Виталий Безруков - Есенин
— Он взял тебя за горло?.. А оружие при тебе?
— При мне… вот, — показал наган чекист. Блюмкин улыбнулся ядовито:
— Почему же ты его не застрелил? Он же напал на тебя! По уставу ты должен был применить оружие… застрелить на месте: ты же при исполнении!.. Знаешь, что тебе грозит в этом случае, стоит мне доложить? — Он кивком головы указал наверх.
— Уволят?.. — неуверенно ответил чекист.
— Уволят из жизни, понял?
— Понял, товарищ Блюмкин!
— Исаков, — зло поправил Блюмкин.
— Понял, товарищ Исаков! Я прошу вас, поверьте, больше ошибки не будет! В следующий раз рука не дрогнет! Отца родного не пощажу! Только не докладывайте, — трясся от страха чекист.
— Хватит! Выпей водки, успокойся! Сиди здесь и не попадайся больше Есенину на глаза. Я дам команду, будь начеку!
Глава 16
БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ
В наступившем перерыве работы XIV съезда Сталин пригласил к себе своих сторонников: Кирова и Чагина, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Прохаживаясь по кабинету с трубкой в руке, он неторопливо излагал свои соображения.
— Троцкий своими «Уроками Октября» дискредитирует Ленина как главного руководителя восстания и партию, организовавшую его. Я не прав, Сергей Миронович? — остановился он около Кирова.
— Правы, Иосиф Виссарионович! Всем известно, решающая роль в перевороте принадлежала практическому центру по руководству восстанием: Свердлову, Сталину, Дзержинскому, Бубнову и Урицкому.
Услышав свою фамилию, Сталин довольно улыбнулся в усы и продолжал:
— Особенно мне не понравилось его утверждение о том, что Ленин при каждом подходящем случае вколачивал мысль о неизбежности террора. Троцкий говорит о Ленине как о самом кровожадном из всех кровожадных большевиков. А сам в стороне! Это возмутительно!
— Иосиф Виссарионович, в Тифлисе Чеидзе показывал мне письмо Троцкого к нему. В письме он очень резко отзывался о Ленине, — вставил Чагин, уловив момент, когда Сталин раскуривал трубку.
— Вы не помните, что конкретно? — прищурился на него Сталин.
— Помню дословно: «Здание ленинизма построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения». Кроме того, в письме Троцкий назвал Ленина «профессиональным эксплуататором всякой отсталости в русском рабочем движении».
Сталин, улыбаясь, покачал головой.
— Вах! Какая память у вашего второго секретаря, Сергей Миронович! Я считаю, товарищ Чагин, вы должны выступить двадцать девятого на съезде! Я попрошу председательствующего дать вам слово. Процитируйте товарища Троцкого, пусть порадуется троцкистско-зиновьевская оппозиция и примкнувшая к этим политическим проституткам старая партийная блядь, Крупская! Пусть у нее совсем глаза вылезут из орбит. Ха-ха-ха! — засмеялся он своей остроте.
Киров с Чагиным тоже от души захохотали. Сталин отошел к столу, выбил пепел из погасшей трубки и неожиданно поинтересовался:
— Сергей Миронович, как там Есенин на Кавказе? Вы встречались с ним?
— Да, Иосиф Виссарионович. Мы взяли над ним шефство.
— По части выпивки? — добродушно улыбнулся Сталин.
— И по этой части тоже… Сергей Александрович много и плодотворно работал. «Баллада о двадцати шести» просто на голову выше поэмы Маяковского!.. Много лирических стихов… Да вот Петр Иванович знает больше! Он чаще опекал Есенина…
— Да, Иосиф Виссарионович! — подтвердил Чагин. — Есенин выздоровел! Кавказское гостеприимство пошло ему на пользу… Жаль, он уехал. В Москву вызвали. Готовится к изданию полное собрание его стихов. Ему ведь недавно тридцать исполнилось!
Сталин недовольно поморщился.
— Почему раньше не поставили в известность, товарищ Чагин? Такому поэту надо было… всенародный юбилей устроить! Может, еще не поздно? Вы продумайте этот вопрос. Он где сейчас? В Москве?
— По моим сведениям, спешно уехал в Ленинград…
— В чем причина спешки? Дзержинский напугал?
— Скорее всего, от молодой жены, Иосиф Виссарионович, — засмеялся Чагин. — Он ведь женился на внучке Толстого…
— Льва Толстого?
— Да. Софья Андреевна Толстая…
Сталин тоже улыбнулся.
— Ну, если внучка красотой в деда пошла… я бы тоже сбежал. Согласитесь, друзья, каждый день глядеться в «зеркало русской революции»… Вах!.. Ну что ж, продолжите шефство над Есениным в Ленинграде!
Киров с Чагиным переглянулись.
— Каким образом, Иосиф Виссарионович?
— Сергей Миронович, есть решение ЦК. Мы посылаем вас в Ленинград первым секретарем губкома партии вместо Зиновьева. А вас, товарищ Чагин, — редактором «Ленинградской правды».
Киров от неожиданности встал. Поднялся и Чагин.
— Поздравляю вас, товарищи! — хитро улыбнулся Сталин.
— Иосиф Виссарионович, а как же оппозиция? Съезд? В регламенте заявлен еще отчетный доклад Каменева? — недоумевал Киров, преданно глядя на Сталина.
— А мы просто снимем его доклад… и все! Все! Демократия большинства! Мы не можем позволить, чтобы бой с оппозицией принял неуправляемый характер! Сразу после съезда, на закрытом пленуме ЦК, и Зиновьев… и Каменев… не будут избраны в ЦК нашей партии… Я так думаю…
Но оппозиция тоже не дремала. Собравшись на квартире Каменева, Троцкий с Зиновьевым грызлись, как пауки в банке.
— Я сам, слышите, сам просил освободить меня от обязанностей председателя Реввоенсовета.
— Вы капитулировали, Лев Давидович! — бросил ему в лицо Зиновьев.
— А что, мне надо было дожидаться, когда дадут пинка под жопу? А вы сами! Вы двое! — ткнул он пальцем в Каменева с Зиновьевым. — Требовали на январском пленуме моего исключения из партии… И теперь я никто… Сталин даже лишил меня моего законного места в истории Октябрьского переворота… как будто не я создал и руководил петроградским военно-революционным комитетом! А вы! Вы аплодировали, Григорий Евсеевич! — брызгал слюной Троцкий.
— А как нам было реагировать, — взъярился Зиновьев, — если вы в своих «Уроках Октября» обосрали нас с Каменевым?.. Забыли? Я напомню: «Накануне Октябрьского переворота Зиновьев и Каменев были против восстания и растрепали об этом в эсеровской газете». А? Чьи это слова?
— Григорий Евсеич, успокойтесь! Так мы черт-те до чего договоримся. Все мы хороши! Не об этом сейчас надо думать, — укоризненно сказал Каменев.
Но Троцкий не унимался.
— Григорий Евсеич, ответьте прямо! Моя статья, о которой вы сейчас сказали, — это была моя роковая ошибка? Вы так считаете?
— Боже ж мой, Лев Давидович, это борьба за власть, и в этой борьбе оправданы любые средства. Теперь я вижу, ваш разгром значительно ослабил наши позиции, — с досадой ответил Зиновьев.
