Джон О'Хара - Жажда жить
— Ну а ты? Ты что на это сказал?
— Что он дешевка с раздутым самомнением, а если ему что-то надо от Грейс, пусть действует сам или через Брока. А я ни о чем с Грейс разговаривать не стану, даже намекать не стану. Тут он снова надулся как индюк. «Эдгар, — говорит, — вижу, ты сейчас, вот в эту самую минуту, прикидываешь, что надо бы на следующих выборах выступить против меня, так вот знай, что если дело дойдет до открытого столкновения, Грейс — на одной стороне, а Эмми и простые люди — на другой, я выиграю, не потратив и никеля на кампанию, и твои голоса мне без надобности». И знаешь что, боюсь, он прав. Вообще мне показалось, что он намекает, будто ни перед чем не остановится, грязное белье и на людях стирать будет.
— Да, этот может, он не на такое способен.
— Тогда я сказал: если уж ты так уверен, что это правда, отчего бы тебе не поговорить с Холлистером? И еще: потому что если я заговорю об этом с Броком или Грейс, они просто уволят Холлистера и…
— Спокойно, спокойно, — остановила его Бетти. — Не забывай, что кое-что между ними все же было.
— Ну да, конечно. Короче, я сказал, что в мгновение ока вышвырнут Холлистера, а Чарли ответил: может быть, но переизбраться ему это никак не помешает. А также будет лишним доказательством, что Грейс действительно любовница Холлистера.
— Вот как у нас, стало быть, становятся мэрами.
— И так тоже.
Оба на минуту задумались.
— Вот интересно, — первым заговорил Эдгар. — Женщине всегда покойнее, если у нее есть защитник-мужчина. Она может быть чьей-нибудь любовницей, но если у нее есть муж, это — защита. А стоит мужа потерять, как в глазах общества она превращается в шлюху. Такова мораль массы, и, при всей своей ханжеской сути, при всех двойных стандартах, это факт. Видит Бог, Брок — не защита. Никто его не воспринимает всерьез, особенно после смерти отца. Ему самому нужна защита какого-нибудь настоящего мужчины.
— И поэтому мы должны выдать Грейс замуж.
— Есть и еще одна причина, Бетти.
— Что за причина?
— Эгоистическая. Если Чарли Джею суждено выиграть выборы за счет голосов, как он говорит, простых людей, бросивших вызов аристократии, этот город рухнет так быстро, что мы даже не успеем сообразить, что же с нами случилось. Люди-то ничего не выиграют. Они проиграют. Только такие, как Брок и мистер Партридж, в какой-то степени я, — только мы держим в страхе Божьем этих воришек, всю эту банду. Я не утверждаю, что уважаемые люди заслужили уважение только благодаря высоким принципам, но по крайней мере мы не оказываем моральной поддержки тому разбою, который расцветет махровым цветом, если Чарли победит вопреки нашему противодействию. Чарли — дешевка и мелкий жулик. Большие дела ему не по плечу. Но если эти парни, что болтаются в «Погребке», решат, что могут победить нас, не пройдет и двух лет, как город обанкротится. Наши акции превратятся в ничто, рухнет недвижимость, а следом за ней школы, система водоснабжения, здравоохранение. Иногда даже не верится, что мы живем в двадцатом веке.
— Слушай, мы что-то заговорились, как бы к ужину не опоздать.
— Надеюсь, Грейс ждет кого-нибудь еще.
— Брока и его французскую пышечку.
— Лично я намерен выпить три мартини подряд.
— Ну, сразу и вырубишься.
— И что же, честной компании будет меня не хватать?
— Только в первый момент.
Однажды вечером Холлистер вернулся домой и, даже еще не выйдя из машины, почувствовал что-то необычное. Как-то не так со светом. Был август, семь с минутами, и свет на кухне должен быть включен. Но не был. И наверху лампы должны гореть, но не горят. Освещена была только гостиная, в которой сидел некий господин — на стуле хозяина. «Кто-то сидит на моем стуле», — вслух проговорил Холлистер, тоном, каким нередко читал сказку про медведей и Златовласку.
Этим кем-то был отец Эмми. При появлении Холлистера он остался сидеть.
— Добрый вечер, мистер Кларк. Поужинать зашли?
— Нет. Полагаю, сегодня вообще не будет никакого ужина, разве что сам приготовишь.
— Как это? А где Эмми?
— Домой ушла. — Гость выбил трубку о пепельницу.
— То есть к вам домой. Потому что ее дом здесь.
— Присядь, Джон. — Заметно было, как он запнулся, перед тем как назвать имя Холлистера. Мистер Кларк сунул трубку в карман темно-серого пиджака, скрестил ноги и засунул большой палец между белым шерстяным носком и краем черного лакового башмака. — Нам надо поговорить, молодой человек. Вообще-то давно пора, но я против того, чтобы вмешиваться в жизнь взрослых людей. Что ты делаешь с Эмми?
— Что я делаю с Эмми? Да ничего. Однако же, предваряя дальнейшее, должен заметить, что вы, кажется, все-таки вмешиваетесь в жизнь взрослых людей.
— Верно. Вмешиваюсь. И делаю это совершенно сознательно. Эмми пришла сегодня домой, и я должен был вспомнить, что это моя дочь. Так что — да, вмешиваюсь. И хотел бы посмотреть на того, кто может остановить меня.
— Хорошо, что вам от меня надо, мистер Кларк?
— Чтобы ты объяснил мне, отчего моя дочь так несчастна и отчего она приходит ко мне домой с двумя детьми. Каким образом это помещение перестало быть для нее домом?
— Слушайте, вы только что сказали, что разговор назрел давно, так что, видно, что-то знали. И появление Эмми вас не удивило.
— Я знал, что у вас какие-то нелады, но ведь такое бывает в любой семье. Вот и я не вмешивался. Но когда моя дочь уходит из своего дома и приходит в мой, я уже не могу оставаться в стороне.
— Честно говоря, не знаю, что и сказать.
— Будь мужчиной. Что это за мужчина, что это за муж, от которого уходит жена? Вот, стало быть, как ты обращаешься с Эмми и маленькими? Да что с тобой такое происходит? Совсем совесть потерял?
— Я не знаю, что там Эмми наговорила вам…
— Ну, это легко узнать у меня дома. Только мне надо еще решить, захочу ли я впустить тебя к себе в дом. Эмми, наверное, впустила бы, а вот я, судя по таким делам, может, и дверь перед носом захлопну. Эмми женщина, она твоя жена, она любит тебя, а вот я, видит Бог, нет. Коли ты так с ней обращаешься, лучше бы пристрелить тебя, юбочник, павлин ты этакий, чем сидеть у тебя дома и в лицо смотреть.
— И что, пистолет с собой? — осведомился Холлистер.
Кларк застыл и несколько секунд не произносил ни слова.
— Стыдно признаться, да. И не просто так — собирался пустить в ход. Но пока ехал на трамвае, передумал. Ты труп, я на электрическом стуле, только Эмми от этого легче не станет. Если ты желаешь вести себя как животное, из этого еще не следует, что и остальные должны следовать твоему примеру… Ладно, я пошел.
— Минуту, — остановил его Холлистер. — Вы зачем пришли сюда?
Кларк уже встал и нагнулся за шляпой.
— Из дома я уходил с намерением укокошить тебя, потом передумал, решил, не стоит, но чем дольше я остаюсь здесь с пистолетом в кармане, тем сильнее меня тянет к первоначальному намерению.
— В таком случае отдайте-ка мне лучше эту штуковину.
— Да, так будет лучше, — кивнул Кларк. — В конце концов, всегда можно вернуться. — Он вынул из брючного кармана «смит-и-вессон» тридцать второго калибра и швырнул на стул, с которого только что поднялся.
Холлистер взял его, разрядил и подбросил на ладони ленту с пятью патронами.
— Присядьте ненадолго, мистер Кларк.
— Зачем?
— Ну, это по крайней мере лучше, чем палить в меня из пистолета.
— Как сказать, — проворчал Кларк.
— Вы человек религиозный, — продолжал Холлистер, — я — нет.
— Был религиозным до сегодняшнего вечера. А сейчас словно впервые услышал о существовании Бога.
— Тем проще будет нам говорить.
— Ладно, — проворчал мистер Кларк.
— Вот вам ваш револьвер, а заряды я, пожалуй, подержу пока у себя, — сказал Холлистер. Кларк сел на стул, хозяин последовал его примеру. — Мистер Кларк, давайте как мужчина с мужчиной. Я не говорю сейчас о том, имела ли Эмми право уходить таким образом из дома. Из этого не следует, что я подтверждаю или отрицаю тот факт, что именно мое поведение могло послужить тому причиной. Это наше с Эмми дело и навсегда останется только нашим. Но, оставляя в стороне вопрос о моей вине или невиновности, скажите, неужели вы, религиозный человек, и вправду считаете, что женщина имеет право уйти от мужа независимо от того, хорош он или плох. Неужели, по-вашему, такое вообще возможно? Разве вы не согласны с тем, что, выходя замуж, женщина принимает на себя обязательство оставаться рядом с мужем, что бы ни случилось? В достатке и бедности. В болезни и здравии. Неужели это лишь вопрос денег, нечто вроде заболевания, от которого лечит врач? Я, повторяю, человек не религиозный, но от людей верующих не раз слышал, что нет, это не просто нечто вроде болезни. Что при любых условиях — это значит при любых условиях, что бы ни случилось. Даже если у мужа и жены семейная жизнь не складывается, все равно они должны оставаться в браке. Этому учили всех нас, и этому вы учили Эмми и Луизу. Разве не так?
