Эрик Сигал - Мужчина, женщина, ребенок
Обзор книги Эрик Сигал - Мужчина, женщина, ребенок
Эрик Сигал
Мужчина, женщина, ребенок
Кто найдет добродетельную жену?
Цена ея выше жемчугов.
Книга Притчей Соломоновых. Гл. 31,10Распалась связь вещей, не держит сердцевина…
Растоптана и предана невинность.
У. Б. Йейтс. Второе пришествие1
— У меня для вас важное сообщение, доктор Беквит.
— Я сейчас немного занят. Давайте позвоню вам попозже.
— Вообще-то я предпочел бы поговорить с вами лично, профессор.
Срочный телефонный звонок оторвал Роберта Беквита от заключительного заседания кафедры перед концом семестра. Звонили из французского консульства.
— Можете приехать в Бостон к пяти часам? — спросил второй секретарь.
— Но ведь уже половина пятого, — возразил Роберт.
— Я вас подожду.
— Это так важно?
— Полагаю, что да.
В полном недоумении Роберт пошел через холл в комнату, где его дожидались остальные пять преподавателей кафедры статистики МТИ[1]. Обратив их внимание на незначительность повестки дня по сравнению с великолепной погодой, он предложил разойтись до осени. Как всегда, раздалось одно возражение.
— Должен заявить, Беквит, это как-то не совсем профессионально, — недовольно проворчал Герберт Гаррисон.
— В таком случае ставлю вопрос на голосование, — ответил Роберт.
Результат голосования оказался пять к одному в пользу каникул.
Роберт торопливо сел за руль и направился на противоположную сторону реки Чарльз. Час пик был в самом разгаре, машина ползла так медленно, что ее то и дело обгоняли любители спортивного бега трусцой, и Роберт все гадал, какое срочное дело может его ждать. Чем больше он думал, тем больше росла уверенность, что его хотят наградить орденом Почетного легиона.
Ничего невозможного тут нет, говорил он себе. Я ведь неоднократно читал лекции во Франции, в том числе два раза в самой Сорбонне. Даже автомобиль у меня — и тот «Пежо». Да, не иначе так оно и есть! Чем черт не шутит. Получу орден, буду ходить в пиджаке, чтобы все видели. Хотя бы ради одних только завистливых рож некоторых коллег с факультета! А уж как Шейла и девочки будут мной гордиться…
— Мы получили это сообщение по телексу, — сказал мсье Бертран Пеллетье, как только Роберт уселся в его просторном элегантном офисе. В руках он держал узкий листок бумаги.
Вот оно, подумал Роберт, изо всех сил стараясь раньше времени не расплыться в улыбке.
— Тут сказано, что доктора Беквита из МТИ просят немедленно связаться с господином Венаргом, что в селении Сет. — Секретарь протянул Роберту листок.
— Сет? — повторил Роберт. И подумал: нет, не может быть.
— Очаровательное местечко, — заметил Пеллетье. — Правда, там коммунисты у власти… Вам приходилось бывать на юге Франции?
— М-м-м… да. — При виде печально торжественной мины консульского чиновника Роберту стало как-то не по себе. — Мсье Пеллетье, о чем, собственно, речь?
— Мне известно лишь то, что дело касается покойной Николь Герен.
Боже, Николь. Так давно, так глубоко загнано внутрь, что он почти убедил себя: этого вообще никогда не было. Единственная измена за все годы его супружества.
Но почему сейчас? Почему через столько лет? Ведь она сама потребовала, чтобы они никогда больше не встречались, даже не переписывались.
Минутку.
— Мсье Пеллетье, вы сказали покойная Николь Герен? Разве она умерла?
Секретарь кивнул.
— К сожалению, подробности мне не известны. Примите мои соболезнования, доктор Беквит.
Знает ли он что-нибудь еще?
— А кто тот человек, которому я должен позвонить?
Секретарь пожал плечами. Что в переводе с французского означало: он не знает и знать не желает.
— Еще раз прошу вас принять мои соболезнования, доктор Беквит.
Что в переводе с французского означало: уже поздний час. И у мсье Пеллетье, без сомнения, есть свои планы. В конце концов, на дворе теплый июньский вечер.
Роберт понял намек и встал.
— Благодарю вас, мсье Пеллетье.
— Не стоит благодарности.
Они пожали друг другу руки.
Нетвердо шагая, Роберт вышел на проспект Содружества. Машину он поставил наискосок, рядом с отелем «Ритц». Может, выпить для храбрости в баре? Сначала надо позвонить. И притом из такого места, где никто ничего не услышит.
В коридоре стояла тишина. Все разъехались на летние каникулы. Роберт плотно закрыл дверь своего кабинета, сел за стол и набрал номер телефона во Франции.
— Кто это? — прохрипел сонный голос с сильным провансальским акцентом.
— М-м, это Роберт Беквит. Могу я поговорить с мсье Венаргом?
— Роберт — это я, Луи! Наконец-то я тебя нашел. Не так-то было просто…
Даже через столько лет этот голос ни с кем не спутаешь. Хрип, порожденный дымом пятидесяти миллионов сигарет «Галуаз» без фильтра.
— Мэр Луи?
— Бывший мэр. Можешь ты себе представить? Они выгнали меня, теперь пасусь на свободе, как какой-нибудь динозавр. Городской совет…
Но Роберт не был расположен слушать длинные истории.
— Ах, Роберт, ужасная трагедия. Пять дней назад. На шоссе. Лобовое столкновение. Она возвращалась со срочного вызова. Сердечный приступ. Весь город в трауре…
— О… Мне очень жаль.
— Можешь ты себе представить? Она была так молода. Святая, бескорыстная. Весь медицинский факультет университета Монпелье приехал на заупокойную службу. Ты ведь знаешь, Роберт, она не признавала религии, но мы не могли иначе…
Он остановился набрать воздух, и Роберт воспользовался удобным случаем.
— Луи, это ужасно. Но я не понимаю, зачем вы просили меня позвонить. Ведь я уже десять лет ее не видел.
На линии вдруг воцарилось молчание. Потом Луи чуть ли не шепотом проговорил:
— Из-за ребенка.
— Из-за ребенка? Николь была замужем?
— Нет, нет. Конечно, нет. Она была мать одиночка, сама воспитывала мальчика.
— Все равно не понимаю, а я-то тут причем?
— Ах, Роберт, я не знаю, как тебе сказать…
— Да говорите же!
— Это твой сын, — вымолвил Луи Венарг.
Теперь по обе стороны Атлантики воцарилось молчание. У Роберта от изумления язык прилип к небу.
— Роберт, ты меня слышишь? Алло!
— Что?
— Понимаю, ты потрясен этим известием.
— Нет, Луи, я не потрясен. Я просто вам не верю, — ответил Роберт, когда гнев вернул ему дар речи.
— Но это правда. Я был ее поверенным.
— Но какого черта вы вбили себе в голову, что отец этого ребенка я?
— Роберт, — мягко произнес Луи. — Ты был здесь в мае. Помнишь демонстрации? Мальчик появился на свет… так сказать, точно по расписанию. Никого другого у нее тогда не было, иначе она бы мне сказала. Конечно, она никогда не хотела, чтобы ты об этом узнал.
О господи, подумал Роберт, это просто немыслимо.
— Черт побери, Луи. Даже если это правда, я не несу никакой ответственности за…
— Успокойся, Роберт. Никто не говорит, что ты несешь ответственность. Жан-Клод прекрасно обеспечен. Можешь мне поверить, я ведь веду дело о наследстве. — Помолчав, он добавил: — Есть только одна маленькая проблема.
При мысли обо всех возможных вариантах Роберта пробрала дрожь.
— Что за проблема? — спросил он.
— У мальчика абсолютно никого нет. У Николь не было родных. Он совершенно один.
Роберт ничего не ответил. Он все еще пытался понять, к чему весь этот разговор.
— При нормальных обстоятельствах мы с Мари-Терезой были бы только рады взять его к себе, стать опекунами… — Луи на мгновение умолк. — Но она больна. Ей осталось совсем недолго…
— Мне очень жаль, — тихо проговорил Роберт.
— Что я могу сказать? Наш медовый месяц длился сорок дней. Но теперь ты понимаешь, это невозможно. И если мы не найдем ничего другого и притом как можно скорее, мальчика заберут.
Роберту, наконец, стало ясно, к чему он клонит. С каждой минутой гнев его возрастал. И страх.
— Мальчик безутешен, — продолжал Луи. — Горе его так велико, что он даже не плачет. Он просто сидит и…
— Так что же делать? — спросил Роберт.
Луи замялся.
— Я хочу ему сказать…
— Что сказать?
— Что существуешь ты.
— Нет! Вы сошли с ума! Какой от этого толк?
— Я просто хочу, чтобы он знал — где-то на свете у него есть отец. Это будет хотя бы каким-то утешением, Роберт.
— Луи, да поймите же вы наконец, что я женат и у меня две маленькие дочки. Поверьте, мне очень жаль Николь. И мне жалко мальчика. Но я не намерен ввязываться в это дело. Я не хочу разрушать свою семью. Не могу. И не хочу. Вот и все.
На линии снова воцарилось молчание. Или, по крайней мере, десять секунд бессловесной тишины.
— Ну ладно, — произнес, наконец, Луи. — Больше не буду тебя беспокоить. Но должен признаться, я весьма разочарован.
