Филиппа Грегори - Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса
— Сколько их? — спросила я. — Сколько у этого претендента людей?
— Около восьми тысяч. — Генрих безрадостно усмехнулся. — Куда больше, чем было у меня когда-то. Этого войска более чем достаточно, чтобы даже трон захватить!
— Ты — законный наследник! — со страстью воскликнула его мать.
— Граф Девон угодил в ловушку, отправившись в Эксетер, — словно не слыша ее, продолжал Генрих. — Этот мальчишка осадил город! — Он повернулся к письменному столу и велел позвать клерков. Мы с леди Маргарет поспешно расступились, поскольку уже через минуту клерки влетели в кабинет, и Генрих начал раздавать распоряжения. Лорд Добни должен был незамедлительно выступить на запад, напасть на лагерь «этого мальчишки» и освободить Уильяма Куртенэ, застрявшего в Эксетере. Второму войску, во главе которого стоял лорд Уиллоуби де Броук, предстояло проследовать на южное побережье и ни в коем случае не позволить «этому мальчишке» сбежать. Собственно, почти каждый английский лорд получил приказ поднять своих людей, собрать кавалерию и, встретившись с Генрихом, совместными силами двигаться в западные графства. Участвовать в походе должны были все, никаких извинений не принималось.
— Так и напишите, — диктовал Генрих писцам. — Король желает, чтобы претендента ему доставили живым. Пусть каждый военачальник хорошенько это осознает: мальчишка должен быть взят живым! И напишите, чтобы вместе с ним непременно прихватили его жену и сына.
— А разве они тоже с ним? — удивилась я. — Он прибыл с женой и маленьким сыном? — Страшно было даже представить себе, что красивая молодая женщина с младенцем на руках, моя предполагаемая невестка, оказалась в гуще войска, осаждающего город.
— Они в Мон-Сен-Мишель, — бросил Генрих.
Миледи что-то коротко и раздраженно воскликнула; видно, ее раздражала даже мысль о том, что «этот мальчишка» и его сын как бы вплетают себя в историю об Артуре, в ту самую историю, которую она изо всех сил старалась «приспособить» к нашему сыну и своему внуку.
Клерки один за другим подавали королю готовые письма, капали расплавленным воском, и Генрих запечатывал послания своим перстнем с печатью, а затем ставил свою колючую подпись — два росчерка пера, вверх и вниз: HR, Henricus Rex, король Генрих. И я тут же вспомнила воззвание, подписанное RR, Ricardus Rex, король Ричард. Значит, снова два соперника претендуют на трон, и ради этого их войска вытаптывают земли Англии; значит, снова в стране яростно соперничают друг с другом две королевских семьи, и на этот раз я попала меж ними, как между жерновами.
Мы остались ждать в замке. Генрих так и не смог заставить себя выехать на соколиную охоту, но меня чуть позже отослал туда, чтобы я пообедала вместе с охотниками в шатрах, поставленных прямо в лесу. Мне предстояло в очередной раз сыграть роль королевы, уверенной в том, что все хорошо и спокойно. Я взяла с собой детей, которые с радостью взгромоздились на своих пони; Артур гордо ехал рядом со мной на своем гунтере. Когда кто-то из лордов во время обеда спросил, приедет ли король, я сказала, что приедет, но немного погодя, ибо его задержали дела, хотя и не такие уж важные.
Очень сомневаюсь, что хоть кто-нибудь мне поверил. Весь двор уже знал о высадке на английский берег войска «этого мальчишки», и почти наверняка кое-кто уже обдумывал, не перейти ли, пока не поздно, на сторону претендента. А кое у кого, возможно, уже лежало в кармане его письмо о готовящемся наступлении на Лондон.
— Я вот ни капли его не боюсь, — сказал вдруг Артур, словно подслушав тайные мысли придворных. — Нет, ни капельки. А ты?
Я сделала честное лицо и постаралась искренне, с улыбкой воскликнуть:
— И я его совсем не боюсь! Чего нам его бояться?
Но когда я вернулась во дворец, то узнала, что от Куртенэ уже получено отчаянное письмо. Мятежники повалили ворота Эксетера и вломились в город. Сам Куртенэ был ранен и, увидев, что в стене пробита огромная брешь, поспешил заключить с мятежниками перемирие. Те, впрочем, вели себя довольно сдержанно; никаких грабежей себе не позволяли и, надо отдать им должное, даже в тюрьму его не заключили, оставив на свободе. В ответ ему пришлось разрешить им двигаться дальше по Большой Западной Дороге к Лондону и пообещать, что преследовать их он не будет.
— Значит, он позволил им пройти? И теперь они идут на Лондон? — не веря собственным ушам, переспросила я. — Куртенэ позволил им идти на Лондон? И обещал их не преследовать?
— Обещал, но ему придется нарушить свое слово, — сказал Генрих. — Я прикажу ему это сделать. Слово, данное мятежникам, держать не обязательно. Я велю ему немедленно начать их преследование и ни в коем случае не позволять им отыскать путь к отступлению. Затем лорд Добни ударит с севера, а лорд Уиллоуби де Броук атакует с запада, и мы сокрушим их!
— Но ведь Куртенэ дал слово, — неуверенно сказала я. — Он им обещал…
Лицо Генриха потемнело от гнева.
— Ни одно обещание, данное этому мальчишке, он выполнять не обязан!
Слуги принесли королю шляпу, перчатки, сапоги для верховой езды и плащ. Затем один из них поспешил на конюшню — сказать, чтоб готовили лошадей. Гвардейцы уже строились во дворе; специального человека отправили собирать все ружья и пушки, имевшиеся в Лондоне.
— Ты едешь в расположение армии? — спросила я.
— Я отправляюсь навстречу армии Добни, — сказал Генрих. — Таким образом, наше численное превосходство будет три к одному. С такой армией я наверняка одержу над ним верх!
У меня перехватило дыхание.
— И ты отправляешься прямо сейчас?
Он кивнул, поцеловал меня холодными губами, словно по обязанности, и я отчетливо почувствовала запах его страха.
— Надеюсь, победа будет за нами, — сказал он, — хотя, разумеется, и не могу быть до конца в этом уверен.
— И как ты поступишь в случае победы? — спросила я. Я не осмелилась выспрашивать, какие планы мой муж вынашивает насчет «этого мальчишки».
— Я казню всех, кто поднял на меня руку, — мрачно заявил он. — И на этот раз не проявлю ни капли милосердия. Я также наложу тяжелейшие штрафы на всех, кто позволил врагу пройти и не предпринял попыток его остановить. Боюсь, правда, что после этого ни в Корнуолле, ни в Девоне не останется никого, кроме мертвецов и должников.
— А что ты сделаешь… с ним? — тихо спросила я.
— Я велю привезти его в Лондон, заковав в цепи, — сказал Генрих. — Все должны увидеть, что он — никто. Я заставлю его валяться в грязи! Пусть все наконец поймут, что он — самый обыкновенный самонадеянный мальчишка! А потом я прикажу его убить.
Он посмотрел в мое побелевшее лицо.
