войти. В кабину набились в основном хорошо одетые немолодые женщины, но среди них было несколько мужчин и эффектных молодых мамаш с младенцами в колясках или рюкзачках-кенгуру. В атмосфере витало напряжение, как перед скачками или экзаменами. Я заметно нервничала. Что ждет меня на пятом этаже за стальными дверями лифта? И как я буду соперничать с этой расфуфыренной публикой?
Двери открылись, и перед нами возникла белая стойка с большим указателем «Семейная распродажа» и стрелкой, указывающей налево. Волнение мое возросло. Проверив наши карточки, вежливая девушка за стойкой выдала всем по пластиковому пакету величиной с чемодан. Взглянув на это страшилище, так сильно отличавшееся от элегантных пакетов, которые нам вручают в магазинах, я почувствовала себя обманутой. Мне захотелось уйти, но все остальные с радостным нетерпением ждали, когда их пропустят внутрь. Время от времени двойные двери, похожие на складские ворота, раскрывались, и оттуда вываливались довольные люди с большими бумажными пакетами. Когда они уходили, по телам ожидавших пробегала нервическая дрожь — они знали, что через несколько секунд двери вновь распахнутся, пропуская внутрь очередную порцию счастливчиков. Мое волнение все росло. Неужели за этими дверями нас ожидает рай? Похоже на то. Райские кущи из прекрасной одежды.
Через двадцать минут подошла моя очередь. Блестящие металлические двери раскрылись, швейцар с улыбкой кивнул мне. Я неуверенно вошла и сразу же остолбенела, изумленно раскрыв рот. Такого я уж никак не ожидала.
Вместо аккуратных рядов одежды, висящей на плечиках, приятной музыки и вышколенных нарядных продавщиц я увидела гигантский павильон, похожий на рыбный рынок «Цукидзи». По нему в разных направлениях сновали люди в белых больничных халатах, толкавшие перед собой тележки с одеждой. Она заполоняла все свободное пространство — свешивалась с огромных алюминиевых кронштейнов, была разбросана на столах, кучами валялась на полу. Люди облепили столы и вешалки, как муравьи — сахар. Они рылись в этих кучах, вытаскивали оттуда мятые вещи и запихивали их в свои пластиковые сумки. В мертвенном свете люминесцентных ламп все эти тряпки выглядели не самым лучшим образом, но мне было все равно. Я смотрела не на них, а на женщин.
На их лицах было хорошо знакомое мне выражение. Мне уже приходилось испытывать эту ненасытность. Женщины лихорадочно утоляли свой голод. Сосредоточенно и методично они вгрызались в горы одежды, словно дикие звери, пожирающие добычу.
Я быстро присоединилась к ним, испытывая ту же решимость, что была написана на их лицах. Копошась в одежных кучах, я выхватывала все подряд и бросала в свою огромную кошелку. Она быстро наполнилась и стала оттягивать мне руку, но я продолжала хватать, хватать, хватать, как это делали все вокруг.
Наконец я остановилась. Одежда свисала со всех частей моего тела — я превратилась в ходячую вешалку, но была абсолютно счастлива.
У входа в примерочную выстроилась длинная очередь, и мне пришлось простоять в ней минут сорок пять. Внутри меня ждал еще один сюрприз. Там не было отдельных кабинок, как в универмагах. Вместо этого посередине тянулся двойной ряд зеркал, и перед каждым стояла полуголая женщина с пластиковой сумкой и кучей вещей у ног. Из-за зеркал примерочная казалась переполненной людьми, немыслимо шумевшими. Сделав свой выбор, дамы расслаблялись и начинали болтать и смеяться. Везде валялись тряпки и сумки, создавая впечатление вселенского хаоса.
Этот хаос показался мне странно знакомым. Потом я поняла, в чем дело — такой же беспорядок обычно царит в японском доме. И у меня возникло ощущение возвращения к родному очагу. Наконец я обрела свой истинный дом. И не в роскошных магазинах Гинзы или Омотэсандо, а здесь, в пленительном беспорядке примерочной, на складе, затерянном на окраине города. Я затрепетала от радости, на душе стало легко и светло, потому что впереди меня ждало будущее, полное красивых вещей.
Двойная жизнь
Взгляните на пламя — его желтый язычок всегда окружен темным ореолом. Это не тень и не эффект от сужения ваших зрачков. Чтобы огонь горел, он должен забрать что-то из воздуха. Темнота, которую мы видим, и есть результат этой кражи. Любое действие сопровождается возникновением пустоты, так как для него требуется энергия, а эту энергию надо где-то брать. Пламя неотделимо от темноты.
Люди, как и огонь, имеют две стороны жизни — светлую, открытую, и темную, скрытую от всех. Но обнаружить в себе последнюю удается не сразу. Для этого нужны время и везение. Ведь наше сознание не любит сложностей и постоянно пытается нас обмануть. К примеру, оно может создать иллюзию, что мы еще живы, в то время как наша душа уже давно иссохла и умерла. Но бывает, что нам везет, и когда наша первая жизнь превращается в тюремные застенки, мы создаем себе другую, призрачную и тайную, с тонкими и гибкими стенами. Когда первая жизнь, ясная и открытая, становится совсем уж невыносимой, мы на время погружаемся во вторую, черпая из нее энергию и поддержку.
