Эрик Сигал - Мужчина, женщина, ребенок
Берни глянул на друга и сразу все понял.
— Знаешь, женский спорт тоже начинает завоевывать позиции, — сочувственным тоном сказал он.
— Ну и что?
— Если твои девочки начнут заниматься спортом прямо сейчас, у них будет шанс получить спортивную стипендию. Я, пожалуй, мог бы даже помочь.
— Они терпеть не могут спорт, Берни.
— А кто виноват? — осуждающе возразил адвокат спортсменов.
— Они предпочитают балет, — пояснил Роберт.
— Ну что ж, танцы — неплохая подготовка для прыжков в высоту. А Джесси, похоже, будет высокого роста. И может стать классной прыгуньей.
— Почему бы тебе самому не сказать ей об этом?
— Не знаю. Она почему-то считает меня шутом. Разве ей не известно, что я лучший специалист в своей области?
— Известно. Но она как раз находится в фазе неприятия прыжков в высоту.
— Поговори с ней, Роберт, пока еще не поздно.
Друзья пробежали еще с полмили. Учащенное дыхание Берни неизменно прерывалось выкриками «здорово», «неслыханно» всякий раз, как Дэйвид демонстрировал свой стиль.
— Недурная разминка, — сказал Берни, когда они добрались до финиша и перешли на шаг.
— Тебе следует бегать круглый год, Беквит. Как ты, черт возьми, ухитряешься оставаться таким тощим?
— У меня много забот, — отозвался Роберт.
Футболисты между тем разошлись, и только Дэйвид продолжал в одиночестве отрабатывать удары в сетку. Берни смог наконец сосредоточиться на других проблемах.
— Ты почему-то скверно выглядишь, Беквит.
— Да нет, тебе показалось.
— Знаешь, я заметил, что Шейла вчера тоже была не совсем в форме. У вас с ней все в порядке?
Роберт ничего не ответил.
— Извини. Глупый вопрос. Между вами никогда никаких недоразумений не бывает.
Роберт глянул на друга.
— Мне надо с кем-нибудь поговорить, Берни.
— А я тут зачем?
— Можешь уделить мне пять минут?
— Конечно, могу. Давай посидим на трибуне.
Они взяли куртки, подошли к ветхой деревянной трибуне, поднялись на верхний ряд и уселись.
— Окей, так что же случилось?
Роберт был слишком расстроен, чтобы начать с самого начала.
— Ты обратил внимание на французского мальчика, который приезжал с нами в воскресенье?
— Ну да — школьник по обмену. На вид довольно симпатичный.
— Он мой.
— Что ты хочешь этим сказать? — Берни обычно не отличался тупостью, но какое-то смутное ощущение помешало ему понять слова друга.
— Он мой сын, — повторил Роберт.
У Берни отвисла челюсть.
— Черт знает что, — сказал он. — Ты хочешь сказать, что все это время обманывал Шейлу?
— Ничего подобного. Это было десять лет назад. Это даже нельзя назвать романом. Просто какой-то мимолетный порыв. Эта женщина умерла в прошлом месяце. И только тогда я впервые услышал про мальчика.
— Ты в самом деле уверен, что он твой сын?
— Да.
— Черт знает что, — сказал Берни и добавил: — Слушай, а какая она была из себя?
— Я не помню.
— О господи! Будь у меня ребенок от какой-нибудь женщины, я уж точно запомнил бы, какая она была.
Роберт начал объяснять, что в то время он сам не знал, что делает. Но теперь это утверждение звучало весьма неправдоподобно даже для него самого. Один только факт существования Жан-Клода, казалось, опровергал любые самые настойчивые попытки сослаться на неведение.
— Ну так что? — продолжал наседать Берни, — она была красивая?
— Пожалуй, да.
— У тебя есть ее фотография?
Роберт сердито глянул на Берни.
— Можешь ты, наконец, разговаривать серьезно?
— Это был вполне разумный вопрос, Беквит. Если бы я хоть раз изменил Нэнси — у меня, конечно, никогда не хватило бы духу, потому что ее бы это просто убило — то наверняка с какой-нибудь красоткой вроде Рейчел Уэлч или даже получше. И уже по меньшей мере сохранил бы на память карточку.
— Посмотри на мальчика, — ровным голосом произнес Роберт. — Волосы у нее были темные, но он на нее очень похож.
Только сейчас Берни полностью осознал все значение того, что говорил Роберт.
— Черт побери, — пробормотал он. — Ты! Мой идеал. Провалиться мне на этом месте, если Шейла когда-нибудь тебя простит!
Роберт в ярости воззрился на своего закадычного друга. Какого черта он мелет этот вздор?
И тут Берни осенила еще одна мысль.
— Какого же дьявола он здесь?
— У него нет никаких родственников. Если бы мы не взяли его сюда, он был бы уже в сиротском приюте. Один человек во Франции пытается как-то его устроить. Шейла согласилась на время взять его к нам.
— Бог ты мой, что за женщина. Нэнси вышвырнула бы меня вон вместе с мальчишкой.
На беговой дорожке царила тишина. Лучи заходящего солнца отбрасывали длинные тени на футбольное поле. Было слышно только, как Дэйвид Акерман бьет мячом в сетку. Берни не находил слов. Он медленно покачал головой и посмотрел вниз на землю сквозь щели в дощатом помосте. Да и что он мог сказать?
— Не знаю, Берни. Это было десять лет назад.
— Во Франции?
— Да.
Наступила пауза.
— Ты ее любил.
Роберт даже обиделся.
— Конечно нет! — выпалил тот.
— Извини, но я тебе не верю, — отвечал Берни. — Я ни за что не поверю, что человек, женатый на такой женщине, как Шейла, способен завести роман с другой, если он ее не любит.
— Говорю тебе, что я не помню, — спокойно проговорил Роберт. — Главное я не знаю, что делать сейчас.
— Любой идиот тебе скажет, Беквит.
— Что?
— Избавься от мальчишки. Быстро. Ни минуты не медля.
Ампутируй эту связь, иначе твою семью поразит гангрена. Тебе ясно?
— Ясно.
— Конечно, когда речь идет о ком-то другом, легко советовать такие вещи.
— Вот именно. Поставь себя на мое место.
— Не могу. Я обсуждал это тысячу раз.
— С кем?
— С самим собой. Ты знаешь, как часто я езжу по командировкам — Майами, Лас-Вегас, Лос-Анджелес. Возможностей у меня хватает. Но я знаю, что Нэнси мне верит, а мой сын меня уважает. Я не могу рисковать, Беквит. И не хочу. Единственный предмет, который я брал к себе в номер гостиницы, это бутылка шотландского виски. Однажды как-то в Вегасе мой клиент прислал мне шикарную блядь. Настоящий соблазн на колесах. Когда я сообщил ей, что этим делом не интересуюсь, она принялась вилять своими немыслимыми формами и осыпать меня всякими неодобрительными эпитетами. По-моему, я даже слезу пустил, когда в последний раз сказал ей нет. Господи, до чего ж я гордился собой. И знаешь что? Я даже Нэнси никогда не рассказывал, как я ухитрился противостоять этой необъятной заднице.
— Как?
— Я сказал себе, что в супружеской игре нельзя допускать ни единой ошибки. Как у Роберта с Шейлой. И я не единственный из твоих друзей, кто так считает. Как она все это выдерживает?
— Боюсь, что с трудом.
— Еще бы! Поэтому ты должен поскорее отправить мальчика домой. Слишком много поставлено на карту.
— Эй, пап! — крикнул с футбольного поля Дэйвид Акерман.
— Что? — отозвался Берни.
— Пора домой.
— Сейчас. Обожди минуту. Сделай сперва пару кругов по беговой дорожке.
Берни снова обернулся к другу.
— Знаешь, Роберт, мне сейчас пришла в голову одна любопытная идея.
— А именно?
— Вот ты профессор статистики.
— Ну и что?
— А то, что ты за всю свою жизнь завел один-единственный роман. Всего на несколько дней. И в результате получаешь сына. Интересно, сколько шансов у человека попасть в такую историю?
— Ох, — с горечью отозвался Роберт. — Приблизительно один на миллиард.
14
— Телятина просто великолепная, Джесси.
— Ты правда так думаешь, мам?
— Я тоже так думаю, — заявил Роберт, хотя его никто не спрашивал.
На протяжении всего обеда он пытался прочесть что-нибудь на лице Шейлы, но оно казалось на редкость непроницаемым. Поговорим потом, решил он про себя.
— Какой чудесный сюрприз, — продолжала Шейла.
— Салат тоже ты приготовила?
— М-м-м… — промямлила Джесси, но тут же сообразила, что если она не раскроет авторство сама, его тут же раскроет Паула. — Вообще-то его приготовил Жан-Клод.
— Неужели? — Шейла попыталась изобразить приятное изумление. — Салат очень вкусный, Жан-Клод.
— Благодарю вас, — робко отозвался мальчик.
— Он каждый день готовил салат для своей мамы, — добавила Паула. — Он еще много чего умеет готовить.
— Да что ты? Это замечательно, — сказала Шейла. Она из кожи вон лезет, а Роберт, черт его побери, вовсе и не думает ей помочь.
— Кто-нибудь хочет еще blanquette? — осведомилась Джессика.
Сперва желающих не нашлось. Все уже наелись. Но жаркого оставалось еще очень много.
— Пожалуй, я возьму еще кусочек, — сказал Жан-Клод. Джесси страшно обрадовалась. Лучше удовлетворить вкус одного француза, чем аппетиты целого десятка провинциальных невежд.