Максим Кантор - МЕДЛЕННЫЕ ЧЕЛЮСТИ ДЕМОКРАТИИ
9. Договорилизм — стиль нашего времени
В современном искусстве господствует один стиль — зато влиятельный. По аналогии с импрессионизмом его можно назвать «договорилизм». Участники процесса как бы обмениваются векселями — в виде мнений кураторов, рекламы, ценовых котировок. В актуальном искусстве присутствует лишняя фигура — это художник. То есть художник, конечно, нужен, чтобы пройти по подиуму, но в качестве творца и мыслителя (как было во времена натурального обмена) он ни к чему. Самостоятельный художник нарушает картину рынка, как нестандартный огурец на лотках — политику европейского рынка. Овощи должны быть стандартизированы, и художники также. Следует заранее договориться, что в искусстве носят, и соответствовать так называемому мейнстриму. Главный отныне — куратор. С некоторых пор слово «произведение» вытеснили из художественного словаря, заменили словом «проект». Художник самовыражается, куратор объясняет клиентам, в чем самовыражение состоит, галерист обеспечивает резонанс акции — эта социальная функция и называется проектом. Как правило, куратор — это амбициозный человек, необразованный, но с твердыми взглядами. Ему предстоит разговаривать не с Аверинцевым, ему предстоит объяснять капиталистам, почему необходимо шагать в ногу с модой и вкладывать деньги в работа Пупкина. Так выработался якобы заумный, но по сути конспиративный птичий язык кураторов, невнятный для толпы. Впрочем, понимает ли обыватель жестикуляцию брокеров на сырьевой бирже? Огромная армия кураторов кормится от искусства. Посредники аккумулируют денежные потоки, договариваются друг с другом о выставках, рекомендуют работы художника в музей. Едва произведение попадает в музей, появляются основания для повышения его стоимости. Затем приходит время работы с клиентом. Реклама, статьи в газетах, торги и продажи, услуги богачам при составлении коллекций, организация симпозиумов — множество оплаченных рабочих мест. А фундамент благосостояния — две-три плохо покрашенные палочки. В девяностых годах рекламный деятель Чарльз Саатчи создал искусственный продукт — плеяду молодых авторов, которых показали миру, внедрили в музеи (Тейт Модерн прежде всего) и затем выбросили на рынок — кредиты окупились стократно. Ввиду общих интересов произошло показательное сращение так называемого второго авангарда и так называемого официоза: правительственный скульптор, автор монументов вождям, принимает участие в авангардных фестивалях; хапуга-министр открывает музеи радикального современного искусства, приближает к себе прогрессивных кураторов. Раньше такой альянс был бы невозможен, но теперь понятно: и то и другое — актуальное искусство. Нет левого и правого крыла, никто ни с кем не борется (кто и кому в оппозиции — помилуйте, нет таких!), но есть взаимное расшаркивание. Принцип мафии, господствующей в обществе, властен и здесь.
10. Продавцы вакуума
Ежегодно по миру проходят десятки ярмарок, актуальное искусство устраивает смотры достижений. Галереи, подобно домам моды, выставляют осенние и зимние коллекции — предлагается соответствовать лучшим образцам.
Парадокс состоит в том, что лучшее — не значит великое. Великие произведения больше никому не нужны: великое ставит под сомнение продукцию соседа, быть великим невежливо и недемократично. Комиссар биеннале авторитетно утверждает: великих художников больше нет. И не нужны они свободному обществу — но сколь же возросла роль куратора! Вот куратор стоит под лучами юпитеров, суровый человек, проницательный и адекватный. Почему-то кураторы внешним видом своим копируют киногероев (тяга казаться героическим сохранилась, хотя героизм и отменили): они одеваются в темное, сжимают губы в ниточку и буравят пространство взглядом. Можно подумать, они сделали в жизни нечто бескомпромиссное и героическое — но нет, не сделали, и никогда не сделают. Их общественная роль — уберечь рынок от героического и великого. Сообразно убеждениям и сущности — кураторам надо бы носить байковые пижамы в горошек, но нет, рядятся в черные бушлаты десантников.
Так теперь носят, так принято одеваться кураторам сегодня — раньше чиновники министерства носили пиджаки с орденскими колодками, теперь кураторы носят черное и стригутся под ноль. Едва бывшая структура (Министерство культуры, Союз художников и т. п.) рухнула, как место ее заняли молодые люди, олицетворявшие прогресс и рынок В сжатые сроки они стали столь же важными персонами, как некогда служащие советского министерства. Так создали так называемый институт кураторов — союз посредников в распределении финансовых потоков, направленных в искусство. Для функционирования рынка фундаментальных знаний не требуется, важно владеть информацией о состоянии дел в выставочной политике. Отношение к искусству как к непрерывной традиции невозможно — надо начать с чистого листа, иначе бизнес сорвется. Схожие проекты появлялись и в перестроечной экономике (проект «Как переделать Россию в пятьсот дней»). Чтобы войти в западный рынок, нужно было создать стандартизированный продукт искусства, а былое искусство объявить яко небывшим. Старые художники-соцреалисты были нисколько не хуже новых рекрутов мейнстрима, но такие платья на подиуме уже не носили. Стараниями кураторов были выпестованы удобные к употреблению дарования — такие, чтобы могли быть опознаны на интернациональной сцене. Необходимый компонент успешной рыночной политики — трусость. Директор музея боится оказаться немодным. Через музейные выставки отмывают современное искусство так же точно, как легкие деньги отмывают через рестораны и казино. Директор музея, он, как директор ресторана, лишнего у тех, кто его крышует, не спрашивает. И те, кто смотрит на это безобразие со стороны — искусствоведы, критики, академические ученые, — боятся открыть рот. Рынком правит трусость — остаться вне прогрессивной толпы, выпасть из компании, которая утверждает, что квадратики — это актуально, а фигуративное рисование — неактуально. Так появились бесконечные «рейтинги» художников, составленные по корпоративному принципу «наш не наш». Казалось бы — ну и что из того? Разве мы обращали внимание двадцать лет назад на то, что именно считает секретарь Союза художников? Но тут дело серьезное! Сам французик из Бордо, сам куратор из Оклахомы, сам корреспондент «Франкфуртер альгемайне цайтунг»! А за ними — ого-го! Цивилизация! Никто не усомнился в компетентности суждения этих, в сущности, ничем не примечательных людей. Позвольте, а вдруг этот персонаж — страшно вымолвить — болван? Э нет, как можно, его знаете где принимают! Словно советского чиновника принимали в худших местах.
Настало время кураторов — теперь не творцы, не партийные секретари, не тираны, а они, некогда маленькие незаметные служащие, — теперь они правят бал. Теперь менеджер среднего звена навязывает свои вкусы среднего звена — воротилам. Он рулит историей искусств как его коллеги рулят политической историей. Уж они искусству попомнят! Уж они поставят на место этих выскочек.
С искусством случилась неприятность. Вообразите такую страшную сказку: ожившую Галатею заставляют окаменеть заново, из произведений искусства — картин, статуй, рисунков — специальным прибором изымают душу, то самое «маленькое ощущение», которое искал Сезанн. Отныне душой искусства (смыслом, содержанием, гордостью, страстью) распоряжается ведомство «кураторов». Отныне искусство будет дополнением к концепциям кураторов — правда, у кураторов нет оригинальных концепций, кураторы хороши тем, что они стандартные люди — такая вот у нас сложилась ситуация. Так однажды уже старались сделать комиссары при советской власти — внедряли цензуру; у них, правда, не получилось. Теперь получается лучше, потому что у рыночного демократического общества задачи обширнее — изымается величие отовсюду: из политики, из творчества, из жизни вообще. Рынку нужны адекватные функционеры.
Распространено мнение, будто рынок двигает искусство, помогает выявить лучшее произведение. На деле все обстоит прямо наоборот — рынок всегда способствовал забвению крупных художников, концентрируя внимание на салоне.
11. Гуманист на рынке
Когда, обуянный мечтой о признании, гуманист стремился прочь от планового хозяйства к рынку, ему никто не сказал, что рынок и искусство — вещи антагонистические. Торговать чувствами и убеждениями — зазорно, а чаще всего требуется именно это.
Вначале торговали Родиной, рассказывали буржуям, как плохо жить в СССР, потом торговали здравым смыслом, соглашаясь с тем, что надо соответствовать нелепым стандартам, потом торговали историей, соглашаясь с тем, что правота сильного сегодня — это правота навсегда. И все это вместе — некрасиво.
